Там должен быть фрагмент труб Страшного суда!
Я Вас не тороплю, но, честно говоря,
Я жду от Вас заказ к началу декабря.
Он тростью постучал по мостовой из плит:
«Вам цифра тридцать шесть о чем-то говорит?»
– семнадцать месс… не то… не десять серенад,
Дивертисментов семь, а сколько же сонат?
Постойте-ка, ну да, конечно, что-то есть…
Соната «Хаффнер», вот, под цифрой тридцать шесть…
Гость улыбнулся мне: «Я просто так спросил,
Я, кстати, восхищен, откуда столько сил?
Фантазии и рондо, мой сударь, извините,
Вы музыкой живете. Когда ж Вы, право, спите?
А, впрочем, ерунда. И вновь я повторю,
Исполните заказ, и точно к декабрю.
Да, сударь, к декабрю. И это тоже факт.
А как бы зазвучал у Вас девятый такт?
Там есть такой момент, он нежен как мимоза,
Там легкая печаль, с названьем «Lacrimosae»
Ну, сударь, мне пора. Я заболтался с Вами,
Вы пишете душой, а я плачу деньгами…»
Так, где мое перо? Здесь будет «фа-диез»,
А может «си-бемоль», иль лучше, все же, без…
Смыкаются глаза, перо мне руку жжет.
Мне надо все успеть, меня заказчик ждет!
Констанция, поверь! Вернется счастье в дом!
Декабрь. Рождество… А после – отдохнем…
Поручик из Харбина
Я вчера и всегда непременно один,
И до боли гляжу в небеса голубые,
Как открою глаза, вижу шумный Харбин,
А закрою и вновь, вижу сны о России…
Что оставил я там, купола, да кресты,
Тишь лесов, гладь озер и цветы полевые,
Лишь руины надежд в черноте пустоты,
Средь которых в бреду бродит красный Мессия…
И от золота пагод, тускнеет погон,
И мелькают то рикши, то кули смешные,
Даже русская речь, здесь похожа на стон,
А величье и честь только в снах о России…
В барабане патрон, лишь щелчок и в Раю,
О тоске вам расскажут глазницы пустые,
Но тревожит одно, у судьбы на краю,
Что уже не увижу я сны о России…
А в России зима, кроет белым дома,
Но снежинки не скроют следы пулевые,
И Россия-тюрьма, и чужбина —тюрьма,
А свобода лишь есть только в снах о России…
Кресты и звёзды
(Прогулки по кладбищу Александро-Невской Лавры в бывшем Ленинграде)