Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций

– Поверьте, что наши работники обычно играли большую цементирующую роль – например, по предотвращению паники, когда попадало подразделение в окружение. Ведь паника – самое опасное, самое неуправляемое поведение, которое может привести к тяжелым последствиям. Оперативные работники – это бойцы.

– Это когда они в боевых порядках. А так, думаю, вам все же следовало переигрывать противника интеллектуально.

– Всякое бывало. В ноябре 41-го, когда готовились к наступлению на Ростов-на-Дону, нам для усиления артиллерийского и пулеметного огня придали бронепоезд. Через свои оперативные связи мы узнали, что туда проник немецкий агент, который склоняет личный состав к измене, чтобы вывести бронепоезд и сдаться немцам. Ну, задержали мы его. В комендантском взводе был домик, туда его ко мне и привели. Дело было вечером, темно уже. Солдат-автоматчик за дверью дежурил, а я за столом сидел, допрашивал. Во всем признавшись, он неожиданно бросился в соседнюю комнату, где спали бойцы комендантского взвода. Во мне вдруг пробудилась какая-то необыкновенная сила. Я тоже сорвался с места, выхватил маузер и так с ходу в живот пистолетом ему ударил, что он тут же выронил автомат, которым уже успел завладеть. Это мне на всю последующую войну, на всю жизнь запомнилось: с врагом надо быть бдительным.

– Агентуры немецкой тогда много было?

– Много. Но только качество подготовки агентов разнилось. Хотя вообще у них подготовка не очень хорошая была. Немцы на скорую руку создали целую сеть школ, формировали свою агентуру из числа изменников, предателей, пленных. Готовили их месяц-полтора, а потом забрасывали с ограниченными задачами: для разложения Красной армии, внедрения в боевые части, получения информации и, конечно, для совершения диверсий. Это было особенно опасно. Но началось это не в 41-м, а значительно позже – ими уже «Смерш» занимался…

– Кстати, чем была вызвана реорганизация органов военной контрразведки, переподчинение их Наркомату обороны?

– Переподчинение в первую очередь подняло ответственность командиров всех степеней за борьбу со шпионажем. Они приняли меры для усиления режима секретности и стали более активно оказывать помощь оперативным работникам – в частности, с привлечением войск для проведения оперативных мероприятий. Образовалось более конкретное сотрудничество с оперативными работниками. Так что это было полезное дело.

– Александр Иванович, вы тогда в какой должности были?

– С начала и до конца действия «Смерша» я был начальником особого отдела 47-й гвардейской стрелковой дивизии.

– А командиры армейские после переподчинения на вас не пытались влиять, давить?

– Нет, это сложно было бы. Хотя был у меня один такой случай, когда командир дивизии Рахимов, человек недалекий, попытался освободить арестованных. Хотел лично, от своего имени доставить их в штаб армии – мол, задержал шпионов своими силами. В общем, выслужиться хотел!

– Не получилось?

– Я пошел к нему и потребовал, чтобы он немедленно отменил свой приказ. А то он уже и автоматчиков прислал, чтобы забрать арестованных. Я сказал, что выставлю своих автоматчиков и доложу Чуйкову о его неправомерных действиях. Так что крупный был тогда разговор, и он отменил-таки свое решение.

– «Смерш» выполнял те же самые задачи, что и особые отделы раньше?

– Особое внимание теперь было сосредоточено на оперативном контрразведывательном обеспечении наступательных действий войск. В первую очередь – на обеспечении ликвидации диверсионно-разведывательных групп.

– А как, кстати, отразилось создание «Смерша» на противнике? И отразилось ли вообще?

– Еще как отразилось! Создание «Смерша» значительно сузило вербовочную базу противника. Изменники Родины и дезертиры на вербовку стали идти с еще большей неохотой…

– Почему?

– Что такое «Смерш»? «Смерть шпионам!», и этот лозунг претворялся в жизнь. Раньше такого открытого призыва не было, а теперь попасть в руки «Смерша» для гитлеровских агентов значило идти на верную смерть.

– Расстрел на месте – без суда и следствия?

– Нет, их уничтожали исключительно в законном порядке. Так что теперь немцам пришлось подбирать агентуру только из числа скомпрометированных, тех, которые принимали участие в карательных операциях, у кого руки в крови были. Таким образом был нанесен серьезный удар по абверу. Не только сузилась вербовочная база, но и началось разложение в разведшколах, из агентуры, которая была заброшена, многие пришли с повинной, а часть просто перестала действовать – сами себя законсервировали, чтобы мы их не уничтожили как шпионов и чтобы немцы их не наказали.

– И кто же в результате у них остался?

– Как я сказал – те отъявленные, которым терять было уже нечего. Предатели, которые пощады не ждали.

– С немцами – агентурой, разведчиками – вам приходилось встречаться?

– Только с фольксдойч – поволжскими немцами, они в совершенстве говорили по-русски, поэтому работали под русских, как правило, возглавляли диверсионно-разведывательные группы. Когда же началось наше наступление, была директива по абверу и другим органам о создании нелегальной сети для проведения диверсионно-разведывательной работы и террора в тылу Советской армии. Такие группы, состоявшие из немцев, были потом обнаружены и разоблачены. Но это было в тылу, а я был с передовыми частями…

– Знаю, многих интересует такой вопрос: принимал ли «Смерш» участие в разного рода карательных мероприятиях? Не приходилось ли вам выступать в роли заградотряда?

– Нет, абсолютно нет! Никаких заградительных мероприятий мы ни разу не проводили. А то, что связано с ведением боя, – и отступление было, и паника была, – и тут мы действовали вместе с командирами. Но это были не карательные мероприятия, а чисто оперативные. Я знаю, об оперативных работниках, особенно в нынешнее время, придумано много всякой клеветы, дезинформации. Все это совершенно не соответствует действительности. Повторю еще раз: оперативные работники в полку были самыми передовыми бойцами, которые сражались в любой ситуации и не отступали. Недаром многие наши сотрудники были удостоены высоких государственных наград.

– Вы дошли до Берлина. Что вам больше всего запомнилось на завершающем этапе войны?

– Прежде всего, конечно, то, что я допрашивал командующего обороной Берлина генерала артиллерии Вейдлинга. Ну а потом, в Берлине, мне пришлось заниматься даже дипломатическими делами – было поручено интернировать японское посольство. Мы задержали японских дипломатов, вывезли их из посольства. Потом на меня же их и «повесили». Пришлось договариваться с командиром дивизии, ставить их на довольствие, пока не приехал официальный представитель МИД, чтобы их куда-то определить. Японцы говорили: зря вы нас забрали из посольства, там у нас бункер хороший. Но я отвечал, что они находятся в состоянии войны с англичанами и американцами, которые могли их не только интернировать, но и перестрелять. Так что, как видите, обязанности у меня были очень разносторонние.

– Александр Иванович, а почему после войны вы решили продолжать службу в органах военной контрразведки?

– Эта работа увлекла меня прежде всего тем, что военная контрразведка внесла очень большой вклад в победу. Известно было и то, что германские разведывательные органы оставили большое «наследство» – массу агентуры, заброшенной в наш тыл. При этом они, в частности абвер, установили связь с новыми хозяевами, американской и английской разведками, которым передавали свою наиболее ценную агентуру. Было ясно, что война разведок не закончится и после победы… Вот потому я и решил остаться в строю.

Маршал военной разведки

18 сентября 2009 года исполнилось 100 лет со дня рождения Героя Советского Союза генерала армии Петра Ивановича Ивашутина (1909–2002). Широкому кругу читателей об этом человеке известно немного: его напряженную жизнь, продолжавшуюся почти 93 года, можно сравнить с горой, чья вершина скрыта густыми облаками. Чем выше он поднимался по ступеням своей служебной карьеры, тем меньше было известно о нем и о его деятельности.

Около 2 5 лет он проработал в контрразведке. В Великую Отечественную войну служил в «Смерше», затем организовывал борьбу против националистического подполья, работал в центральном аппарате Комитета госбезопасности СССР, был первым заместителем председателя КГБ. В годы холодной войны генерал Ивашутин руководил деятельностью советской военной разведки – Главного разведуправления Генерального штаба Вооруженных сил СССР Под его руководством офицеры ГРУ добивались уникальных результатов в своей деятельности.

Автору этих строк довелось встречаться и беседовать с Петром Ивановичем Ивашутиным и некоторыми из его соратников. Их рассказы легли в основу данного очерка.

Жизнь прожить – не поле перейти. За свою долгую жизнь Петр Ивашутин был рабочим и военным летчиком, контрразведчиком и руководителем ГРУ, принимал активное участие в общественной жизни страны, неоднократно избирался депутатом Верховного Совета СССР

В июне 1931 года, по партийной мобилизации, его призвали в ряды Красной армии и направили на учебу в Сталинградскую школу военных летчиков № 7. Хотя школа эта готовила советских военных пилотов, однако двое из них через некоторое время стали начальниками советской военной разведки. В 1939 году – Герой Советского Союза Иван Иосифович Проскуров, в 1963-м – Петр Иванович Ивашутин…

А пока что, после окончания школы в 1933 году, военный летчик Ивашутин был направлен в 455-ю авиационную бригаду Московского военного округа. Службу проходил в 23-й эскадрилье тяжелых бомбардировщиков в качестве летчика-инструктора. Осваивал новую авиационную технику, летал на тяжелых бомбардировщиках ТБ-1, ТБ-2, ТБ-3. В 1936-м, во время полета по маршруту Москва – Серпухов, на бомбардировщике ТБ-3 отказал один двигатель. Жизнь всех членов экипажа, а их было семеро, зависела от мастерства и хладнокровия пилота, и капитан Петр Ивашутин смог посадить самолет на полевой аэродром.

Служба в военной авиации могла стать главным делом жизни Ивашутина – он даже поступил на командный факультет Военно-воздушной академии им. профессора Н. Е. Жуковского, успешно окончил первый курс, но далее продолжить учебу в этом учебном заведении ему не удалось. В январе 1939 года Петр Ивашутин был отобран для прохождения службы в Наркомате внутренних дел.

Вскоре он стал военным контрразведчиком, и в 19391940 годах принимал участие в советско-финляндской войне – начальником особого отдела 23-го стрелкового корпуса. Кстати, тогда Ивашутин лично обратился к секретарю ЦК ВКП(б) А А. Жданову, возглавлявшему Ленинградский обком партии, с просьбой оперативно принять меры по обеспечению разведчиков штаба корпуса всем необходимым для выполнения боевых заданий в тылу противника. Просьба была выполнена.

В мае 1941 года Ивашутин был назначен заместителем начальника 3-го отдела Закавказского военного округа. В Тбилиси он и узнал о начале Великой Отечественной войны. Как контрразведчику, ему пришлось воевать против германских разведчиков и агентов на Крымском и Северо-Кавказском фронтах.

Однажды – это было в 1942-м – Ивашутина с Северного Кавказа вызвали в Москву, к генерал-полковнику Виктору Семеновичу Абакумову, начальнику Управления особых отделов НКВД СССР. Расспрашивая его о положении на фронте, о работе особого отдела 47-й армии, которым тогда руководил Ивашутин, Абакумов мельком поинтересовался, большая ли у него семья. Петр Иванович с горечью ответил, что не знает, так как связь с семьей оборвалась во время эвакуации. Абакумов обещал навести справки, а через сутки вызвал его в свой кабинет и сообщил, что его родственники находятся в Ташкенте и он может туда вылететь.

В столице Узбекистана Ивашутин разыскал своих жену, детей и родителей, которые проживали в глинобитной халупе без окон и отопления. Товарищи из особого отдела Среднеазиатского военного округа помогли: выделили Ивашутиным небольшую комнату.

Когда же он счастливым человеком возвратился в Москву, Абакумов сообщил, что Ивашутин назначен начальником особого отдела Юго-Западного фронта… Затем Петр Иванович руководил Управлением контрразведки «Смерш» 3-го Украинского фронта. Действовал он всегда смело, умело и расчетливо, лично руководил боевыми операциями, проводимыми военными контрразведчиками.

Одна из таких специальных операций проводилась в апреле 1944 года, когда войска 3-го Украинского фронта вели бои за освобождение Одессы. В оккупированном гитлеровцами городе действовали наши разведчики-нелегалы, которым удалось внедриться в структуры немецкой военной разведки, однако в период боев за Одессу с ними была потеряна связь.

По замыслу руководства разведки эти нелегалы должны были отступать вместе с немцами и продолжать свою деятельность на территории Румынии и Германии. Но для того они нуждались в новых условиях связи с Центром и в новых шифрах. Для установления связи с ними в Одессу необходимо было направить связника… По указанию Ивашутина для выполнения этой задачи была направлена группа из четырех разведчиков, которую возглавил старший лейтенант И. Трегубенко.

Ивашутин сам разработал «легенду» – дерзкую и оригинальную. Трегубенко должен был изображать пленного советского офицера, двое других разведчиков – эсэсовцев, а четвертый – румынского жандарма.

В ночь с 8 на 9 апреля группа перешла линию фронта и прошла в город. В условиях спешной эвакуации, к которой уже готовился гарнизон, на эту группу никто не обращал внимания, а потому разведчики спокойно добрались до явочной квартиры, где Трегубенко передал руководителю нелегалов условия связи и шифр, и возвратились обратно.

Генерал Ивашутин рассказывал, что в годы Великой Отечественной войны органы «Смерша», в которых он вырос от капитана до генерал-майора, занимались не только выявлением немецких разведчиков и агентов, но и «зафронтовой», как это официально называлось, разведкой.

– Я мог, если была необходимость, – говорил генерал, – послать своего разведчика для выполнения специального задания в Берлин, в Париж, в любое место за линией фронта. Фронтовая же разведка должна была действовать только за линией фронта, в расположении противника.