Астральный медальон. Хроники затомиса

Тут только он заметил, что в восприятии собственного тела что-то изменилось. Он словно бы видел внутренним взором свои руки, ноги, позвоночник. Нет, это не были отчетливые картинки, его тело словно светилось изнутри, и этот свет он улавливал в виде мутных полос. Вот он поменял положение ног – и полосы тоже поменяли положение, выгнул позвоночник – и соответствующая ему полоса также выгнулась. От них ощущалось что-то вроде тепла, а вдоль полосы позвоночника были видны несколько утолщений, и от этих утолщений отходили поперечные полосы, наподобие спиц зонтика.

Эти видения-ощущения нисколько не пугали, поскольку были неясными и приятными, и продолжались все время, пока Андрей выполнял асаны.

Затем, когда он лег в позу трупа, которой обычно заканчивал свою гимнастику, к уже описанному ощущению прибавилось новое. Его достаточно сложно было описать адекватными понятиями, оно не включало зрительных образов и представляло собой приблизительно следующее.

Словно бы все события, с ним происходящие и происходящие с людьми, хоть как-то с ним связанными, а также с теми, кто напрямую с ним не связан, но имеет косвенное отношение (по сути дела, эти причинно-следственные цепочки распространялись на все человечество), а также все явления, его окружающие – все это невообразимым образом переплелось и составило немыслимую подвижную глыбу, состоящую из нитей причинно-следственных связей. Нити эти находились в непрестанном движении – и если двигалась одна, то, задевая другие, она тут же вызывала целый каскад движений в ближайших звеньях, что, как волны от брошенного камня, распространялось на все более отдаленные, приводя тем самым всю глыбу в неописуемый, но вполне обусловленный и упорядоченный внутренний танец. Андрей словно бы ощутил всеобщую взаимозависимость, и что невозможно даже шагу ступить, чтобы это как-то не отразилось на бесконечной цепи причинно-следственных соответствий на событиях в других местах Земного шара.

Затем он ощутил, что этот гигантский клубок переплетений очерчен снаружи двумя полусферами – темной снизу и светлой – сверху. Темная, сама находясь в непрестанной внутренней борьбе, излучая непрерывное желание все дальше расширять область своих влияний, постоянно внедряет свои черные нити в центральную сферу и искажает ход ее внутренних взаимодействий, все более затемняя эту область. Верхняя же, золотистая полусфера словно благодатным дождем пронизывает центральную ясными радостными вибрациями-лучами, и, не влияя напрямую на взаимодействия серых и белых нитей, как бы высветляет их, создает условия для подъема вверх, рассеивает мрак, принесенный черными щупальцами, и те начинают корчиться, отцепляясь от серых и белых, и, в конце концов, сползают вниз в свою полусферу. Затем – новый всплеск темной энергии, новый выброс черных щупалец внутрь центральной сферы, и вновь отвоевываются утраченные позиции. Процессу этому нет ни начала, ни конца, а передышки – лишь временные и местные.

Затем картинка начала размываться, и на ее месте возник видимый где-то в области затылка образ человеческой фигуры, в которой Андрей почему-то узнал себя. Ноги этой фигуры опутывали черные щупальца и тянули вниз, верхнюю же часть тела окружал ореол, высветляющий голову и мягко нейтрализующий тягу черных щупалец.

Чем закончилась эта борьба, Андрей так и не увидел, картинка угасла и к нему вернулось обычное мировосприятие… хотя не совсем, и пока мальчик завтракал и одевался, он все время ощущал, что границы между внешним знакомым миром и неведомым иным истончились, и он находится в двух параллельных потоках восприятия, что крайне затрудняло его привычные действия. Требовались, например, усилия, чтобы вспомнить, как застегиваются брюки и надеваются ботинки, он словно бы забыл до боли захоженную дорогу в школу, и только какая-то часть его существа, преодолевая большие усилия, все же смогла привести его к знакомой двери. Тут только страх, что в таком состоянии он не только не сможет сдать экзамен, но и вообще будет выглядеть сумасшедшим, помог Андрею скинуть наваждение.

Экзамен он сдал, хоть и не блистал знаниями, но по дороге домой прежнее состояние вновь вернулось и начало разворачиваться дальше. Андрей ощутил, что в его памяти стали всплывать, и тут же гаснуть странные фантасмагории причудливых снов, которые он обычно забывал при пробуждении. Только сейчас он понял, насколько они отличаются от привычных образов и ощущений, и если бы не забвение, то выдержать в реальном дневном сознании память об этих снах было бы совершенно невозможно – просто бы нарушилась связь сознания с внешним миром, и произошла бы полная дезориентация.

Ему словно демонстрировали невообразимый букварь сновидческих ощущений или кодов чувств, каждому из которых соответствовал какой-то внешний предмет или явление.

Он, например, видел знакомый дом, и тут же в его душе возникал отрывок причудливого сна, который каким-то образом трансформировал образ дома в целую гамму непереводимых на человеческий язык ощущений, словно демонстрируя скрытую суть этого дома, которая к его внешней форме не имеет никакого отношения. И так – любой предмет, любое явление. Самое неприятное, что, на мгновение появившись, промелькнув перед сознанием, эта фантасмагория тут же угасала в памяти, чтобы смениться иной, еще более причудливой.

Несмотря на всю необычность увиденного, Андрей хорошо помнил, что этот же образ во сне воспринимался им совершенно естественно, ничуть не пугал и нес в себе неведомый для него сейчас смысл.

Андрей с удивлением наблюдал, как на экране его ощущений листалась таинственная книга, испещренная некими символами – может быть и важными для какой-то другой ситуации, но не нужными сейчас, поэтому книга листалась быстро, и не было возможности уловить смысл, запечатленный на каждой странице. Но вот нужная страница была найдена, листание остановлено и перед мысленным взором предстал искомый текст. И тогда из глубин памяти Андрея стали всплывать сценка за сценкой отчетливые, реальные, не пугающие, во всей полноте цвета и контрастности события. Это было его сновидение в поезде, где он встретился, и долго беседовал с девочкой, которая сказала, что она его Единственная. Вспомнил все подробности их удивительно реального разговора, как плавал в глубине моря, не нуждаясь в дыхании, как подарил девочке горсть розовых жемчугов и ее ответный дар – медальон из оникса с надписью «Навна».

Это было очень важно, вот, значит, где он видел это имя и вот почему он был так потрясен, прочитав имя Навна на страницах «Розы мира» через пять лет. Да, можно видеть чрезвычайно яркие сны, где все очень реально и чудесно, но как объяснить, что девочка из сна произносила это слово и рассказывала ему о матушке Навне почти как о своей знакомой задолго до того, как он прочитал о ней у Даниила Андреева. Неужели это был не сон, а реальная встреча где-то в ином измерении.

Об астральных выходах мальчик уже знал и очень интересовался этой проблемой. Маркелов, который имел богатый личный опыт в этой области, но уходил от разговоров о себе, как-то сказал, что, возможно, в скором времени Андрей и сам испытает нечто подобное. Теперь же выясняется, что задолго до знакомства с йогой он уже испытывал состояние астрального выхода.

Наваждение ушло, и к Андрею вернулась способность рассуждать.

«Интересно», – подумал он, – «какое значение имел этот медальон?»

Он смутно чувствовал, что события только начинаются, и в его жизни появился пласт иного бытия, фрагмент какой-то параллельной жизни, которая каким-то образом должна переплестись с событиями повседневности, наполнив их ароматом необычного – ведь встретил же он в Трускавце эту девочку! Правда, их знакомство так и не получило развития, а ведь, подружись он с ней тогда и расскажи о своем сновидении, как знать, в каких фантастических мирах он бы сейчас мог путешествовать. Маркелов ведь говорил о пути диады, и о необычайно быстром мистическом развитии двух половинок, когда они находят и узнают друг друга.

Он попытался припомнить, говорила ли ему Анна что-нибудь об их будущей встрече… Нет, кажется, не говорила. Но ведь не может быть, чтобы у этой истории не было продолжения и астральный медальон с надписью «Навна» – всего лишь ничего не значащий фрагмент причудливого сна? Но что он должен предпринять, какие поиски вести? Пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что?

Остается одно: продолжать заниматься хатха-йогой и медитациями и, веря, что в этом мире ничто не случайно, ждать новых мистических эффектов.

Маркелов выслушал отчет Андрея очень серьезно и сказал, что в ближайшее время у него, по-видимому, должны углубиться медитационные процессы, и не исключено, что начнутся астральные выходы. По-видимому, вначале это будут спонтанные процессы, но со временем появится понимание того мира, куда он попадет, а также постепенно он научится работать в астрале. Это достаточно трудная задача. Что же касается Единственной, то тут он ничем помочь не может, это его, Андрея, сугубо личное испытание, и если он достаточно хорошо освоится в астрале, то однажды, возможно, сможет вызвать туда свою Единственную. А может, еще раньше она его к себе позовет – тут можно только гадать. В любом случае – это его путь, и Высшие силы, очевидно, уготовили ему проработку именно этой ситуации – а значит, будет продолжение.

С того дня образ Анны стал часто возникать перед мысленным взором Андрея. Словно он знал и любил ее всю жизнь, начиная с раннего детства, словно она была тем Несбыточным, которое накатывало в часы одиночества, и наполняло душу сладкой тоской и ощущением безмерной потери. Он снова и снова вспоминал все детали этой встречи-сна, ее недетский поцелуй, странные оживающие картинки, которые она рисовала прутиком на песке, свое отчаяние, когда облик ее начал таять и затягиваться внутрь песчаного замка Вечности.

День ото дня образ Анны все больше оживал в его сознании, она словно бы была где-то здесь, рядом, Андрей ловил себя на том, что обращается к ней, как к живому человеку, рассказывает ей о своих радостях и горестях, и порою (а может, это ему только казалось) получал что-то вроде ответа. Иногда в его сознании опять начинал звучать валдайский колокольчик ее голоса, но что он говорил, было невозможно разобрать, словно звучащую на грани слышимого неуловимость. Несколько раз перед его мысленным взором возникал отчетливый статический, правда, беззвучный портрет – он держался несколько секунд, затем угасал. Однажды Андрею показалось, что изображение зашевелилось и вроде бы даже протянуло к нему руки, но это были кратковременные видения и, кроме внешнего облика девочки, ничего с собой не несли.

В один из вечеров-воспоминаний у Андрея сложилось стихотворение, начальные строчки которого он взял из песни, услышанной на берегу моря Вечности. Назвал он его «Я и Ты».

Помнишь из детства

Света пургу…

Мальчик и девочка

На берегу.

Личико-облачко,

Ручка узка,

Пальчики лепят

Дом из песка.

Еле приметен

Памяти след,

Я тебя знаю

Тысячу лет.

Или не этот

Полуовал

Прутиком вереска

Я рисовал?

Разве не этого

Платьица снег

Как дуновение

Вился во сне?

Разве не этот

Валдайский звонок

Слышал, а утром

Вспомнить не мог.

Лик, проступивший

В теплой золе…

Я тебя знаю