Астральная Упанишада. Хроники затомиса

А образ Тессы – это была повзрослевшая Аня, и как и ее таинственный прототип, она владела тайными знаниями и магией, хоть ей это почему-то плохо помогало против происков многочисленных супостатов, вдохновителем и руководителем которых был некто срисованный с черного магистра, которого Андрей видел в 10 лет во время своего первого спонтанного астрального выхода. Да, пожалуй, еще одна малозначительная черта: все это воинство зла передвигалось на черных зловещих конях в противовес Белому Грому Пандеона. Пандеон так обычно его и называл: «мой Белый Гром» – получалось нечто успокаивающее, по типу «белый шум».

Но вернемся к текущему моменту. Андрей уже вставил ногу в стремя, но вначале задержался, будучи охваченный воспоминаниями, а потом сообразил, что длинная горностаевая мантия может сильно помешать при бешеной скачке на лошади (Андрей не сомневался, что скачка будет именно бешеной). Он опустил ногу и взялся рукой за шею, чтобы расстегнуть застежку, но ни застежки, ни роскошного, расшитого золотом воротника уже не оказалось. Когда же он недоуменно бросил взгляд на себя (рассматривать себя в астрале всегда было каким-то нарочитым процессом) то оказалось, что королевских одежд нет и в помине: его атлетическую фигуру обтягивали черные кожаные штаны, высокие ботфорты, а под кожаной черной курткой поблескивала тонкой работы кольчуга. С левого бока болталась длинная легкая шпага с витиеватой гардой, справа – средних размеров кинжал искусной работы.

«Так, – внутренне усмехнулся Андрей, – быстро же меня разжаловали! Из короля – в какого-то рядового мушкетера или гвардейца. А может я все же принц? Только переодевшийся! Если принц принимает участие в каких-то тайных военных операциях, он, наверное, переодевается в одежду простого воина, и только ценное оружие может выдать его – вон какая роскошная шпага и кинжал, да и кольчужка, похоже, не предназначена для простого ратника. Да, тут еще к луке седла арбалет пристегнут, и ложе у него из слоновой кости: наверное тоже драгоценная игрушка. Ну что ж, маскарад продолжается, не случайно вначале тут одни ряженые и Пьеро с Арлекином – да и гондольер в маске Пульчинелла. Но, судя по всему, сейчас меня ожидает приключение поинтересней, чем неспешная прогулка на гондоле. Хотя, чего я на прогулку грешу, на нас же всякие монстры нападали, правда я в их избиении участия не принимал, за меня Кубрик постарался – наверное в детстве я его суровый тренинг пройти заставил. Ну что ж, сейчас, если что – самому отдуваться придется, хотя уж я-то знаю, что все эти астральные бои – сплошная карикатура, хоть и выглядят внушительно, убить-то все равно никого не возможно».

Тут, как бы подтверждая его слова – а может и вызванный ими, где-то в глубине сада послышался стук многочисленных копыт, и вскоре в глубине широкой центральной аллеи показался небольшой отряд всадников – человек 10. Вначале, что это за люди было трудно разобрать в сумраке аллеи, Андрей разглядел только, что у переднего всадника поперек хребта лошади перекинуто что-то белое – вроде как человеческая фигура, но по мере того, как всадники приближались неспешной рысью, Андрей разглядел всю группу. Все они ехали на мощных вороных конях, и облачены были в одинаковые черные латы – точь в точь средневековые рыцари. Шлемы и опущенные забрала полностью скрывали их лица – и вообще закованы в железо они были с ног до головы, без единой маленькой щели, через которую можно разглядеть что-то человеческое. В общем – рыцари, приехавшие на турнир, не было только обычного атрибута тяжеловооруженных воинов – длинных турнирных копий. Поверх лат на каждого рыцаря был накинут черный плащ со странной эмблемой в виде золотого куба, а на рыцаре, скачущем впереди – еще и массивная золотая цепь с таким же кубом в виде медальона. Поперек хребта лошади этого всадника действительно было переброшено человеческое тело – это была женщина в длинном белом платье, причем руки и ноги женщины оказались связаны толстой веревкой, а лицо по глаза перехвачено черным платком. Женщина, похоже, была без сознания («интересно, а можно ли в астрале потерять сознание»? – мелькнула в голове Андрея дурацкая мысль). Длинные белокурые волосы пленницы свисали почти до земли, и невольно у Андрея промелькнула догадка, подобающая ситуации: «похищенная принцесса». Да, и еще одна особенность, ее Андрей заметил только когда всадники подъехали совсем близко: от каждого из них и их коней – от рук, ног и головы отходили куда-то вверх и терялись в пространстве темные тонкие нити, аналогичные тем, какие Андрей в предыдущий астральный выход наблюдал у себя самого (теперь их, слава Богу, не было).

«Так, ясно, – подумал Андрей, – астральные марионетки. – (Он забыл, что если следовать этой логике, то и сам не так давно был подобной марионеткой) – Маскарад продолжается. Были Пьеро с Арлекином, теперь кукольные рыцари в полный рост. Злые рыцари похитили добрую принцессу. Это, наверное, намек на то, что я – смелый принц и должен ее освободить, как положено в любой нормальной сказке. Что ж, на Земле я весьма сомнительно попер бы с тоненькой шпажонкой на десятерых здоровенных жлобов, по самую маковку закованных в железо – даже ради прекрасной принцессы. Здесь же, думаю, не все так страшно, как выглядит на первый взгляд – думаю, они не страшнее какой-нибудь паршивой лярвы, скорее всего они что-то вроде этих лярв и есть, только выглядят внушительно. В конце концов все это только причудливая игра энергий».

С этой мыслью Андрей лихо взлетел в седло (он мог бы взлететь и в небо, но такой задачи на этот раз не было), конь взвился на дыбы, и пришпоренный хозяином, с места пустился в галоп наперерез двигающемуся увесистой рысью отряду. Он вспомнил, как покруче Брюса Ли расправлялся с серо-коричневыми лярвами, как лихо рубился по-самурайски, а потом перестреливался по-ковбойски со своим двойником, и подумал, что, наверное, сейчас не хуже сможет затеять средневековую рубку на конях. Эти навыки, в зависимоти от ситуации, приходили сами собой – все зависело только от состояния духа и количества личной силы, которая – Андрей это хорошо чувствовал – сейчас из него просто била ключом. И не важно, выделываешь ли ты при этом затейливые Шаолиньские «хвосты дракона», наносишь ли разваливающий «плащ монаха» самурайским мечом, либо, подобно Гендальфу, швыряешь в противника огненные шары – все это лишь причудливая игра энергий, и форма имеет второстепенное значение.

Андрей, как вихрь, налетел на словно бы ничего не подозревающий стальной отряд и, выхватив свою легкую шпажонку на скаку рубанул переднего рыцаря (тот, который вез пленницу при приближении Андрея предусмотрительно спрятался за спины товарищей) сверху вниз – в то место, где шлем вместе с забралом соединялся с остальными латами. Как он и предполагал, легкая шпажонка вместо того, чтобы разлететься вдребезги о полусантиметровую броню – что должно было произойти в условиях земного боя – выпустив сноп искр, словно из петарды, снесла голову воину. Тот не успел даже поднять меч, и как сноп, полив траву фонтаном крови, повалился с коня, а шлем с забралом (в темноте Андрей не разглядел, есть ли там голова) со звуком консервной банки запрыгал по гравию аллеи. Остальные воины, сразу не успев среагировать на мгновенную гибель товарища, слегка отступили назад и ощетинились мечами, булавами и кистенями.

«Все правильно, – подумал Андрей, – кажется битва будет занятной. По крайней мере они не застыли, обалдевшие, как те солдаты из Антимосквы, позволяя делать с собой, что мне вздумается, а приготовились к сражению. Ну что ж, тем интереснее будет поразмяться, судя по всему, эта шпага заговоренная, и как Эскалибур короля Артура, рубит и камень и железо. Надо будет посмотреть, что у них под латами – люди они или черти полосатые».

Андрей врубился в гущу пытавшихся перестроиться воинов и сеча началась. Рыцари держались молодцом, они не позволяли тупо разделаться с собой, как солдаты в Антимоскве, но оказывали достойное сопротивление достаточно умело орудуя мечами и кистенями, пытаясь вышибить Андрея из седла, но в того словно бы вселился бес, и никогда в прежних своих астральных битвах он не был столь великолепен. Его легкая, быстрая, но неестественно прочная шпажонка на несколько ходов опережала действия любого тяжелого меча, перерубала цепи кистеней, ну и, естественно, ни щиты ни латы не становились реальной защитой от ее грозного, сияющего белым пламенем клинка. Мечи ломались пополам, встречая на пути узкую полоску заколдованной стали, Андрей сносил головы, отсекал руки, разрубал всадников пополам, вместе с лошадями, при этом ни разу сталь вражеского клинка не коснулась его тела, защищенного только тоненькой кольчужкой, способной в условиях земного боя защитить разве что от скользящего удара. У Андрея словно бы выросло несколько рук, он одновременно ухитрялся отбить 4—5 ударов, которые сыпались на него со всех сторон, и дело, помимо прочности клинка, было в многократном преимуществе в скорости, словно рыцари действовали в реальном времени, а время Андрея, словно киноленту, кто-то запустил во много раз быстрее. Не прошло и десяти минут, как весь грозный стальной отряд был повержен. То тут, то там валялись отдельные части тел рыцарей, досталось также и лошадям – по этому поводу у любившего животных Андрея заскребло на сердце: в пылу битвы он вместе с всадником нередко перерубал и самого коня, и в этом смысле зрелище было достаточно зверским, а глубокие сумерки усиливали эффект. Наверное, картина рыцаря даже не выпавшего из седла, одна половина которого вместе с задней частью коня валялась в метре от аналогичной передней, увиденная в земном мире заставила бы содрогнуться самое закаленное сердце. С другой стороны Андрей не сомневался, что все эти разрозненные части тел, как только он отъедет от этого места, испарятся, а затем материализуются где-нибудь поблизости, и возможно под другим обликом, как это случилось с частями тела расчлененных солдат в Антимоскве.

«Однако, – подумал Андрей, – погибли они мужественно, как настоящие рыцари, даже не вскрикнув, и бились до последнего, никто не побежал, как там, в Антимоскве. Хотя, что значит «никто не побежал»?

Тут только до него дошло, что увлеченный грозной динамикой боя, он совсем забыл, зачем набросился на этот бронированный отряд: ради спасения какой-то неведомой принцессы. Этой цели, как вдруг до него дошло, он так и не достиг: пока шла кровавая сеча, воин, к седлу которого была привязана пленница, благополучно ускакал в неизвестном направлении, и обнаружить, куда именно он ускакал, в глубоких сумерках среди густых деревьев казалось весьма нелегкой задачей.

«Надо искать следы копыт, – подумал Андрей, – хотя, с чего это я взял, что в астрале на земле остаются какие-то следы»?

Тем не менее, ничего лучшего придумать он не мог, поэтому пришлось слезть с лошади, и в темноте обследовать землю. К удивлению Андрея, следы действительно отчетливо просматривались на дорожке, посыпанной мелким гравием: рыцарь с пленницей не придумал ничего лучшего, как ускакать по центральной широкой аллее, хотя, сверни он в чащу, и в высокой траве следы его наверняка бы затерялись, а впрочем, возможно он не предполагал, что какому-то легко вооруженному воину удастся справиться с его отрядом.

«Вообще-то, – подумал Андрей, – в настоящем Летнем саду он никуда бы спрятаться не мог – разве что в город ускакал». – Андрей представил себе, как рыцарь, закованный в броню, скачет по улицам города с перекинутой через седло пленницей, и подумал, что это же какой-то абсурд, его же на первом перекрестке остановит патруль ГАИ…

«Тфу ты, какое ГАИ, это же Астрал, все забываю, уж больно все натурально и по формам и по ощущениям. Нет, скорее всего Летний сад разросся до непомерных размеров, поскольку арена главных действий разворачивается именно здесь, это, по-видимому, и есть тот сценарий, которого от меня местные жители требовали – а реальный Питер усох за ненадобностью».

Андрей снова вскочил в седло и помчался по центральной аллее, где даже в сумерках можно было разобрать одиночные следы могучих копыт. Через несколько минут впереди забрезжила фигура всадника с белой поклажей поперек седла, и Андрей понял, что имеет немалые преимущества в скорости перед беглецом. Расстояние все сокращалось, всадник несколько раз оборачивался, и как показалось Андрею, в щели забрала поблескивали его злобные глаза – и вдруг, к растерянности Андрея, возникла непредвиденная помеха: между ним и беглецом из чащи на аллею выехал отряд всадников, и поскакал на Андрея. По особым приметам, которые он заметил во время битвы, Андрей узнал тех же самых рыцарей, которых он только что изрубил на куски.

– Так, – растерянно пробормотал Андрей, – история с лярвами повторяется. Не сомневаюсь, что минут за десять я управлюсь с отрядом, а за это время похититель вновь уедет вперед, я вновь его догоню, и вновь появятся эти железные дровосеки – и так до бесконечности. В результате я никогда не достигну цели. Нет, тут надо менять тактику, глупо дважды наступать на одни и те же грабли… Хотя, как помнится, раньше именно так я всегда и поступал. Так, легко сказать, «сменить тактику», а на что ее сменить? Попробую-ка пометать в них огненные шары! – (Андрей почему-то не сомневался, что это у него обязательно получится, хоть он никогда не пробовал, но не зря ведь здесь его называли «королем-звездой»)

Андрей остановил коня и представил, что в правой руке его разгорается нестерпимый жар. Он не раз проделывал подобные упражнения во время медитаций, но кроме легкого потепления и покалывания в ладонях, вызвать ему ничего не удавалось. На этот же раз все произошло мгновенно – в руке тут же возник ярко пылающий шар, наподобие шаровой молнии, который, тем не менее, не обжигал – Андрей запустил в первого попавшегося воина, до которого оставалось не более пяти метров. Шар с треском ударился о бахрец нападающего, и в ту же минуту его охватили языки пламени, словно воин был сделан из горючего пластика, либо полит бензином. Мощные латы, и тот, кого они скрывали, начали плавиться, стекать, словно воск – не прошло и пары минут, как от всадника осталась только лужица темной горящей жидкости, напоминающей нефть. Андрей сжег аналогичным образом еще парочку рыцарей, прежде, чем вступил в рукопашную, и тем самым несколько облегчил задачу для своей шпаги. Дальше история повторилась, и тот, кто не был сожжен, остался лежать на поле боя, разрубленный, но, к сожалению, времени на это ушло почти столько же, что и в первом сражении, и всадник, несущий женщину снова успел оторваться от Андрея. Когда же, почти догнав его, Андрей вновь столкнулся с регенерировавшим отрядом, он не на шутку разозлился и растерялся: Летний сад и не собирался кончаться, было впечатление, что по нему можно скакать вечно, а запас прочности казалось бы, таких непрочных рыцарей оказался неведом: то ли их нужно было разрубать или жечь какое-то определенное количество раз, чтобы они перестали восстанавливаться, толи этот процесс вообще не имел лимитов. К сожалению приходилось признать тот факт, что придерживаясь прежней стратегии, Андрей в принципе не мог догнать похитителя и освободить пленницу.

«Ну вот, опять сказка про белого бычка, – злился Андрей, – что я, нанялся этих фениксов рубать? Мне, кстати, это сражение и на фиг не нужно – какой смысл сражаться с бойцами на несколько порядков ниже тебя, да к тому же бесплатно, а принцессу при таком раскладе я никогда не освобожу. Надо что-то менять в тактике, но что? Лучом их что ли резать? Думаю, это не сложнее, чем огненный шар метнуть – так, наверное, хрен редьки не слаще, разве, что чуть быстрее – может, успею беглеца нагнать»?

Андрей попробовал и этот вариант, выдав голубой луч из межбровья (можно было, конечно и из ладони, но он прочему-то припомнил легенду, где Шива испепелил бога любви Каму, метнув огонь из третьего глаза), но, увы, и эта попытка закончилась провалом – рыцари перепиливались лучом не сразу, и в конечном счете он снова не успел догнать принцессу. Когда же всадники в очередной раз вышли из леса и двинулись на него темной массой, Андрей окончательно убедился, что ни мечи, ни лазеры, ни в перспективе гранатометы и «Стингерсы» здесь совершенно не эффективны. Нужно было что-то принципиально новое, вот только что?

«Может, – думал Андрей, – боевого духа не достаточно? Да, по-моему, он сейчас из ушей полезет»!

Его замешательство было, очевидно, истолковано заградительным отрядом, как слабина, и воины набросились на Андрея с удвоенной яростью, обрушив на него целый шквал ударов. Получилось так, что слегка замешкавшийся Андрей, отбивая удары, сделал несколько не очень просчитанных движений шпагой – в частности махнул ею над головой одного из противников, не снеся ему, при этом, башку, а перерезав над ним нить, на которые давно не обращал внимания, увлеченный разными способами расчленения злополучных рыцарей (еще раз напомним, что от каждого рыцаря куда-то вверх уходило по несколько нитей, как у марионеток). К его удивлению, невредимый рыцарь, словно получив смертельный удар, упал с лошади, как подкошенный, латы его рассыпались по гравиевой дорожке, и Андрей с удивлением обнаружил, что под латами ничего нет. Их хозяин словно бы испарился в мгновение ока, хотя совершив за время этой нелепой битвы многочисленные расчленения, Андрей, поражая противника, разрубал и кровоточащую плоть. Неожиданна была и реакция остального отряда, за который в этот раз Андрей не успел по-настоящему приняться: рыцари, бестрепетно переносившие до сего момента собственные расчленения и расчленения товарищей, не издавшие ни единого крика боли и страха (по-видимому, ни того ни другого они и не испытывали) на этот раз, при виде рассыпавшихся жестянок, пришли в настоящий ужас. С неразборчивыми возгласами отряд, доселе сохранявший железную дисциплину и строй, кинулись врассыпную, словно тараканы, на которых прыснули репелентом. Не прошло и нескольких секунд, как они растворились в ночном сумраке среди деревьев, и только пустые латы, тускло поблескивающие в свете редких фонарей, напоминали о начавшемся и столь неожиданно закончившемся сражении.

«Отлично! – подумал Андрей, – ларчик просто открывался. Ведь сколько раз убеждался: в астрале обычные земные подходы к решению проблемы не годятся, а я все не могу к этому привыкнуть – шпагой, видите ли, помахать захотелось. Тем более, соблазнительно, что в астрале ничему годами обучаться не нужно – все само получается – захотелось, видите ли себя суперменом ощутить. Интересно, – думал он, в очередной раз нагоняя беглеца, – «сколько я километров по этому Летнему саду отмахал, словно это не маленький садик, а тайга бескрайняя».

Андрей страшно боялся, что паническое бегство рыцарей – снова какой-то тактический маневр, и в последний момент они вновь объявятся и позволят беглецу в который раз оторваться от Андрея, но этого, к счастью не произошло – очевидно Андрей нашел таки способ эффективной борьбы с неведомыми всадниками. Кстати, кто они были? Демоны? Какие-нибудь Назгулы? Этого Андрей не знал, поскольку рыцарские доспехи ни к чему не обязывали.

Итак, ему наконец удалось нагнать беглеца (аллея все тянулась и не собиралась заканчиваться), Андрей начал обходить его с боку, приглядываясь в сумерках, где у него та самая уязвимая нить, чтобы решить проблему сразу, и не тратить время на великолепное, но, увы, малоэффективное сражение – а впрочем, чтобы отбить пленницу и это годилось. К его удивлению, нитей над этим всадником, которого отличало от прочих также наличие массивного медальона, не оказалось, очевидно он был слеплен из какого-то другого теста и не нуждался в услугах невидимого загадочного кукловода. Тут всадник, очевидно, понял, что скрыться от погони, рассчитывая только на быстроходность коня, не удастся, и он резко изменил направление, рванув через чащу (впрочем не такую уж густую). Андрей, не ожидав этого маневра, по инерции достаточно далеко проскакал вперед, но это его не смутило, главное, что основная помеха – рыцари – больше не беспокоила, и наш герой, пробормотав сакраментальную фразу из какого-то революционного фильма: «Врешь, не уйдешь!», повернул своего Белого Грома, и пустил вдогонку слегка оторвавшемуся черному всаднику.

После нескольких неожиданных маневров Андрей научился предугадывать его действия, и вскоре ему удалось обогнать рыцаря и перегородить тому дорогу, угрожающе направив клинок в область головы. Да, действительно, этот рыцарь был автономен, никаких нитей от него не исходило, и Андрей подумал, что, наверное снова придется рубиться, как вначале с остальным отрядом.

«В конце концов, – думал он, – главное – забрать принцессу, а там – пусть восстанавливается, не думаю, что ему удастся девушку у меня отбить». – Андрей по-прежнему не видел ее лица, этому мешали длинные волосы, но почему-то был уверен, что она какая-то принцесса).

– Вот что, приятель, – сказал Андрей тихо и грозно, – оставь девушку в покое, и можешь катиться на все четыре стороны. Бесполезно сражаться, это мой город, и здесь я непобедим. Твои дружки уже в этом убедились.

Темный рыцарь, казалось, колебался в нерешительности, затем медленно поднял забрало и с усмешкой посмотрел на Андрея.

– Тебе хорошо видно? – Сказал он до боли знакомым голосом. Лицо его показалось Андрею тоже знакомым, но на него падала густая тень, и кто это такой, разглядеть было невозможно, хотя Андрей чувствовал, что знает его.

– Не узнал, а так? – Всадник выехал из тени деревьев на поляну, слегка освещенную фонарем, мерцавшим среди деревьев с ближайшей аллеи, для верности сняв шлем.

– Фауст? Йохан? – Полувопросительно сказал Андрей. – Но как же… и вообще…

– Что «как же и вообще»? – С легким немецким акцентом переспросил рыцарь.

Андрей смотрел на знакомое лицо: да, первое впечатление было, что это Фауст, Андрей хорошо запомнил и его облик, и голос – причем в разные поры жизни. Сейчас же его внешность оказалась несколько унифицированной, то есть трудно было назвать возраст – исчезли морщины и седина, но и юным оно не казалось, в каждой черточке сквозила умудренность и опыт, и еще жесткость, пожалуй даже ожесточенность, хотя никакого зверства, тем более садистской жестокости Андрей также не разглядел. И еще – лицо не то, что менялось, как Андрей не раз наблюдал в астрале – но в каких-то ракурсах он узнавал то свое собственное лицо, то лицо индийского кшатрия Рама. Так, разглядывая внешность отпрыска знакомого семейства, мы видим в лице его черты то матери, то отца, а то, даже, бабушки или деда – и все лишь как феномен восприятия, подобно тому, как в сумерках в веревке человек может увидеть змею. Очевидно, если бы Андрей побольше путешествовал в своих воплощениях, то нашел бы в нем и много других лиц, но их он не знал. Андрей стряхнул нерешительность – все же перед ним стоял противник (это напоминало заезженный литературный и кинематографический прием, когда воин вдруг узнавал на поле боя в качестве противника своего брата, отца или сына), и сказал, как можно увереннее, стараясь скрыть растерянность иронией:

– Да так, пустячок, не понятно, каким образом – если твоя душа является одновременно и моей душой – ты здесь разгуливаешь и слегка безобразничаешь. Например – похищаешь прекрасных принцесс. Это то, что на первый взгляд заметно – ведь наверняка та компания, в которой ты до недавнего времени тусовался, немало и других пакостей натворила. Хотя, в том ты навряд ли признаешься.

Похоже, Фауст тоже с интересом рассматривал Андрея, затем, после продолжительного молчания ответил:

– Если ты уже видел меня со стороны – иначе бы не узнал – то чего уж тут удивляться? Себя самого ты ведь тоже узнаешь.

– Нет, – запротестовал Андрей, – тебя я раньше видел, путешествуя во времени, и видел твои земные приключения. При этом меня отдельно от тебя не существовало, я как бы наблюдал тебя – будучи тобой что ли. Хотя это гораздо сложнее, я одновременно и был тобой и не был – иначе не могу сказать, это как во сне иногда случается, а тут мы встретились нос к носу, и если моя душа одновременно является и твоей, то каким образом? Или я что-то путаю?

– Ты забыл об отражениях, мой друг, – криво усмехнулся Фауст. – Ты и я и многие другие – кусочки зеркала, разбросанные по разным мирам. Зеркало одно – отражений много. Ты во мне узнаешь себя, я в тебе тоже, но каждый из нас – самостоятельный осколок, и в чем-то наши судьбы схожи, в чем-то различны.

– В этом ты прав, – сказал Андрей, – я-то девушек не похищаю. Кстати, чем это ты ее накачал, что она у тебя висит мешком?

– Так, немного опиума, – улыбнулся Фауст. – О, конечно, – добавил он, видя, что Андрей что-то хочет сказать, – только энергии, эйдосы, здесь настоящий опиум не существует. Ты можешь обвинять меня в чем угодно, но я всего лишь следую сценарию, к которому ты имеешь некоторое отношение. Здесь никакой иной активной жизни быть не может.

– Вообще-то, – сказал Андрей, – я ничего подобного не сочинял, но подозреваю, чья это работа – а потом с больной головы на здоровую!

– А вспомни свой мысленный роман в 12—13 лет.

Андрей запнулся. Фауст действительно проявлял немалую осведомленность в том числе и в том, о чем, кроме Андрея, не знала ни одна живая душа – о своем мысленном романе и о странной любви к своим вымышленным героям Андрей не рассказывал даже маме. В этом Фауст был прав – согласно сюжетной линии, главную героиню постоянно похищали какие-то злые силы.

– Послушай, – сказал Андрей, – раз уж ты в курсе, хотя в это трудно поверить – неужели какие-то детские бредовые сочинительства могут таким образом воплощаться?! Но это же абсурд какой-то, мало ли детей занимается сочинительством – да по-моему почти все через это проходят, не говоря уж о том, что профессиональных писателей на белом свете тоже не мало. Так что, выходит все, что они понаписали, потом в астрале разыгрывается? Я это себе представить не могу: как все это может сочетаться и согласовываться, и главное, умещаться. Ведь люди сочиняли на протяжении всей своей истории существования!

– И не только люди, но и другие расы. – Загадочно поднял палец вверх Фауст. Все же его облик и речь не соответствовали стандартам злодея, занимающегося грабежами и похищениями принцесс.

– Но как это возможно?

– Миров-фантазий не так уж и много, их создают только те, кто имеет на это санкцию – и эта санкция дается свыше. Тебе она дана.

– Я это не первый раз слышу, – сказал Андрей, – но от этого ситуация мне ясней не становится. Почему именно мне такая честь?

– Эта честь оказана по праву рода.