– Странно, странно, – бормотал доктор, – рассматривая то, что у него получилось, – везде двойные дома, словно речь действительно идет о двух разных личностях, при этом одна обычная, а другая какая-то древняя, с полностью проработанной небесной программой, которая за второй словно за маской прячется. Очень странный график. Если иметь в виду конкретную девушку, которая сидит передо мной, то этого неба не заметно вовсе. Выходит, то, что я вижу – ненастоящее, иллюзорное, а то, что нащупать не удается – как раз наоборот, базис.
– Ну и что вы тут нарисовали, – поинтересовалась Аня, тупо разглядывая затейливые графики, – я тут ничего не понимаю.
– Если не понимаешь, то и бесполезно объяснять, для этого нужно, чтоб ты была знакома с принципами нумерологии и астрологии. А по поводу выводов – они что ли подтверждают то, на что я намекал тебе – с этим я сталкиваюсь впервые – словно какая-то вторая твоя половинка, причем, духовно проработанная, совершенная, небесная – что это такое в двух словах не объяснишь – куда-то подевалась и следов ее не видно. А то что осталось каким-то образом завуалировано под цельную личность. В общем, нечто необычное, но сразу в глаза не бросающееся, и если бы я не знал о твоем славном паранормальном прошлом, я бы решил, что это какой-то артефакт, погрешность, ведь и в разговоре и на вид ты совершенно обычная, нормальная среднестатистическая девушка, и никаких данных за серьезную психическую патологию тоже нет. Поэтому для твоих вчерашних галлюцинаций вроде бы никаких серьезных оснований нет, по крайней мере, предварительные тесты ничего не выявляют. Вырисовываются только некие метафизические причины, которых, с точки зрения официально принятой науки, вообще не существует, поэтому мне, честно говоря, не ясно, почему у тебя эти галлюцинации возникли. Логично предположить, что все это результат твоей основной проблемы с памятью, но почему ничего такого раньше не было? Не ясно, к тому же пока у нас мало данных. Можно, конечно, подтвердить твое предположение, что это так люминал на тебя подействовал и смерть мамы, но. Положа руку на сердце, полной уверенности у меня в этом нет – барбитураты не вызывают галлюцинаций. Итак, все, что удалось выявить, звучит очень ненаучно: у тебя куда-то подевалась таинственная половинка, которая под шумок унесла твою память и сексуальную сферу. Звучит таинственно и весомо, но с точки зрения науки – абсурдно. С какой стороны подойти к решению данной проблемы – пока тоже неясно. Предлагаю попробовать гипноз, возможно он даст нам какую-то новую информацию, ну и потом с помощью него можно воздействовать на подсознание.
– А это обязательно? – робко спросила Аня. Она никогда раньше (по крайней мере не помнила) не подвергалась гипнозу и ее одолевала естественная робость.
– Конечно, – пожал плечами доктор, – любой человек вправе отказаться, но, боюсь, пока что я вижу только один способ, который может принести нам конкретную информацию. Если же нам удастся разобраться с причинами, то с помощью гипноза мы постараемся добраться до твоего подсознания, где заблокирована скрытая система конденсированного опыта. Впрочем, в дальнейшем и на тебе самой будет немалая работа – метод психоанализа подразумевает прежде всего активную работу самого пациента – вместо капельниц инсулинового шока и таблеток горстями. Ты можешь не бояться, – усмехнулся доктор Левин, – во- первых это не больно, а во-вторых ты ничего не будешь помнить. Кстати, еще надо проверить, поддаешься ли ты гипнозу в принципе.
Лев Матвеевич велел Ане переплести пальцы перед собой, затем попросил ее внимательно за ним следить и совершая пассы руками и монотонно описывая, как веки тяжелеют и тело наливается свинцом, изрядно вогнал Аню в состояние сонливости. Затем произнес:
– Сейчас я начну обратный отсчет, а когда произнесу «один», – ты начнешь расцеплять пальцы: десять, девять, восемь – пальцы наливаются свинцом… семь, шесть, пять… ты не можешь их расцепить… четыре, три, один…
На счет «один» Аня сделала усилие, и тут оказалось, что пальцы ее не слушаются и она не может их расцепить.
– Не получается, – сказала она испуганно, – а это пройдет?
Лев Матвеевич снова заставил ее расслабиться, – затем отсчитал от одного до десяти и произнес: «Блок снят», – после чего Аня легко расцепила руки.
– Ну вот, – удовлетворенно произнес доктор, – гипнозу ты поддаешься, теперь попробуем вести тебя в более глубокую, сомнамбулическую фазу, и прогуляемся во времени назад, тем более время, когда с тобой случилось нечто, чего мы не знаем, нам вроде бы известно. Ты все увидишь сама, расскажешь мне это (под гипнозом), а я постараюсь взломать этот ящик в подсознании, где, как мы полагаем, спрятана часть твоей личности. Скорее всего сеансы придется повторить, если будет какой-то успех, сколько раз – пока не знаю. Все, что произойдет под гипнозом, ты помнить не будешь, а память о твоей забытой жизни вернется либо сразу, либо постепенно. Готова? Ну, поехали.
На этот раз Лев Матвеевич достал из стола круглую пластинку на стержне, на которой была изображена красивая разноцветная спираль, включил тихую умиротворяющую музыку, навивающую сонливость и начал вращать эту пластинку напротив Аниного лица, повторяя известную гипнотическую формулу: твои руки, ноги, все тело наливаются приятной тяжестью, веки тяжелеют… и так далее, в том же духе – очевидно конкретные слова имели здесь второстепенное значение. Вскоре тело девушки и вправду стало наливаться приятной тяжестью, в ушах запели миллионы сверчков, которые все настойчивее перекрывали звуки доносившиеся извне. Затем голос доктора не то чтобы пропал, но словно бы ушел на периферию ее сознания, отдаваясь в голове гулким эхо, разлетающимся на части, и смысла в этих словах она уже не могла осознать, словно смысл вместе со звуком разлетелся осколками, взорвавшейся гранаты. Вскоре тяжесть неожиданно сменилась легкостью и Аня почувствовала, что взлетает.
«Как это возможно? – мелькнуло в ее сонном сознании, – сейчас я ударюсь головой о потолок…» – однако никаких ударов в первый момент не последовало и она только успела отметить, что стала уже кем-то или чем-то другим, чем была до сего мгновения.
Аня открыла глаза, но ее окружала темнота («только что же было светло»! – пробивались к ее сознанию крупицы той, прежней Ани), и в этой густой, липкой темноте она ощущала себя невесомой прозрачной линией, ползущей вдоль стены, которую она вроде бы и не видела и не осязала, но воспринимала каким-то другим чувством.
«Как-то по-другому я свое тело ощущаю, – продолжали лениво шевелиться в ее душе остатки здравого смысла, – к тому же оно стало легче воздуха…» – однако какого-то восторга по этому поводу не было, – хотя, разве не об этом мечтала она в детстве, глядя на синее небо и фигурные кучевые облака – при этом мысль о том, что тело ее осталось на кресле, а в воздух поднялась какая-то другая ее часть, которая путешествует во сне, почему-то не приходила ей в голову. Тут Аня ударилась наконец спиной и головой об люстру («вот они, телесные ощущения!»), и в этот момент включилось зрение, в помещении, где она находилась, сделалось светло, но все пропорции внешнего мира претерпели принципиальные изменения. Правда, осознала она это чуть позже, а вначале внимание ее привлек плафон люстры, вблизи которого она вдруг очутилась. Видела она его очень отчетливо, ощущала его гладкую поверхность и даже отметила, что плафон Бог знает сколько не протирался и там лежит толстый слой пыли, от которой она, наверное, сейчас начнет чихать. Правда, почему-то не чихала. Тем временем, плафон как-то незаметно увеличился в размерах – вот уже это не люстра, а какой-то громадный прожектор, вот только лампочка оказалась где-то далеко-далеко и почему-то очень плохо освещает помещение. Ей захотелось продвинуться дальше, внутрь плафона, полететь на этот неяркий, но манящий свет, но тут, почему-то, она вспомнила о свече и мотыльках и испугалась опалить свои крылышки.
«Я же теперь умею летать, – думала Аня, – у меня наверняка есть нежные и хрупкие крылышки, и если я их сейчас не вижу, то это не значит, что их нет. Наверняка их очень просто опалить, и тогда я упаду на землю».
Мысль о падении заставила посмотреть ее вниз, и тут выяснилось, что низ этот где-то там, очень далеко, как если бы она зависла под самым нефом какого-то гигантского храма – почему-то ассоциации были связаны именно с храмом, хоть вроде бы о нем ничто не напоминало, а там, внизу, были еле видны и стол, и стулья, и фигуры сверху: одна вроде бы сидела на кресле, а вторая стояла перед ней, но кто это были такие она не могла разобрать. Стены же представляли собой какие-то высоченные конструкции, словно бы выполненные из разноцветных блоков, заполняющих огромные ячейки.
«Что это? – лениво подумала Аня, – стройка какая-то, а эти ячейки – строительные леса? Интересно, что здесь строят? Словно бы небоскребы какие-то впритык друг к другу поставили… вернее не небоскребы, а их каркасы, которые предстоит еще заполнить всякими бетонными конструкциями и тонированными стеклами. Странно, я думала, что в церкви нахожусь, но это, конечно, не так, это стройка… строительство небоскребов. Но почему я тогда не под открытым небом? И что это за гигантская светящаяся конструкция на уровне моего лица? – (что это обычный плафон она уже забыла, да и форму люстра приняла невообразимую) – словно хрустальные новогодние шары ожили и составили невообразимую гроздь, а под ней какой-то сияющий, но совершенно непрозрачный купол, причем ноздреватый, словно гигантский кус голландского сыра. Да, таким сыром, наверное, всех мышей земли можно накормить, правда сама я сыр не люблю, да и есть совершенно не хочется».
Неожиданно сонливое вялое состояние Ани сменилось бодростью и озорным восторгом. Как она здесь очутилась, кем является теперь, она не думала, почему-то главной ее мыслью теперь была мысль, что она, оказывается, летающий человек, и в этом ее основная черта, при этом не было чувства, что этот дар она обрела только сейчас, это ее давнишнее свойство, и все ее знакомые из этого мира хорошо об этом знают. Кстати, а какие это знакомые, и какой она имела в виду мир? Сейчас она этого припомнить не могла, но была уверена, что если они в скором времени здесь появятся, то она их несомненно узнает и с удовольствием продемонстрирует свое воздушное искусство, хотя, зачем именно это нужно демонстрировать, если им это и так хорошо известно, она понять не могла. Мысль о том, что она наконец вспомнила то, что забыла, что она, оказывается, летающий человек, вызвала в ней прилив восторга. Аня отлетела к краю купола и зачем-то начала бегать по вертикальной поверхности стены по периметру купола, представлявшего теперь, как ей казалось, гигантскую, разрезанную продольно головку пористого сыра, из центра которой свешивалась нелепая веселая конструкция из больших и маленьких новогодних шаров, празднично перевивающихся разноцветными огнями толи от неведомого источника света посередине, толи от собственных лампочек вставленных внутрь. Затем, оторвавшись от стены, она, каким-то образом нащупала прямо в воздухе невидимую опору и начала раскачиваться на ней, словно на подкидной доске. Вскоре устойчивость ее по какой-то причине стала нарушаться, она почувствовала, что в природе все-таки существует сила тяжести, и хоть Аня и не полетела вниз со скоростью mg-квадрат/2, однако удерживаться в воздухе ей вдруг стало труднее, и силы ее, в том числе и те, которые удерживали ее в воздухе по какой-то причине начали убывать. Тут только она заметила, что из нескольких «сырных дыр» в куполе Нефа (а может это был уже и не Неф) на нее уставились некие странные создания (именно «уставились», хотя никаких глаз у этих созданий вроде бы не было, однако чувство тяжелого отупляющего взгляда из нескольких источников Аня ощущала вполне отчетливо). Было даже не ясно, представители это флоры или фауны, поскольку напоминали эти несколько существ огромные репьи с колючками в разные стороны – не в се растения, а лишь головки, и тем не менее у каждого Аня разглядела что-то вроде подвижного маленького голого хвостика, остреньких розовых ушек, а также нежные маленькие голые лапки, как у новорожденных крысят. Вначале эти полурастения едва выглядывали из сырных дырочек, но по мере того, как Анина тревога росла, а силы уменьшались, они высовывались все смелее, пока не оказались снаружи купола, без труда удерживаясь на потолке, словно насекомые или ящерица-геккон.
«Что же это такое и что им надо? – подумала Аня, чувствуя все более и более нарастающую тревогу, – как-то это не похоже на тех знакомых о которых я думала, это явно какие-то паразиты, и, похоже, они мою энергию пьют. Если так будет продолжаться, то я на землю свалюсь».
– Эй, что вам надо?! – крикнула она странным репейникам, которые вначале, казалось, такие осторожные и испуганные едва высовывались из своих норок, а теперь, словно сытые мухи на солнышке, лениво ползали по потолку и, казалось, излучали самодовольство и наглую самоуверенность. Тем не менее, своего занятия они не прекращали и Аня же все больше и больше ощущала себя воздушным шариком, из которого через узенькую дырочку выходит воздух. Медленно, но неотвратимо девушка начала проваливаться вниз, и этот пока совершенно безопасный спуск тополиного пуха почему-то отозвался в ее сердце паникой, хотя при такой скорости падения разбиться ей вроде бы не грозило (Ане продолжало казаться, что она летает в своем физическом теле, поскольку ни о каком астральном теле понятия не имела), и паника эта была связана с тем, что кто-то или что-то неведомое отнимает у нее ее законное право летать.
Стараясь удержаться в воздухе, Аня начала отчаянно махать руками и ногами, словно утопающий, и эти ее действия привели к тому, что она вновь подлетела к высоченной стене нефа и стала цепляться за ее неровную поверхность. Однако эта поверхность так же потеряла плотность и стала плыть под руками, словно оплавляющийся воск. Так она и съезжала вниз не в силах найти опору, пока вдруг над ней не развернулась гигантская арка, которой она раньше не замечала, и на дуге этой арки свисали вниз темные трубы на толстых канатах. Сколько их было, Аня не смогла сосчитать, ей показалось, что там целый лес металлических труб, за одну из них она судорожно зацепилась, и в этот момент почувствовала, что вроде бы ухватилась за твердую опору и перестала сползать вниз, правда труба эта и ее окружающие начали постепенно раскачиваться, хотя по идее такие громадины вряд ли могли быть сдвинуты массой Аниного тела, скорее их раскачивал невесть откуда взявшийся ветер, который Аня отчетливо ощутила на своем лице. Впрочем, это также был не вихрь и непонятно, каким образом ему столь сильно удалось раскачать эту странную конструкцию. Тем не менее трубы раскачивались все сильнее, в какой-то момент они соприкоснулись и издали ужасный звон, от которого, как Ане показалось, у нее сейчас лопнут барабанные перепонки. Однако перепонки у нее не лопнули, хоть трубы раскачивались все сильнее и звон нарастал, стало лопаться что-то другое, там, на сырообразном куполе, и в этот же момент Аня почувствовала, что тело ее вновь начинает становиться все легче и легче, а чувство откачки энергии и паника, вперемешку с тоской начинают проходить. Аня взвилась в воздух, оставив звучащую конструкцию внизу и машинально посмотрела вверх, туда, откуда раздавались хлопки, явно совпадающие с очередным дребезжащим ударом трубы о трубу, и сразу поняла в чем дело: агрессивные репейники-энерговампиры лопались один за другим, при этом оставшиеся в ужасе метались по куполу, пытаясь залезть в норы, но это плохо помогало, оказалось, что все они по какой-то причине раздулись (вполне возможно, насосавшись Аниной энергии) и в норы с вои не пролезают. Те же, поменьше, которым все же удалось хотя бы частично залезть в дыру (колючки топорщились и не пускали) все равно не избежали своей участи и с легкими хлопками полопались один за другим. После каждого хлопка ошметки вампира летели вниз, правда до земли не долетали – еще в воздухе они начинали таять, постепенно превращаясь в мутные облачка, словно бы состоящие из мельчайших гранул (что это за гранулы Аня с такого расстояния не видела). Облачка эти повисали в воздухе, а затем словно бы подчиняясь какому-то неощутимому вертикальному потоку, медленно поднимались к куполу и затягивались в «сырные дыры», словно дым в хорошо отлаженную тягу. К тому времени, когда последний репейник лопнул и затянулся внутрь купола, Аня чувствовала себя уже вполне комфортно, она вновь была игриво весела, ей нисколько было не жалко лопнувших вампирчиков, тем более все это произошло помимо ее воли. К тому же она почему-то была уверена, что твари эти, даже если они появятся вновь, ей теперь не страшны, она хорошо знает, как с ними расправиться, и даже возникла самонадеянная мысль, что и без труб она сумела бы с этими тварями справиться, ей почему-то показалось, что там, среди конструкций недостроенных небоскребов она бы наверняка обнаружила какую-нибудь арматуру, какой-нибудь металлический штырь, с помощью которого было бы несложно расправиться с этими непрочными репейниками, раздувшимися словно резиновые пузыри.
Успокоившись на этот предмет, Аня решила осмотреть то огромное помещение, в котором она неведомым образом очутилась (сейчас она не помнила ни о каком докторе Левине, ни о сеансе гипноза, да и вообще не задумывалась, кто она такая на самом деле и каким образом очутилась в этом фантастическом помещении. Полетав немного под «сырным» куполом и неожиданно погрузившись в чувство новогодней праздничности рядом со светящейся конструкцией, состоящей из огромных, переливающихся всеми цветами радуги елочных шаров, Аня решила слетать туда, к строящимся небоскребам. Не долетев до них, она обнаружила в стене, с другой стороны арки, с которой свешивались спасительные трубы (сейчас они уже перестали звенеть) какую-то огромную рамку – то ли нишу в стене, то ли окно, правда свет оттуда не исходил. Когда она подлетела к этой рамке, которая и правда обрамляла некое углубление в стене, поближе, то обнаружила, что углубление это заполнено то ли туманом, то ли гелем – вроде бы белесым, непрозрачным, однако когда она зависла в воздухе напротив этой ниши, слегка двигая ногами, как пловец, чтобы не погрузиться в толщу воды, то эта мутная субстанция неожиданно стала светлеть, обретать прозрачность, и там, в глубине, далеко за нишей, которая оказалась неким окном в иной мир, стали проглядываться расплывчатые серые дома, узкие улочки, черепичные крыши, остроконечные шпили готических соборов. Город этот ей был совершенно незнаком, тем не менее, она неосознанно отметила, что вид этот напоминает одновременно и Калининград, и Таллинн, куда они с мамой ездили еще когда она училась в школе, во время летних каникул. Город был словно бы в сумерках, тем не менее виден был весьма отчетливо, словно Аня разглядывала его в прибор ночного видения. И тут одно из зданий, серое, мрачное, с мертвыми, тускло поблескивающими окнами без привычных нам карнизов, красной черепичной крышей и остроконечными флигелями на этой крыше, с ажурными стрелообразными флюгерами, начало стремительным образом трансформироваться. Аня почувствовала, что из этого окна дохнуло чем-то нехорошим, спертым, удушливым, затем здание стало оплывать густыми белесыми каплями, словно догорающая огромная свечка, при этом, если капли плавящейся свечи, достигая основания начинают затвердевать, то тут напротив, капли у основания приходили все в большее и большее движение, и вскоре туманный мрачный дом походил на груду шевелящихся червей. Впрочем, это были не черви. Когда Аня напрягла зрение, чтобы получше разглядеть, что там происходит, то бывшее здание непонятным образом то ли приблизилась к нише, заслонив весь остальной город, то ли наоборот, ниша подъехала к зданию, и Аня с ощущением внутреннего содрогания поняла, что это – здоровенная груда голых людей обоего пола, тупо совокупляющихся самым беспорядочным образом – так что издали это действительно напоминало кучу шевелящихся опарышей. Причем было совершенно не понятно, каким образом это нагромождение сцепившихся тел не раздавит друг друга, поскольку там шевелилось не менее нескольких сотен людей в несколько ярусов. Почти сразу после того, как эта картина вплотную приблизилась к нише, около которой застыла Аня, из под общей груды с большим трудом вылезли два толстых, бледных, голых мужчины с мучительно эрегированными половыми органами, прижали лица к обратной стороне ниши, словно к стеклу и с каким-то бешеным вожделением уставились на Аню, которая со своей стороны сама вплотную приблизилась к нише, оказавшейся проемом.
– Какая сладенькая козочка, вот бы ее к нам, – неожиданно донеслись до Ани слова с противоположной стороны проема, и она даже вздрогнула, поскольку никак не ожидала услышать здесь членораздельной человеческой речи.
– Так она же за мембраной, – чуть ли не со стоном произнес другой, у которого от вожделения даже потекли слюни, да и защищена.
– Ну, так надо пахана позвать, тут же его личное окно, а за ним и мы просочимся, небось давно свежатинкой не лакомились! От этих тухлых лоханей оскомина уже.
– А ведь и правда, – оживился второй, со слюнями, – как же это я запамятовал. Надеюсь он не осерчает, что его от дела отвлекли, а то он знаешь ведь, как крут бывает!
– Какое осерчает! Да разве здесь дело?! Оскомина одна. – И оба обнаженных снова ловко юркнули под груду извивающихся тел, сразу исчезнув из вида, причем было совершенно не понятно, каким образом им удалось туда протиснуться.
Толком ничего не поняв из этого краткого диалога, к тому же сопровождавшегося всякими посторонними звуками (стонами, чавканьем, причмокиванием), Аня со все большим отвращением глядела в возникшее окно, затем, сообразив, что смотреть на эту непристойность ее никто не заставляет, и собралась уж было отлететь в сторону, как вдруг неожиданно из под груды тел вновь показались те двое обнаженных, но на этот раз с третьим, который разительно отличался не только от тех двоих, но и от всех остальных, принимавших участие в этом апокалипсическом свальном грехе. Дело было даже не в том, что он оказался одетым в строгий черный костюм-тройку с золотой цепочкой от часов на жилете какого-то явно не современного покроя, и носил иссиня черную окладистую бороду и пенсне, но так же и лицо его имело ярко выраженные индивидуальные черты, при этом достаточно харизматичные (Аня подумала, что где-то видела это лицо), в отличие от остальных, лица которых были оплывшими, свиноподобными, словно бы изготовленными из оплывающего воска, и хоть и не казались абсолютно одинаковыми, но как бы сводились к общему знаменателю. И тем не менее, несмотря на явный акцент в сторону очеловечивания, у одетого бородача в лице читался какой-то особый, утонченный порок, до которого было далеко всем остальным расплывшимся рылам.
– Действительно свежачок, – причмокнул «черная борода», впившись в растерявшуюся Аню глазами, при этом демонстрируя на бледном лице такую гамму похоти, но скрытой, глубинной, извращенной, что стало ясно, что и тот, с текущими слюнями, и тот лицом напоминающий борова, по сравнению с цивилизованным бородачом просто невинные агнцы. Продолжались эти смотрины совсем не долго (гораздо дольше было описание), но в следующий момент бородач двинул кулаком в прозрачную преграду, о которую сплющили и без того плоские рожи двое его сопровождавших. При этом кулак каким-то образом увеличился до размеров ниши в стене и вытолкнул прозрачный гель наружу, словно поршень. В следующий момент он оказался в помещении, где находилась Аня, а за ним подтянулись и те, двое… нет, не только, в проеме тут же возникли новые лица, по-видимому прервавшие свое неустанное занятие, до той поры продолжавшееся неведомо сколько времени.
Аня испуганно отпрянула назад, не сообразив еще, как себя вести во вновь возникшей ситуации, а перебравшиеся через нишу-окно голые свиноподобные люди, числом около двух десятков (были там одни мужчины) стали расползаться по вертикальной стенке, как тараканы в разные стороны, и было видно, что хоть они и способны передвигаться по вертикальной поверхности, нарушая законы тяготения, однако летать по-видимому не умеют. Исключение составлял лишь бородач в черной тройке, который тут же полетел в сторону Ани, которой не давало броситься наутек чувство собственного достоинства, а так же непонятная уверенность в том, что в конечном счете все будет хорошо, хоть и выглядела эта сцена довольно устрашающе. Бородач же, тем временем, приблизился к девушке и вдруг расцвел любезнейшей улыбкой (правда глаза его рассматривали Аню все так же сально и порочно) и пропел:
– О, прекраснейшая незнакомка, не желаете ли принять участие в нашем веселом пикнике, – при этом глаза его пытались подавить Анину волю, поскольку она тут же почувствовала ощущение «шара, выпускающего газ», как от воздействия репейников-вампиров.
– Спасибо, что-то не хочется, пробормотала Аня, стараясь сохранить достоинство, а заодно и равновесие в воздухе, – по-моему вы не по адресу, я из другой компании.
– О, – промурлыкал бородач, тем не менее усиливая давление, – вы сами не знаете от чего отказываетесь! Изысканное общество, галантные кавалеры, вальсы Штрауса, брызги шампанского…
– Это они-то, галантные кавалеры, – усмехнулась Аня, кивнув в сторону облепивших стену и частично потолок голых ублюдков. Если у вас эти галантные, то как же выглядят негалантные?
– Так ты видишь?! – неожиданно сконфузился бородач и в голосе его проскользнули нотки раздражения, – похоже, у нее многофазное… – пробормотал он себе под нос, правда Аня так и не поняла, что он имел в виду, – так это вам привиделось, – усилил он зрительный напор, отчего Аня медленно поплыла вниз, – тут такие вещи бывают, поглядите кА на них сейчас!
Аня бросила взгляд на стену и хихикнула, поскольку картина стала еще нелепее: вся свиноподобная компания стенолазов теперь была облачена во фраки, брюки и сюртуки с орхидеями в петлицах, но все это одеяние было у всех настолько не по росту и такого неумелого покроя, что способно было вызвать только саркастическую улыбку, к тому же их карикатурно гипертрофированные мужские достоинства явно не помещались в положенных им нишах и у кого прорвали, а у кого просто неимоверно растянули и без того несоответствующие размерам брюки.
– Уж не знаю, что у вас тут бывает и за кого вы меня принимаете, но у меня сложилось впечатление, что доселе вы имели дело только с идиотами. Прощайте. – И сделав вид, что спуск вниз ею целенаправленно запланирован, Аня полетела вниз и наискосок в сторону небоскребов, не желая продолжать столь омерзительный контакт.
Бородач, похоже, был крайне изумлен. Аня явно повела себя совсем не так, как было запланировано, по-видимому прежние жертвы были сговорчивее, поэтому он на какое-то время застыл в нерешительности, затем издал утробный рык и ринулся на Аню, причем его изысканный костюм лопнул, словно воздушный шар, и разлетелся лохмотьями. Перед Аней предстал могучий атлет, размерами раза в три больше, чем она сама и свиноподобные статисты, со столь внушительным эрегированным мужским достоинством, размеры которого тут же навевали воспоминания о знаменитом Луке Мудищеве, герое известной поэмы, ошибочно приписанной Ивану Баркову.
– Сука! – отбросил все приличия новоиспеченный половой гигант, сама не знаешь, от чего отказываешься! Что ж, если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе! – при этом он издал нечленораздельный клич, и часть зрителей, рассевшихся на потолке, посыпалась вниз, но была ловко поймана атлетом и рассажена по мускулистым рукам, ногам и плечам, а пара из них даже ухитрилась поместиться на его громадном инструменте, как на толстом суку. Через секунду вся эта суперозабоченная орава уже накинулась на Аню, в первую очередь пытаясь сорвать с нее одежду (она продолжала оставаться в том же джинсовом костюмчике, в котором пришла к доктору Левину), правда с этим у них вышла заминка, поскольку ткань никак не хотела рваться. И тут Аня полностью избавилась от оцепенения в которое ее ввергло нападение целой оравы голых мужиков во главе с половым гигантом, и с невесть откуда взявшимся искусством и силой начала отшвыривать от себя этих прилипчивых грубиянов. При этом кто-то из них летел вниз (что там с ними происходило, Аня не видела), кто-то, отчаянно барахтаясь, как не умеющий плавать, с трудом добирался до стены и вновь к ней прилипал, и лишь атлет, который так же отскочил от Аниного удара, как резиновый мячик («вот уж никогда бы не подумала, что смогу отшвырнуть такого верзилу», – мелькнуло у нее в голове), продолжал удерживаться в воздухе, вызывая все новые подкрепления и не оставляя попыток сорвать с Ани одежду. При этом Аня довольно успешно оборонялась, вдруг приобретя никогда ей неведомые навыки восточных единоборств, так что ей могла даже бы позавидовать карате-звезда экрана 70х Синтия Ротрок. Продолжая сражаться, Аня медленно спускалась вниз, пока не очутилась на уровне строящихся небоскребов, и тут в одной из недостроенных ячеек, она увидела предмет, который, как ей показалось, вполне подходил для самообороны. Что это такое, она так и не поняла, больше всего это напоминало то ли огромный молот, то ли булаву, украшенную разноцветными знаменами, и хотя размером она была в несколько раз больше Аниного роста, и при других обстоятельствах не могло быть и речи не то чтобы эту махину поднять, но просто сдвинуть ее с места, однако сейчас Аня, нисколько не сомневаясь в успехе, подлетела к ячейке, размером в средний ангар, схватила этот, явно не по росту предмет и с легкостью закрутила его над головой, для начала раскидав всю группу поддержки, а затем нанеся весьма ощутимый удар гиганту, отчего он поначалу даже сплющился наполовину, правда, отброшенный вниз быстро вернулся в прежнюю форму, схватил из нижней ячейки какую-то каменную колонну и ринулся на Аню, явно намереваясь преподать ей урок фехтования гигантскими предметами, правда сказать, что его искусство превосходило Анино, пожалуй было нельзя. Он тут же начал отступать, правда преимущество его состояло в том, что Ане все время приходилось отшвыривать от себя назойливых статистов. Сколько продолжалась бы эта нелепая схватка, и что произошло в том случае, если бы банде сексуальных агрессоров в конце концов удалось бы справиться с Аней, неизвестно, однако случилось непредвиденное. Неожиданно участок стены (до которого теперь казалось достаточно далеко), примерно на том уровне, где Аня обнаружила первую нишу-окно в другой мир, но гораздо левее, ближе к сражающимся, легко засветился розовым светом, затем в этом месте возникла новая ниша, подобная первой, и из этой ниши показался удивительный человек в оранжевом одеянии с лицом синего цвета, с волосами, уложенными странной спиралью на темени, со шкурой тигра, накинутой на плечи и трезубцем в руке, голову его окружало золотое сияние, а на шее висел венок из розовых лотосов. Человек этот (или божество?) Ане показался очень знакомым, правда, где она его видела и как его имя, вспомнить никак не могла. Он осуждающе покачал головой, словно заметил перед собой потасовку детей младшего школьного возраста (Ане даже показалось, что губы его произнесли что-то вроде «Ай-я-яй»), затем во лбу его, на котором белой краской были изображены три горизонтальные черты, что-то лопнуло, появился вертикально расположенный третий глаз, который тут же распахнул свои веки, и из под них ударил мощный испепеляющий луч, который в мгновение сжег всех скорчившихся на стене свиноподобных статистов. Правда, до бородатого атлета добраться он не успел: увидев происходящее и не дожидаясь, когда его самого постигнет луч межбровного лазера, гигант сжался до размеров карлика, а затем с неимоверной быстротой отлетел к нише, откуда он явился и юркнул в свой серый зловещий мир. Синеликий человек тем временем погасил свой луч, окинул взглядом очищенные стены, одобрительно посмотрел на Аню и ушел в свою нишу, не обратив внимания на то, что стена и потолок, на которых луч испепелял свиноподобных статистов, во многих местах дымятся, тлеют, а кое-где и горят. Во время этого короткого инцидента лицо его не выражало не торжества победителя, ни ненависти и злобы, процесс этот в его исполнении больше напоминал смывание грязи со стен и потолка, с помощью пожарного шланга, словно речь и не шла об уничтожении нескольких десятков хоть и противных, но все же людей. Аня подумала, что даже уничтожение тараканов с помощью баллончика ДЭТА и то выглядит более зловеще. Тем временем в воздухе стоял серый дисперсный туман («это он от сгоревших образовался, как в случае с репейниками», – догадалась Аня), но его очень скоро полностью затянуло в то же окно, из которого и появилась армия сексуальных разбойников, словно там заработал мощный пылесос.
«Интересно, – подумала Аня, – кто был этот мой спаситель? Кажется я раньше его где-то видела, вот только вспомнить не могу, но в любом случае, если бы не он, неизвестно, чем бы все это кончилось, ведь не до бесконечности же я их могла бы расшвыривать. Впрочем, возможно раньше у них просто бы лопнуло терпение, справиться со мной у них была кишка тонка! И откуда только у меня эта каратистская школа»?
Тут Аня вспомнила, что она не только летающий человек, но и воин, правда, откуда взялась эта уверенность, если ни об одной подобной ситуации в своей жизни она не могла вспомнить, было не ясно.
Неожиданно откуда-то снизу раздались очень низкие, трудно различимые звуки, которые, несмотря на сильнейшее искажение, все же напоминали человеческую речь, словно очень медленно запустили магнитофонную пленку:
«Обратный отсчет времени», – с огромным трудом разобрала Аня, правда, чтобы эта фраза прозвучала полностью, потребовалось несколько минут, и было вообще непонятно, как девушка смогла понять смысл произнесенного. Как только отзвучали последние звуки фразы, образовалась огромная черная дыра, правда чернота ее была относительно, поскольку где-то в глубине этой дыры что-то белело, пульсировало и шевелилось, правда, что это было, Аня не смогла разобрать. Одновременно возник сильнейший вертикальный поток воздуха который начал непреодолимо затягивать Аню в эту дыру, как совсем недавно затягивало в окно дисперсный туман.
«Что же это такое, – заволновалась девушка, – я туда не хочу, там темно и страшно»!
Аня судорожно начала хвататься за стенки одной из ячеек ангара, в которой она оказалась в конце сражения, затем, сама не зная зачем, рванула на себя огромный вертикальный блок, из которого состояла одна из стен ячейки, и как ни странно, блок этот поддался и Аня извлекла его целиком – огромную толстую плиту, во много раз больше самой девушки – которую, тем не менее она без труда удерживала в руках, и с силой запустила ее в сторону дыры. Неожиданно ее несознательный поступок возымел действие, значительная часть дыры оказалась перекрыта плитой, и вертикальный поток, грозивший засосать внутрь заметно ослаб.
«Какая же я сильная! – мелькнула у Ани горделивая мысль, – однако же, легкая, надо эту дыру полностью перекрыть».
И она послала вслед за первой еще несколько плит, которые тут же прилипли к потолку и полностью перекрыли дыру. Только тогда Аня вдруг поняла, что такое белое шевелилось в глубине черной дыры: это был громадный, пульсирующий человеческий зародыш…
Аня никак эмоционально не успела отреагировать на эту жуткую догадку, поскольку в этот момент помещение, напоминающее церковный неф, разлетелось на миллион осколков, и девушка погрузилась в небытие…
Очнувшись, Аня обнаружила себя сидящей на кресле, а так же тот факт, что обычный мир, в котором она прожила свои девятнадцать лет, вернулся на свое место. Правда, что-то было не так. В кабинете (тут она вспомнила, что находится на приеме у доктора Левина и он только что погружал ее в гипнотический сон) отчетливо пахло горелой бумагой и было достаточно дымно, а на полу валялось несколько книг, нефритовые китайские палочки для еды и странной формы курительная трубка в перьях, подобная тем, которые на экране курили индейцы во время собраний, передавая друг другу – то есть небезызвестная трубка мира. Когда же Аня повернулась, чтобы определить источник задымления, то оказалось, что обои помещения у самого потолка основательно тлеют и дымят, издавая противный запах. Вопрос о том, куда подевался хозяин кабинета, она не успела себе задать, поскольку в этот момент дверь распахнулась и в комнату вбежал возбужденный доктор с пульверизатором для полива комнатных цветов, и тут же начал пшикать на стену с тлеющими обоями. Пламя зашипело и погасло, дым так же вскоре перестал идти, правда красивые, дорогие (явно не из бюджета диспансера) обои у потолка были безнадежно испорчены. Тут только доктор перевел взгляд на Аню и понял, что та пришла в себя, при этом лицо его отразило сложную гамму испуга и любопытства. Какое-то время оба молчали, наконец Аня первая нарушила молчание: