– Да нет, – сдал свои первоначальные позиции Андрей, – по поводу неопределенности это я так, теоретически, а в жизни все, конечно, по-другому. Как я могу желать, чтобы у нас все осталось как было, если меня тянет к тебе с немыслимой силой, если я ни о чем и ни о ком, кроме тебя, и думать не могу? Понимаю, что, может, разумнее было бы не усугублять, ведь ты замужем, я женат, и ни моя жена, ни твой муж перед нами не виноваты, но сделать с собой ничего не могу.
– Я, кажется, тоже, – серьезно посмотрела на него Лиана.
– И ты… – чуть не задохнулся Андрей. – Ланочка, любовь моя! – он рванулся к Лиане, но та мягко его остановила.
– Пойдем спустимся к реке, – указала она взглядом на ступеньки, ведущие к самой кромке воды. – Люблю на воду смотреть.
Москва-река была уже схвачена льдом, но усердиями речного катера-ледокола, пробивающего путь всяким буксирам и баржам, лед был превращен в крошево, и небольшие льдинки плавно покачивались около приступки к реке. Андрей и Лиана спустились на приступочку, Андрей обнял Лиану за плечи, и они некоторое время созерцали вспыхивающие на солнце сколы искореженных льдинок. Тут Лиана прижалась к Андрею, тоже крепко обняла его за талию.
– Мой звездный мальчик… – прошептала она, – куда нас с тобой несет?..
Андрей резко встал напротив Лианы и начал покрывать поцелуями ее ладони, выбившиеся из под вязаной шапочки волосы, веки, щеки, брови. Лиана поймала его губы жадным поцелуем и впилась в них, словно от этого поцелуя зависела ее жизнь. Забыв обо всем на свете, несколько минут они раскачивались в объятиях друг друга, и Лиана не сделала ни одной попытки остановить Андрея. Не известно, сколько бы времени продолжалось это немое признание, но прервано оно было самым досадным образом. Невдалеке пророкотал буксир, тянущий через ледяное крошево огромную баржу, – на это страстные влюбленные не обратили внимания – и спохватились, только когда их ноги окатило ледяной волной.
– Ой! – взвизгнула Лиана. – Ну вот, – огорченно осмотрела она сапожки после того, как они с Андреем запоздало отскочили от края приступки, – все ноги мокрые – недобрый знак!
И, словно подтверждая ее слова, в небо с деревьев поднялась стая ворон, испуганная громким хлопком взрывпакета, очевидно взорванного среди деревьев каким-нибудь оболтусом, прогуливающим уроки. Увидав ворон, Лиана болезненно сжалась.
– Господи, – испуганно пролепетала она, – и вороны туда же! Стая как назло долго не желала угомониться и возмущенно каркала.
– Ангел мой! – нежно произнес Андрей, тихонько сжав ладонями ее затылок. («Кажется, так Фауст Маргариту называл», – почему-то промелькнуло в его голове.) – Что же ты так испугалась? Ничего не бойся, ты со мной, и я никаким силам тебя в обиду не дам, я чувствую, что только я смогу закрыть тебя в этой жизни от всех бед и напастей. То, что нас волной окатило, – так это даже здорово, это вроде как крещение, нам дали знак, что у нас начинается новая жизнь, прекрасная и светлая. А что вороны каркали, так что ж тут удивляться, каким-то силам, конечно, не нравится, что две половинки огромного сердца нашли друг друга – но тут уж ничего не поделаешь, черные всегда норовят палки в колеса вставить. Ничего, будем бороться. С другой стороны, все ведь от нашей установки зависит: если мы верим, что черная кошка, перебежавшая дорогу, несчастье приносит, то обязательно принесет.
– Ты так думаешь? – несколько расслабилась Лиана. – Дай Бог, чтобы все было, как ты говоришь. Я не случайно этих примет так боюсь, я ведь мужчинам только беды приношу. Взять того же Толю. Что же он не видит, что со мной происходит? Видит прекрасно, и мучается, а изменить ничего ни он, ни я не можем, и чем дальше нас ситуация заводит, тем более по-дурацки он себя ведет и тем сильнее петлю на наших отношениях затягивает, хотя все время хочет, чтобы все как лучше было. А у меня от его попыток все наладить, от его внимательности и нежности только раздражение растет и отвращение, сама не знаю почему. И если бы только он. Я ведь не святая, мне ведь тоже всегда хотелось любить и быть любимой, и года два назад я не выдержала и ответила на ухаживания своего давнего поклонника: мы с ним на Фурманном познакомились, звали его Саша Мазур. Прекрасный был человек, тоже сэнс, даосской философией увлекался, ушу, профессионально альпинизмом занимался – ну прямо мой идеал из юности, я тебе что-то про него рассказывала. И тоже когда мы с ним друг к другу потянулись, всякие знаки нехорошие… не хочу об этом вспоминать. И только-только мне показалось, что наконец счастье ко мне лицом повернулось и я наконец полюбила, он отправился на Памир и там в горах разбился, его тело даже обнаружить в ущелье не удалось – так и лежит, наверное, в зоне вечной мерзлоты под снегом. Были и другие случаи, и всегда они как-то нехорошо заканчивались, словно на мне проклятье какое-то. Не случайно меня в наших кругах роковой женщиной зовут. А ведь мне тоже обычного бабьего счастья немного надо, и влюбиться безоглядно хочется.
– Ты с этим Мазуром близка была? – ревниво спросил Андрей.
– Да, – сказала Лиана печально, – но недолго, всего полгода, я тогда от Толи к нему ушла, он тоже женат был, мы квартиру снимали, хотели после того, как он из своего альпинистского похода вернется, оба на развод подавать… Вот и подали. С того времени всего полгода прошло.
– А что Толя? – тупо спросил Андрей.
– А что Толя, – неприязненно передернула плечами Лиана. – Сначала он меня к Саше отпустил – по крайней мере ничего не сделал такого, чтобы удержать, а потом, когда ему стало известно о Сашиной гибели, пришел ко мне и бухнулся в ноги – вернись, мол, ради дочки, ради семьи – и все пошло по-старому… Я себе зарок дала, – печально сказала Лиана после некоторого молчания, – отказаться от женского счастья и полностью уйти в целительство, в мои видения, в мои путешествия по времени и пространству, в воспитание дочки, наконец. Вот только эти приступы – они все чаще и все тяжелее… иногда мне кажется, что я скоро умру – но я и с этим смирилась. И тут ты появился, мой звездный мальчик, – Лиана сквозь слезы улыбнулась Андрею, – и спутал все мои планы, теперь мне снова жить захотелось, хоть и знакомы мы с тобой всего две недели.
– Не две недели, а по меньшей мере пятьсот лет, – Андрей снова обнял Лиану за плечи. – Про Дургу и Рама забыла?
– Ах да, – грустно улыбнулась Лиана. – Конечно… Только у этой истории тоже печальный конец, но не буду тебе ничего говорить, а то шарахнешься от меня, как от прокаженной. Если Господу будет угодно, сам когда-нибудь ее досмотришь… а может, и нет, мне, например, не все истории до конца показывают. – Лиана грустно замолчала, по-видимому, припомнив печальные события из своих видений.
– Ладно, – сказала она, стряхнув наваждение, – что теперь делать-то будем? Ноги вдрызг мокрые, а на дворе не июль. Простудиться можно в два счета. Ну что, по домам? Жалко, такую чудную прогулку эта баржа испортила, я ведь так редко гуляю.
– Ну, поехали, – грустно сказал Андрей, – а то и правда заболеешь, я-то не боюсь.
Они повернули обратно и сели в метро. Вагон был полупустой, Лиана прижалась к Андрею и крепко сжала его руку.
– Ты тогда по телефону начал рассказывать, что до меня единственной женщине стихи посвятил, а потом оговорился, что у тебя в детстве по поводу нее какое-то видение было. Расскажи, мне интересно.
– Да так, – неохотно отозвался Андрей, – детские грезы. Мне было лет десять, я с мамой в Трускавец на Нафтусю ехал, на поезде… и Андрей, что помнил, рассказал о своем первом неосознанном астральном выходе и о странной встрече в церкви с девочкой, как две капли воды похожей на ту, из сновидения. – Она часто потом в моих видениях приходила, – закончил Андрей свой рассказ. – Иногда она меня о чем-то предупреждала, иногда укоряла, только я никогда ее не слушался, все делал по-своему, словно назло ей. Правда, последние годы я ее перестал видеть, может, потому, что однажды во время астрального выхода замок Вечности на песке разрушил. А раньше мне казалось, что это действительно моя Единственная и что если я ее встречу, то жизнь совсем по-другому пойдет, и я покой и счастье обрету. Только теперь я ни во что это не верю, наверное, это всего лишь собирательный образ моей тоски по Несбыточному – просто детский способ утешиться хотя бы отчасти. А почему я все время мучаюсь? Не знаю. Иногда во мне два «Я» начинают разговаривать, словно адвокат и прокурор, и так порой душу изматывают – просто сил нет. Наверное, это от Фауста пошло.
– От Фауста? – Лиана вскинула бровь, на секунду ее глаза остекленели, словно перед ее сознанием начали разворачиваться картинки. Андрей испугался этого остекленевшего взора, слишком еще были сильны воспоминания о недавнем приступе Лианы.
– Я тебе как-нибудь потом об этой истории расскажу, – чуть встряхнул он Лиану, – она очень долгая и печальная, не хочу сейчас об этом. Я ее в астрале видел и довольно подробно помню. Давай я лучше тебе стихотворение прочитаю, которое я этой девочке из сновидения посвятил, она сказала, что ее в этой жизни Анной зовут.
И Андрей прочитал стихотворение, которое уже давно выучил наизусть (другие свои стихи он помнил плохо и постоянно сбивался). К концу стихотворения в глазах Лианы стояли слезы.
– Ты не обращай внимания, – хлюпнула она носом, – я такая сентиментальная, когда расслаблюсь – обычно, когда одна – а тут и с другим человеком себе позволила. С остальными-то я королевой держусь – настоящая железная леди, тут я себе сопли распускать не позволяю… Это, конечно, не обо мне, Андрюша, – сказала она после некоторого молчания. – Может тебе эту Анну искать надо? А вдруг на нас с тобой беды посыпятся?
– Кого искать?! – возмутился Андрей. – Призрак? Да нет в этом земном мире ее. Это же как детские грезы о прекрасной принцессе – и я твердо знаю, что эту свою принцессу нашел, и у нее удивительное королевское имя Лиана, и я ей тоже несколько неплохих стихов посвятил, и еще не одно посвящу!
– Не неплохих, а замечательных, – нежно проворковала Лиана. – Мой звездный мальчик! – затем ее глаза вновь посерьезнели. – Есть на земле эта Анна, – сказала она несколько отрешенно, устремив взгляд в одну точку, – и даже в Москве она проживает, правда, где именно – не могу сказать, это мне мгновенная информация пришла. И встречались вы в прежних воплощениях, и любили, правда, мне показалось, что она с тобой как-то жестоко поступила, но не могу сказать, как – это не картинки, а так, ощущения.
Андрей внимательно посмотрел на Лиану.
– Очень жестоко! – произнес он отчетливо. – Она меня кинжалом заколола, правда, и себя потом. Но я пока больше ничего не хочу говорить. Я тебе как-нибудь потом расскажу, на это много времени нужно и собраться. Я всю эту историю в астрале видел.
– Ты мой сенситив великий! – нежно сказала Лиана, еще сильнее прижимаясь к Андрею. – Я пока первого человека встречаю, который, как я, свои воплощения может просматривать. А я много сенсов знаю, трепятся-то многие, а чтоб по настоящему – ты первый.
Поезд пришел на станцию метро «Бабушкинская», и Андрей отправился провожать Лиану, проклиная досадное происшествие с баржой.
– Ты меня дальше не провожай, – сказала она расстроенно, когда они дошли до улицы летчика Бабушкина, – а то у моих соседок на скамеечке глазок-смотрок – кто с кем и когда – и ко мне заходить смысла нет, уже полпервого, дочка в час из школы возвращается, ее кормить надо, и все такое. Я хочу тебе предложить: ты завтра свободен?
– Свободен, у меня послезавтра дежурство.
– Эх, выгонят меня с работы! – словно бы решилась на что-то Лиана. – Да ничего, потом наверстаю, у меня расписание достаточно свободное. Сам понимаешь, НИИ, старший научный сотрудник – позвоню на работу, что еще денек в библиотеке посижу, мол материал доработать не успела – я в лаборатории искусственного сердца работаю, – зачем-то уточнила она.
– Ты меня приглашаешь? – Андрей почувствовал дрожь во всем теле, понимая, что означает это приглашение.
– Да, милый, – очень серьезно сказала Лиана. – В эти дни я поняла, что если сейчас на что-то не решусь, то никогда уже не решусь! А с твоим появлением в моей душе словно солнышко засветило, птицы весенние запели. Приходи пораньше, часов в девять утра. У тебя ведь жена в институте будет?
– Да, слава Богу… – стараясь сдержать дрожь, проговорил Андрей.
– Ну и у меня – муж до пяти, дочка – до двух, у нее завтра шесть уроков.
Она прижалась всем телом к Андрею и прошептала:
– Я буду совсем тепленькая, и постелька моя будет тепленькая… – и, словно смутившись от своего недвусмысленного намека, она быстро поцеловала Андрея в губы, махнула ему и побежала к дому.
– До завтра, любимая, – только и успел прошептать ей вслед Андрей. Его внутренняя дрожь усилилась: предложение Лианы могло значить только одно – она хочет, чтобы они стали любовниками. Эта мысль, наряду со сладостным томлением, почему-то несколько испугала его.
«А как же Ленка»? – мелькнула в его голове провокационная мысль. Он понимал, что теперь все мосты сожжены, отказать Лиане – это значит потерять ее, и тешить себя дальше мыслями об их неопределенных отношениях бессмысленно.
«Ладно, – разозлился на себя Андрей, – тоже мне, мужик, нелюбимой жены испугался! Пора, наконец, на что-то решаться! Ты мечтал о любви и счастье? Что же, теперь на попятную?»
Стараясь отогнать сомнение, и думать о том, что должно свершиться завтра, Андрей пешком отправился домой. Но мысли, тем не менее, лезли в голову, и омрачали радость ожидания, Андрей хорошо понимал, что с завтрашнего дня в их отношения с Леночкой прочно войдет ложь. Хотя, почему с завтрашнего? Она уже вошла к ним с того момента, когда он впервые переступил порог квартиры Кремлевых. Разве он уже не изменил жене в своих мыслях, желаниях, разве не говорил Христос: «Кто посмотрел на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействовал с ней в сердце своем»?
«В конце концов, – злился на себя Андрей, – миллионы мужчин изменяют своим женам и наоборот – и ничего, небо на землю не падает. А ты прямо гамлетовский вопрос решаешь: быть или не быть! Ты же прекрасно знаешь, что быть, и другого пути быть не может. Да и потом, ты что, с девкой с Казанского вокзала встречаешься завтра? Ты же встречаешься с той, кого по-настоящему любишь, и, возможно, любишь впервые в жизни, с той, которая любит тебя. Хоть напрямую она этого не сказала, но это же совершенно очевидно. Это-то как раз не безнравственно, а безнравственно то, что ты уже давно живешь с нелюбимой женщиной».
И, тем не менее, ему все же было не по себе оттого, что он сегодня будет встречать Леночку у порога, разговаривать с ней, как ни в чем не бывало, смотреть ей в глаза. А вдруг она будет с ним ласкова, вдруг она захочет сегодня близости? Нет, нет, этого нельзя допустить, его же просто измучит жалость к ней. Проклятая жалость, она всегда была его главным врагом! А может, все ей сказать? Разорвать отношения? Нет, только не сегодня!
Андрей пришел домой, перекусил и тут же лег в постель: предыдущую ночь он спал мало, поскольку был на дежурстве и, утомленный своими нравственными дилеммами, быстро заснул. Проснулся он, когда уже темнело, но Леночки все еще не было.
«Ну и черт с ней, чем позже, тем лучше, – подумал Андрей, – а лучше бы вообще ее сегодня не видеть!»