Чёрная кровь Сахалина. Каторжанин

Что было дальше, я не помню, но очнулся на том же топчане, заботливо укрытый стареньким и потертым, но чистым одеялом. Все тело отчаянно ныло, болели даже кости, но голова оставалась совершенно ясной, и я прекрасно помнил все, что случилось с японцами. Но только это, остальное так и оставалось стертым из памяти.

Открыв глаза, попытался встать, и тут же чья-то рука мягко, но настойчиво вернула меня на топчан.

– Думаю, вам не стоит пока вставать.

Рядом на табуретке сидела та же девушка, что целилась в меня, но уже без винтовки, чинно, по-домашнему сложив руки на коленях. Винтовка (а точнее, короткий карабин с рычагом «Генри») стояла неподалеку, прислоненная к столу. Так, чтобы можно было быстро схватить.

Меховая безрукавка исчезла, вместо нее появились браслеты, массивные, явно старинные серьги и ожерелье из чеканных серебряных бляшек. На поясе незнакомки висел кинжал с роговой рукояткой, но не дамская игрушка, а серьезное оружие, с длинным и широким клинком, в кожаных ножнах, украшенных латунными пластинками. Судя по потертостям, кинжалом очень часто пользовались.

– Простите, демуазель… – выдавил я из себя, отчаянно стараясь преодолеть головокружение и тошноту.

– На каком языке вы говорите? – Девушка удивленно вздернула брови. – Очень похоже на французский, но я почти ничего не понимаю, хотя свободно на нем говорю. Это какой-то диалект? И почему вы меня называете… «демуазель»?

– Вельми благодарствую, отроковица… – на этот раз, к дикому своему удивлению, я вообще заговорил на древнерусском.

– Вы издеваетесь надо мной? – Голос девушки оставался спокойным, но в нем появились отчетливые холодные нотки.

Я растерянно улыбнулся и наконец перешел на нормальный современный русский язык.

– Простите, сударыня, ни в коем разе не хотел вас обидеть. Я и сам не знаю, откуда все это. Кажется, со мной не все в порядке.

– Возможно, это последствия нервного потрясения или контузии… – Девушка смягчилась. – Хотя я не обнаружила у вас следов повреждений на голове. Но об этом поговорим позже. А сейчас я хотела бы поблагодарить вас.

Она плавно встала и сделала книксен.

– Майя Александровна Серебрякова. Девочка, которую вы спасли от японцев, – моя сестра, Мадина Александровна Серебрякова… – И на мой молчаливый вопрос Майя пояснила: – Она сейчас хоронит Дружка, свою собаку.

Пользуясь случаем, я пристально рассматривал хозяйку избушки. Судя по внешности, девушке было не больше девятнадцати-двадцати лет, но сдержанное, полное достоинства поведение и густой звучный голос сильно дисгармонировали с совсем юным внешним видом. Несмотря на абсолютно русские отчество и фамилию, вряд ли она была чистокровной славянкой, но национальность я так и не угадал. Хотя крестик на груди свидетельствовал о том, что девушка не мусульманка.

– Мы выражаем вам свою признательность, – продолжила Майя.

В этот момент скрипнула дверь и в комнату вошла девочка, удивительно похожая на свою сестру. Несмотря на пережитое, ее личико оставалось совершенно спокойным, чему я особо не удивился: чтобы в таком возрасте пырнуть ножом врага, надо иметь немалое самообладание.

Повинуясь строгому взгляду Майи, она подошла к топчану, быстро присела в книксене, после чего положила правую ладонь себе на грудь и слегка поклонилась мне.

– Мадина благодарит вас, – перевела девушка.

Напрашивалось ответное представление, но я, как ни старался, до сих пор ничего про себя не вспомнил, в чем честно решил признаться.

– Не стоит благодарностей, дамы. Я сделал то, что должен был сделать любой мужчина. Но прошу простить, я ничего не могу о себе рассказать. Просто не помню, кто я такой. Мало того, даже не представляю, где я и как здесь очутился.

При этом во время признания неожиданно обнаружил, что даже не узнаю свой голос, и это повергло меня в еще большее смятение.

Ожидал, что сестры не поверят, но они так и остались совершенно бесстрастны. Мадина молчала, а Майя спокойно подсказала:

– Вы находитесь на Сахалине. В нашем доме, неподалеку от реки Пиленги. Вас сюда принесли три дня назад два человека: старик и очень большой мужчина, немного похожий на медведя. Его звали Лука, так к нему обращался старик.

Мадина слегка кивнула в подтверждение.

– Вы были без сознания и ранены, с глубокой колотой раной в левом боку. Удар наносили в грудь, но, к счастью, клинок скользнул по ребрам. Рану я обработала и зашила, но вы все это время так и оставались без сознания. Даже не бредили, находились словно в летаргии. А еще… – Майя подошла к сундуку в углу комнаты и извлекла из нее шашку в потертых ножнах, изукрашенных потемневшим серебром. – Старик дал мне эту шашку, сказал, что она теперь принадлежит вам. Вот и все, что я могу сказать. Ах да, эти мужчины еще говорили, что вы их спасли, но подробностей не упоминали.

Майя подошла и положила шашку рядом со мной. Я прикоснулся к ее оголовью… и неожиданно вспомнил все. Абсолютно все. Голову пронзила острая нестерпимая боль, а перед глазами с ревом понесся поток зрительных образов.

Ощущения были ужасные, в мозг как будто налили раскаленного свинца. Впрочем, пытка продолжалась недолго, я почти сразу потерял сознание, а когда в очередной раз пришел в себя, от неприятных ощущений не было и следа. Память осталась при мне, правда… все то, что я узнал о себе, было… как бы сказать… Меня это очень сильно ошарашило, мягко говоря. Впечатления были такие, словно я примерил костюм с чужого плеча. Идеально пришедшийся по фигуре, но… все-таки чужой. И, даже несмотря на то, что я вспомнил абсолютно все, вплоть до мельчайших подробностей, вопросов возникло едва ли не больше, чем полученных ответов.

Майя и Мадина все еще находились рядом, видимо, беспамятство продлилось очень короткое время.

Заметив, что я открыл глаза, Майя озабоченно поинтересовалась:

– Как вы себя чувствуете? Вы находились в очередном обмороке. К счастью, недолгом.

– Не стоит беспокоиться… – Улыбка вышла слегка натянутой. – Все уже в порядке. Но я все вспомнил и готов назваться. Я – Любич Александр Христианович, в прошлом – офицер отдельного корпуса пограничной стражи Российской империи, а ныне – каторжник…

Глава 2

– …а ныне – каторжник…

С последним словом немедля нахлынула лавина воспоминаний.

Изящный дамский будуар, с высокой спинки кровати свисает прозрачный шелковый чулок, под ним на полу – мужские кальсоны ярко-кремового цвета. Красивая обнаженная женщина одной рукой стыдливо натягивает на грудь простыню, а второй испуганно прикрывает глаза.

Нервный, плаксивый крик разрывает мозги:

– Нет, нет, Алекс, это не то, что ты подумал…

Рядом с женщиной стоит тощий голенастый мужчина в одной нательной рубашке и сползшем на щиколотку левой ноги носке. Лицо у него растерянное, потное и красное, в глазах одновременно испуг и наглое торжество.

– В самом деле, Сашка, не стоит делать преждевременных выводов. Ничего страшного не произошло, мы же друзья…

Ладонь судорожно стискивает рукоять револьвера. Во лбах женщины и мужчины почти одновременно появляются маленькие темные пятнышки. И только потом раздается сдвоенный грохот выстрела.

Видение было такое яркое и живое, что я даже почувствовал запах пороха. Сердце кольнули стыд и обида, скулы свело от злости, противно скрипнули сжатые зубы. Но все эти чувства перебило дикое недоумение, выразившееся в немом яростном вопросе: «Да кто вы все такие?»

И в то же мгновение наваждение исчезло. Дело в том, что я прекрасно узнал в героях сцены жену и лучшего друга, а точнее, бывшего лучшего друга, узнал самого себя, но, кровь и преисподняя, одновременно понял, что на самом деле вижу их в первый раз. Это выглядело так, как будто я вел под венец абсолютно незнакомую женщину, но при этом был совершенно уверен, что ее люблю.

«Да что за черт?! – Идиотизм ситуации едва не вызвал помешательство. – Как такое может быть, это же мои воспоминания? А если не мои, тогда чьи?..»

Но тут же опомнился, выбросил из головы все дурные мысли и посмотрел на своих новых знакомых. Честно говоря, ожидал какой угодно реакции, но только не такой. Можно было подумать, что я далеко не первый каторжник, с которым им приходилось иметь дело. Потому что сестры остались совершенно невозмутимы, а в глазах девочки даже мелькнуло нечто, похожее на сочувствие. Впрочем, Сахалин – одна огромная каторга, так что каторжане здесь далеко не редкость, скорее обыденность. Так что могли давно привыкнуть. Но что они здесь делают? Да еще сами, без взрослых?

– Рады знакомству, Александр Христианович, – нейтрально ответила Майя, и девушки еще раз присели в книксене.

«Пусть так… – озадаченно хмыкнул я про себя. – Впрочем, после последних откровений о моей личности уже не стоит чему-либо удивляться…»

И тут же спохватился. Какого черта, совсем от реальности оторвался, идиот.

– Дамы, я немного намусорил в вашем дворе, и этот мусор следует немедля убрать подальше, чтобы не привлечь диких зверей или кого еще похуже. К тому же после случившегося вам не стоит здесь надолго оставаться – японцы будут искать пропавших и рано или поздно обязательно снова сюда заявятся.

– Трупы уже убрали наши друзья, – спокойно, будто речь шла об обычном мусоре, ответила Майя.