Психология личности. Культурно-историческое понимание развития человека

«Вторая природа» приобретается естественными объектами тогда, когда они производятся человеческим трудом и включаются в пространство социальных отношений. В процессе труда происходит «очеловечивание» природы: деревянный брусок может превратиться в «стул»; заостренная на одном конце прямая палка стать «копьем»; шкура леопарда – мягким «ковром» или теплой «одеждой». Стоит вырвать любой из этих природных объектов из системы общества, в котором они создаются, и их социальные системные качества «испаряются», прекращают свое существование. Секрет бытия социальных системных качеств любой вещи «очеловеченного» мира в том и состоит, что, будучи изъяты из системы мира человека, они исчезают. Их нет в самом природном объекте вне системы использования этого объекта в той или иной человеческой деятельности. Особенность любых системных социальных качеств объектов мира человека заключается в том, что они производятся в обществе, приобретают в нем, по выражению К. Маркса, «социальную душу».

«Очеловеченную» природу можно охарактеризовать выразительными строками Ф.И. Тютчева:

Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…

В мире человека, действительно, есть и любовь, и язык, и душа… Они не лежат на поверхности вещей или в самих вещах, а существуют в особом измерении – в скрытых от глаза системных социальных качествах предметов.

Среди системных качеств «очеловеченной» природы выделяются утилитарные функциональные качества предметов и интегральные сверхчувствительные системные качества. Утилитарные функциональные качества воплощаются в переделываемых человеком объектах природы. Так, изготавливая «стол», человек меняет форму дерева, и изменившийся природный материал приобретает функциональное социальное качество – «быть столом», полезной вещью для представителей данной культуры. Такого рода материализованные, изменившие форму и имеющие практическое назначение объекты являются носителями функциональных системных качеств.

В определенных ситуациях эти же самые объекты могут стать носителями интегральных системных качеств, которые утрачивают связь с природным материалом. Так, например, шляпа, обладающая вполне утилитарным функциональным качеством, неожиданно может превратиться в «знак», в «улику». Герой романа Ф.М. Достоевского Родион Раскольников внезапно осознает, что его шляпа – это «улика», тот «знак», по которому его могут найти и распознать убийцу. В самом объекте, сколько бы в него ни вглядывались и ни исследовали, нет функционального качества «быть уликой». Объект приобрел системное интегральное качество в ситуации жизненной драмы, став «знаком» преступления. Такого рода качества и называют «сверхчувственными» системными качествами.

Сверхчувственными системными качествами обладает личность человека в системе социальных отношений. Поэтому-то пытаться понять природу личности исходя либо из биологической натуры индивида, скрытой под поверхностью его кожи, либо из субъективных проявлений, замкнутых в круге сознания человека, столь же безнадежно и бесполезно, как искать природу стоимости денежных знаков в самой бумаге, на которой они отпечатаны. Эту бумагу можно изучить под совершенным электронным микроскопом, подвергнуть тщательному химическому анализу и т. д. Какие бы процедуры ни проводились, разгадка природы стоимости не будет раскрыта, поскольку интегральное системное качество не принадлежит объекту как таковому, а обнаруживается в нем только в ходе его жизни в той или иной социальной системе.

Такого рода системными качествами наделяется человек в различных подсистемах общества, в больших и малых социальных группах – семье, этнической общности или классе. В этом смысле сущность человека в социальной системе лежит вне его как биологического индивида, и поэтому даже самые изощренные методы естественных наук не могут уловить разные социальные ипостаси личности.

Наряду со структурно-функциональным аспектом анализа системных качеств человека выделяют еще один аспект его изучения в системе общества – системно-исторический аспект. Этот аспект системных качеств отражает конкретно-историческую специфику общественных явлений. Так, например, во все исторические эпохи человек, становясь членом семьи, выполнял в ней некоторые общие задаваемые семьей как социальной подсистемой функции, однако конкретно-историческое содержание этих функций в разные эпохи менялось, приобретало свою специфику. Системно-исторический план анализа общественных явлений позволяет показать, что, развиваясь в конкретно-исторических условиях, различные «элементы» социальных систем, в том числе и «личность» в системе социальных отношений, преобразуют некоторые константно задаваемые системой функциональные качества, например социальные роли, раздвигают границы тех систем, в которые они входят.

Личность в системах с конкурирующими целями и самосознание. Вопрос о существовании человека одновременно в различных социальных подсистемах общества, обладающих различными и порой взаимоисключающими целями, имеет значение для понимания объективных условий возникновения возможных конфликтов человека с другими людьми, социальными группами и самим собой. Социальные ожидания одних групп, административные предписания других создают объективные предпосылки для возникновения в личности многих «Я», спорящих друг с другом.

Включенность личности в разные социальные группы и вызывает необходимость в ориентировке в дополняющих или исключающих друг друга целях этих групп, в развитии самосознания личности как функционального органа, обеспечивающего ориентировку в системах с разными целевыми установками. Отсюда вопрос о выделении границ различных групп, своего рода зон возможных «конфликтов», зон «риска», в которых проходит жизнь личности, становится крайне важным и для экономиста, и для историка, и для социолога, и для психотерапевта.

Наглядно условия возникновения конфликтов личности на стыке интересов административной системы тоталитарного общества и интересов профессиональной группы описаны в романе А. Бека «Новое назначение». Один из экономистов, анализируя роман, замечает: «Административная система нуждается в работниках, изгнавших все личное, олицетворяющих собой только конкретный пост и соответствующую функцию. Это не личность, вернее, это личности, у которых должно остаться только то личное, что обеспечивает успешную работу Системы»[30 - Цит. по: Попов Г. С точки зрения экономиста (О романе А. Бека «Новое назначение») // Наука и жизнь. 1987. № 4. С. 57.]. Жизнь личности в административной системе превращает ее в исполнителя директив, в вещь, «винтик», наделенный лишь утилитарными системными качествами, то есть качествами, которые полезны для системы. Однако как бы ни была однородна система, каким бы жестким централизованным контролем она ни обладала, у личности даже в предписанных тоталитарной системой рамках остается право на выбор. Герой романа А. Бека – крупный руководитель Онисимов – ставит приказы системы, особенно идущие от Сталина, превыше всего, но тот же руководитель Онисимов является не только служакой, но и профессионалом. И тут-то заложен потенциальный конфликт, возникающий между героем романа как служакой административной системы и тем же самым героем как принадлежащим к группе профессионалов, компетентных специалистов. Этот конфликт прорывается в глубокой личностной драме, когда герой романа оказывается вынужденным внедрять заведомо абсурдную и никчемную техническую идею. Онисимов – типичный руководитель административной системы; он же – представитель определенной профессиональной группы. Граница между интересами административной системы и интересами профессиональной группы, в которые одновременно включена личность, – зона возможного конфликта между социальными подсистемами, ставшая в конце концов причиной внутриличностного конфликта.

Именно поэтому различные попытки классификации социальных общностей в социологии и социальной психологии (Г.М. Андреева, Б.А. Грушин, Г.Г. Дилигенский, Б.Ф. Поршне в), способствующие установлению границ тех групп, в которых развертывается деятельность личности, и помогающие прогнозировать ее потенциальные конфликты, представляют практический интерес для психологии личности.

Парадокс системности: «Личность в Мире» или «Мир в Личности». Выступая как «элемент» системы, личность вместе с тем является таким особым «элементом», который при определенных исторических обстоятельствах может вместить в себя систему и привести к ее изменению. Возникает парадокс, который относится к одному из парадоксов системного мышления (В.М. Садовский): «элемент в системе» и «система в элементе». Детский взгляд на мир читающего книгу о Вселенной героя повести В.Ф. Тендрякова «Весенние перевертыши» ухватывает самую суть этого парадокса:

«В самом начале задавался простой вопрос: “Как велик мир?” И дальше говорилось о… толщине волоса… Толщина волоса в десять тысяч раз меньше вытянутой человеческой руки. Вытянутая рука в десять тысяч раз короче расстояния до гор на горизонте. Расстояние до горизонта только в тысячу с небольшим меньше диаметра Земли. А диаметр Земли опять же в десять тысяч раз меньше расстояния до Солнца… мир безжалостно разбухал. А Дюшка съеживался, становился все ничтожней – до ничего, до пустоты!., вместе с родной Землей, со своим родным Солнцем…»[31 - Тендряков В.Ф. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. М., 1988. С. 521–522.]

После этого ошеломившего его ощущения, ощущения крупинки в бесконечности вселенной подросток задает другу вопрос: есть ли вообще он на свете? И тот просит его дотронуться до головы.

«…Голова как голова… Ты чего?

– А того, что она по сравнению со звездами и галактиками мала. Не так ли?

– Сравнил тоже.

– А в нее вся вселенная поместилась – миллиарды звезд, миллиарды галактик. В маленькую голову. Как же это?.. Выходит, что эта штука, которую ты на плечах носишь… – самое великое, что есть во вселенной. Ив самом деле захотелось вдруг до зуда в руках пощупать свою великую голову, начиненную сейчас вселенной»[32 - Там же. С. 526–527.] (курсив наш. – A.A.).

Личность Дюшки Чугунова, как бы она ни была мала по своим физическим размерам, вмещает в себя вселенную; человек как элемент системы может вмещать в себя саму систему. Этот парадокс системного мышления пока остается неразрешимым. Возможный выход из этой парадоксальной ситуации позволяет наметить заманчивая аналогия между личностью и микроскопической частицей, которую известный физик М.А. Марков назвал «фридмоном» в честь гениального российского математика, спорившего в двадцатые годы с А. Эйнштейном, создавшего космологическую теорию расширяющейся вселенной, A.A. Фридмана.

Особенность фридмона заключается в том, что, несмотря на его микроскопически малые размеры, в нем могут свертываться и упаковываться целые галактики, большие миры упаковываются в малом мире. Миры во фридмонах, по предположению М.А. Маркова, должны обладать большим числом измерений, чем трехмерное пространство и одномерное время. Из этой гипотезы вытекает, что в принципе могут существовать микроскопические элементы, вмещающие в себя целые системы.

По аналогии с гипотезой М.А. Маркова можно предположить, что в процессе развития личности происходит как бы свертывание пространства социальных отношений в пространстве личности, своеобразная упаковка с изменением размерности большого мира в малом мире. Подобное предположение не только открывает возможность для разрешения парадокса системного мышления, но и позволяет по-иному взглянуть на ряд психологических эффектов, возникающих при приобщении личности к общественно-историческому опыту человечества, «вращивании» (Л.С. Выготский) социальных миров.

* * *

Итак, человек как «элемент» входит в множество разнопорядковых физических, биологических и социальных систем. Этот аспект системного исследования человека выступает при его изучении в системно-структурном ракурсе. Системно-исторический план изучения человека открывает новые грани видения человека в разных системах и приводит к проблеме изучения человека в таких исторических процессах развития разного масштаба, как биогенез, антропогенез, социогенез и персоногенез.

Истоки историко-эволюционного подхода к пониманию человека

При изучении системных аспектов развития, его роли в эволюции расширяющихся систем представители системного подхода обращаются к тем закономерностям, которые выявлены на уровне конкретно-научной методологии науки – в истории, этнологии, культурологии, социологии, семиотике, эволюционной биологии. Причина обращения к этим внешне не связанным наукам заключается в том, что в них обнаружены общесистемные закономерности.

Одна из функций общенаучного системного анализа как раз и состоит в том, что с его помощью из конкретных наук о природе и обществе вычленяются общие закономерности развития любых систем и тем самым перебрасывается мост, создается канал связи между разными науками о человеке. Реализация положения о необходимости изучения человека в процессе эволюции порождающей его системы предполагает, чтобы исследователь не просто говорил о развитии, а каждый раз ставил вопрос об эволюционном смысле возникновения того или иного феномена в порождающей его системе. Например, каков эволюционный смысл появления новых видов в биологической эволюции или рас и разных этнических групп (племен, наций) в истории человечества; в чем эволюционный смысл возникновения новых органов в филогенезе определенного вида или формирования неповторимого характера в персоногенезе – индивидуальном жизненном пути личности? Изучение закономерностей развития систем (биологических и социальных), механики развития будет неполным до тех пор, пока не раскрыт тот эволюционный смысл, для обеспечения которого осуществляется вся механика развития, например, функционируют механизмы естественного отбора (H.A. Бернштейн, Н.И. Вавилов, А.Н. Северцов, И.И. Шмальгаузен, С.Н. Давиденков).

Системный историко-эволюционный анализ развития исходит из положений о необходимости изучения феномена человека в процессе эволюции порождающей его системы и об изучении целевой детерминации развивающейся системы, предполагающей освещение вопроса «для чего возникает явление?» наряду с характерными для традиционного естествознания вопросами «как происходит явление?» и «почему оно происходит?» (H.A. Бернштейн).

В русле психологии необходимость изучения развития человека с опорой на закономерности историко-эволюционного процесса в природе и обществе неоднократно отмечалась такими исследователями, как Б.Г. Ананьев, Л.C. Выготский, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, С.Л. Рубинштейн и Д.Н. Узнадзе. В физиологии высшей нервной деятельности проблема системогенеза целостного человеческого организма была разработана автором теории функциональных систем П.К. Анохиным. Оригинальные взгляды на закономерности развития личности в социальной группе с позиции теории эволюции сформулированы социальным психологом Т. Кэмпбеллом.

В системном подходе к изучению развития человека все более концентрируется внимание на общих закономерностях эволюционного процесса, открытых в научной школе эволюционной биологии А.Н. Северцова и И.И. Шмальгаузена. Вследствие этого поднимаются вопросы о критериях прогресса живых и технических саморегулирующихся систем (K.M. Завадский, В.И. Варшавский, Д.А. Поспелов), эволюционных закономерностях антропосоциогенеза и этнических общностей (В.П. Алексеев, С.А. Арутюнов, Л.М. Дробижева, Ю.В. Брошей, Т.П. Григорьев), общих механизмах эволюции культуры (Э. С. Марканян). Важным этапом на пути изучения общих закономерностей коэволюции — гармоничного взаимообусловленного развития природы и общества – стали исследования последователя В.И. Вернадского H.H. Моисеева, обобщенные в его труде «Алгоритмы развития» (1987).

Концепция эволюционного прогресса А.Н. Северцова, идея о преадаптации Н.И. Вавилова и их развитие в системном подходе. Выдающимся достижением классика эволюционной биологии А.Н. Северцова является разработка учения о существовании двух различных форм прогресса в эволюции – биологического и морфофизиологического. Биологический прогресс заключается в изменении образа жизни и положения вида животных в биосфере; морфофизиологический прогресс – в изменении строения и функций тела животных. За этим разведением двух типов прогресса стоит изменение мышления исследователей об эволюционном процессе, переход от организмо-центрического изучения развития к системному видению закономерностей эволюционного процесса. Обоснованно критикуя вульгарный перенос эволюционных биологических закономерностей на историю развития общества, порой не замечают принципиального открытия А.Н. Северцова, допустившего возможность относительно независимой эволюции образа жизни, являющегося системообразующим основанием развития вида, от морфофизиологической эволюции организмов, доминирующей в органическом мире. Образ жизни определяет положение вида в системе биосферы.

От образа жизни вида зависит, пойдет ли эволюция по пути ароморфоза, идиоадаптации или регресса. Под ароморфозами А.Н. Северцов понимал прогрессивную эволюцию образа жизни, приводящую к появлению у вида новых качеств, которые повышают уровень жизнедеятельности вида, расширяют его приспособительные возможности и смогут оказаться полезны при критических изменениях среды обитания живых существ. Представление об ароморфозе А.Н. Северцова сходно с идеей Н.И. Вавилова о возникновении в эволюционирующей системе преадаптации – тех или иных полезных признаков до того, как они стали для этой системы действительно полезны.

От ароморфоза А.Н. Северцов отличал идиоадаптацию, то есть адаптацию в узком смысле слова, как специализацию вида, обеспечивающую наилучшую приспособленность к типичным условиям его существования. Если эволюция идет в направлении идиоадаптации, частных приспособлений, то образ жизни вида качественно не изменяется, остается на той же высоте. Ароморфоз же или преадаптация может привести к новому образу жизни вида, то есть повлечь за собой смену системообразующего основания, определяющего основные характеристики данного вида.

На уровне методологии системного подхода описанные А.Н. Северцовым закономерности прогресса эволюции были обобщены и развиты в исследованиях K.M. Завадского, а также В.И. Варшавского и Д.А. Поспелова. В этих работах, придавших идеям А.Н. Северцова более универсальное, то есть общесистемное, звучание, подчеркивается, что возникновение и прогрессивное развитие любой эволюционирующей системы обеспечивается благодаря процессам ее интеграции и дифференциации – синтезогенеза и сегрегациогенеза (K.M. Завадский).

По Завадскому, объединение элементов в единое целое, то есть рождение систем, – это не предпосылка системного исследования, а факт, нуждающийся в объяснении. В процессе эволюции формы, ведущие изолированный образ жизни, были потеснены многочисленными формами с групповым образом жизни, которые в ходе развития осваивали одну экологическую нишу за другой. Тем самым весь ход эволюционного процесса как бы осуществил экспериментальную проверку преимуществ групповых форм жизни по сравнению с изолированными формами жизни. Вместе с тем эта победа приводит к постановке вопросов: в чем эволюционный смысл процесса синтезогенеза – объединения в системы отдельных элементов, какого рода сообщества могут считаться системами, обеспечивающими дальнейшее развитие вида?

Синтезогенез представляет такое объединение разрозненных элементов в систему, в множество, которое открывает возможность решения задач, ранее не доступных ни одному из составивших систему элементов. Так, муравьи из разных муравейников, смешавшиеся между собой на лугу, полностью автономны по отношению друг к другу. Они не «синтогенезное» образование, а скопление однородных элементов. В чем же состоит отличие скоплений однородных элементов от различных систем, ведущих групповой образ жизни?

«…B самом общем виде можно сказать, что некоторая совокупность элементов является единой системой, если эти элементы обладают потенциальным свойством образовывать статические или динамические структуры, необходимые для “выживания” элементов и всей их совокупности, то есть обладают свойством взаимодействовать друг с другом для достижения локальных и глобальных целей…

…Когда речь идет о биологических совокупностях, то в реальных ситуациях эти свойства проявляются частично, а остальные – ждут своего часа. Хорошо известны, например, опыты с некоторыми бактериями, которые всегда обитали в средах, где отсутствуют определенные виды углеводов. При искусственной пересадке их в среды, где эти непривычные углеводы были единственной доступной для бактерий пищей, они начали вырабатывать фермент для их расщепления. Возможность этого была заложена в их генную структуру “на всякий случай” и реализовалась именно тогда, когда в этом возникла необходимость…

Таким образом, синтезогенез – это путь увеличения числа потенциально возможных свойств, которые могут пригодиться системе при встрече с непредвиденными ситуациями»[33 - Варшавский В.И., Поспелов Д.А. Оркестр играет без дирижера. Размышления об эволюции некоторых технических систем и управлении ими. М., 1984. С. 180.].

Синтезогенез объясняет то, для чего элементы в ходе развития объединяются в единую систему. Именно идеи синтезогенеза позволяют приоткрыть путь к пониманию эволюционного смысла возникновения человеческого общества, в том числе разных социальных общностей в социогенезе. Вследствие синтезогенеза формируются системы, обеспечивающие адаптацию к более широкому кругу ситуаций за счет того, что их элементы, их «индивиды», их «личности» приобрели новые свойства – возможности взаимодействовать друг с другом для достижения различных целей, а также особый резерв, запас которого может быть использован в непредвиденных обстоятельствах.

Наряду с синтезогенезом, приводящим к возникновению объединений, решающих широкие классы задач, в эволюции также идет процесс вычленения подсистем, входящих в системы, то есть процесс дифференциации систем. Появляются подсистемы – узкие специалисты, обладающие возможностью делать одно и только одно дело, но зато делать его с самой высокой степенью эффективности. Этот путь развития систем, ведущий к специализации, K.M. Завадский охарактеризовал как сегрегациогенез. В эволюции биологических, технических и социальных систем существует множество проявлений сегрегациогенеза как прогрессивного пути развития, обеспечивающего оптимальные возможности для системы решать типовые ранее встречавшиеся задачи.

Вместе с тем специализация тех или иных подсистем, их жесткая пригнанность к одному классу задач, если сегрегациогенез не сочетается с синтезогенезом, становится тупиковым путем эволюционирующей системы, затрудняет ее существование при встречах с непредвиденными ситуациями. Подчиняясь принципу полезности, решению задач только текущего момента, система, идущая по направлению сегрегациогенеза, утрачивает преимущества, которые были достигнуты посредством объединения элементов в группу, возможности к взаимодействию при достижении разных целей и распадается. Ф.М. Достоевский вместе со своим героем Иваном Карамазовым иронизируют по поводу «сверхспециализации»: «Заболи у тебя нос, тебя шлют в Париж: там, дескать, европейский специалист носы лечит. Приедешь в Париж, он смотрит нос: я Вам, скажет, только правую ноздрю могу вылечить, потому что левых не лечу, это не моя специальность, а поезжайте после меня в Вену, там Вам особый специалист левую ноздрю долечит. Что будешь делать? Прибегнул к народным средствам»[34 - Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1973. Т. 7. С. 65.].

Эволюционирующая система должна найти своего рода компромисс между сверхспециализацией, которая может повлечь за собой утилитарный путь сегрегациогенеза, и универсализацией, «народными средствами», пригодными на все случаи жизни.

Рост вариативности элементов системы – критерий эволюционного прогресса. Из теории А.Н. Северцова об изменениях образа жизни как основе прогресса, представлений о синтезогенезе и сегрегациогенезе эволюционирующих систем вытекает, что именно в системе «элемент» («индивид», «личность», «индивидуальность») приобретает возможности для вариативности, проявления индивидуальной изменчивости. Индивидуальные особенности активного «элемента», сколь бы отличными, самобытными они ни казались, в самой своей основе имеют системное происхождение, самим фактом своего существования обязаны системе. Индивидуальность личности, какой бы самобытной, неповторимой и непредсказуемой она ни была, порождается присущим системе образом жизни. В свете описанных выше положений представляется необоснованным противопоставление «элемента» – «системе», «вариативности индивида» – «виду», «индивидуальности личности»– «обществу».

Эти противопоставления являются следствием «моносистемного» видения человека, пытающегося решить вопрос о том, «для чего» возникает личность в естественно-историческом процессе развития общества, замыкаясь в пространстве организма. Если пытаться отвечать на этот вопрос с позиции традиционной психологии, исследующей отдельного субъекта, его познавательную, мотивационно-эмоциональную и волевую сферы, то оказывается, что личность – высшая интегрирующая инстанция, управляющая психическими процессами, «хозяин» психических функций (У. Джеймс) и т. п. В результате личность предстает в традиционной психологии как поставленная где-то «над» психическими процессами, а главное ее предназначение заключается в том, чтобы собрать эти процессы в единый пучок психических функций и придать им определенную направленность. Такого рода решение вопроса о природе личности помещает личность как вне психики, так и вне общества.

Подобное пренебрежение вопросом о смысле возникновения феномена личности в эволюции было бы оправданным в том случае, если бы факты возникновения личности, индивидуальных различий между людьми и закономерности эволюционного процесса развития человеческого вида были совершенно не связаны между собой. Но являются ли проявления вариативности в онтогенезе любого биологического организма и эволюция его вида двумя независимыми рядами? Вполне определенный и отрицательный ответ на этот лобовой и наивный для каждого эволюциониста вопрос дает отечественный психолог В.А. Вагнер.

На основе анализа соотношения индивидуальных и видовых психических способностей и прежде всего индивидуальной и видовой одаренности у разных биологических видов В.А.Вагнер обнаруживает универсальную и великую закономерность: чем выше развито то или иное сообщество, тем больше вариативность проявлений входящих в это сообщество особей. Так, колебания индивидуальных различий в одаренности у низших животных, ведущих одиночный образ жизни, очень незначительны: «У животных, ведущих стадно-вожаческую жизнь, в которой опасности, угрожающие составляющим стадо особям, легче предупреждаются, чем в условиях одиночного образа жизни, роль естественного отбора становится менее суровой и незначительные уклонения уже им не устраняются. В результате получаются уклонения от типа видовой одаренности. Как бы ни были они незначительны, их наличие представляет собой явление огромного принципиального значения: мы здесь впервые встречаемся с явлениями не видовой, а индивидуальной одаренности. В неволе, где жизнь животных под покровительством человека обеспечена еще более, а роль естественного отбора ослаблена, уклонения психических способностей могут быть еще большими, чем это наблюдается в стаде»[35 - Вагнер В.А. Возникновение и развитие психических способностей. Вып. 7. Эволюция психических способностей по чистым и смешанным линиям. Л., 1928. С. 35.].