Завтра ехать далеко

– Говорю тебе… – начал объясняться герой, но отвлекся: – Эй! – крикнул он, когда Левша поднес к губам кожаный бурдюк. – Ты откуда это взял? Мы договаривались, что ты не пьешь.

– Так это только в дороге нельзя, а? А сейчас-то, поди, на ночлеге. На ночлеге ведь можно? Можно. Ну а что? Да, милый, я же так, за крепкий сон, – увещевал Левша, на ходу прикладывая к губам костяное горлышко бурдюка. – Может, тоже будешь? На боярышнике бражка, на-ка вот.

Рэй только махнул рукой.

Группа планировала обосноваться в главном доме землемера, однако у того уже рухнула крыша, потому пришлось оккупировать одну из рабочих халуп. Земляной пол, шесть низеньких остовов кроватей, больше походящих на нары из Бересты.

– Соль, ты где спать будешь?

Та демонстративно отвернулась, твердым взглядом уткнувшись в стену.

– Да перестань же, – он поднялся, присел рядом и шепнул так, чтобы Левша, устроившийся под окном и романтично разглядывающий луну, не услышал: – Ну схватил я тебя за хвост! Всю жизнь будешь дуться?!

– За хвост! – грозно прошипела она в ответ. – Прямо ручищей своей. А потом еще и потянул! Каково, а?

– Так ты бы вниз с обрыва укатилась вслед за писцом!

– Ништо! Хоть малость бы от тебя отдохнула.

– Лучше б спасибо сказала.

– Спасибо! За очередное унижение.

Отчаявшись, Рэй покопался в глубинах рюкзака, вынул тряпицу, в которую был упакован увесистый ломоть рыбы. Лиса поначалу не среагировала, но, едва аромат достиг ее носа, обернулась.

– Речная рыба, копченая. Купил сегодня у охотника Бориса, думал, на всю дорогу хватит.

Сольвейг принюхалась к мешочку еще внимательнее; изнутри веяло дымчатым благоуханием копченой форели.

– Пеструшка, что ли? – удивилась она, уточнив местное название рыбы. – А как это – копченая?

– Да уж, на всякого мудреца… Сколько тебе, говоришь, четыре сотни от роду? А про копчение в первый раз слышишь?

– Слышала я, не зазнавайся! Просто пеструшку, вот чтобы копченую, не пробовала, – проговорила она, гипнотизируя мешок с ароматным ломтем внутри.

– Между прочим, полалтына за кусок.

– А ты, чурбан, мне и того больше должен за прикосновение ко священному хвосту! – она выхватила вязку и, так уж и быть, устроилась возле костра.

Ненависть в глазах угасала по мере того, как пеструшка латала душевную травму лисы. Сытые путники устроились на ночлег. Левша отключился первым, а когда из угла донеслось тонкое лисье сопение, глаза Рэя сомкнулись сами собой.

***

«Тук-тук», – раздалось в тишине.

Левша приоткрыл глаз, но веко сразу опустилось обратно. Он подбил ногами тонкое одеяло и снова провалился в забытье.

«Тук-тук», – повторилось за дверью.

Писарь подскочил, оглядев мрачную лачугу. Кострище давно прогорело, дверь была заперта щеколдой изнутри, в окне чернота, по которой гуляет легкий ветерок. Взбудораженный, Левша вынул из-за пазухи бурдючок, глотнул и, проворчав себе под нос, улегся обратно.

Но сон не шел. Почувствовав нужду, он понял, что уж не сможет уснуть и поднялся. Герой беззвучно спал в дальнем левом углу, его подруга, временами ерзая, лежала справа от двери. Он шаркнул засовом и опасливо оглядел поросшую тысячелистником и ромашками улочку. Летняя ночь подходила к концу, восток начинал сереть. Убедившись, что снаружи никого, Левша отошел за дом и принялся сливать излишки.

Завершив дело, он заправился, одернул заношенный кафтан. Как вдруг за спиной скользнула тень!

***

В продолжение ясной ночи, утро выдалось солнечным. Рэй потянулся, выгоняя дремоту, поднялся и осмотрел лачугу. Мерное движение под одеялом неподалеку: Сольвейг дремала, свернувшись калачиком и с головой укрывшись одеялом. Сбоку из-под накидки маняще выглядывала белая кисточка.

Рэй переборол желание коснуться неприкосновенного хвоста и попытался стянуть ее одеяло. Ощутив сопротивление, понял, что подруга уже не спит.

– Поднимайся. Сегодня надо добраться до Дрягвы. Хорошо бы успеть до полдника.

Из-под одеяла сонно промямлили:

– Бешполешно… не ушпеем.

– Если будешь возлегать, то конечно. А где Левша?

– Ушел.

– Как ушел?! – схватился за голову стрелок. – Когда?

– Еще ночью… не шуми.

В ажитации Рэй вытряхнул соню из одеяла и, приняв изобилующий злобой взгляд, допросил лисицу.

– …Думала по нужде ушел. Но он так и не вернулся – я засов обратно заперла, и хватит меня трясти, ради богов! Подымаюсь.

Кое-как оправив взъерошенные, упавшие на лицо лохмы, она зевнула во весь рот, продемонстрировав хищные клыки – видно, как и один из хвостов, они проявлялись в ее человеческом обличии. Уточнила:

– Да никуда твой друг не подевался. Даже отсюда его чую, от одного запаха захмелеть можно. Подле дома поищи, – сказала она, будто о потерянном сапоге.

Герой сбросил щеколду с двери и вышел наружу – ослепительное солнце, жужжащее тысячей мух, ударило по глазам; день обещал быть жарким. Зайдя за угол землянки, лучник обнаружил писаря, что спал в позе восточного единоборца, перевалившись через сломанную бочку. Рэй с тревогой оглядел тело, но когда то испустило ветер, сразу успокоился.

– Мастер пера! – хлопнул он в ладоши. – Солнце высоко. Изволь поспешить.

Левша тут же вздрогнул, огляделся растерянным взором. Смятенно расселся на земле.

– Боже, боже, уберег Сварог, уберег Господь, – ощупывая кафтан и осеняя себя крестом, бубнил он. – Не достали, не захватили.

– Кто не достал?

– Они! Они приходили ночью, Рэй! Я уж думал, всё, вздернут! А нет, живой… Ха-ха! Живой остался! – истерически усмехнулся он.

– И что же помешало злодеям?

Старик пожал плечами, после чего принялся искать потерявшийся бурдюк. Рэй отмахнулся: коли тут и правда оказался бы пришлый, да еще не один, то мимо Сольвейг с ее нюхом и слухом он бы и по воздуху не проскользнул.