Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана

Год написания книги
2011
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
9 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Великий русский поэт Александр Пушкин писал декабристам на каторгу:

«Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье».

Пушкину смог ответить декабрист Александр Одоевский:

«Наш скорбный труд не пропадет.
Из искры возгорится пламя
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя».

Труд не пропал, искра разгорелась, и еще как! Вся Россия читала «Катехизис» Муравьева:

«Какое правление сходно с законом божьим? Такое, где нет царей. Бог создал всех нас равными и избрал апостолов из простого народа, а не из знатных и царей». В России уже был и яростный бунт Степана Разина, душегубское восстание Емельяна Пугачева, дворянские перевороты. Наступало время народных заговоров, террора и революций.

Герой-декабрист Михаил Лунин из сибирской каторги под видом писем к сестре графине Уваровой писал о пороках и преступлениях царя и его холопов. Письма Лунина в копиях распространялись по всей империи. Ему удалось написать и переправить в Петербург правдивый «Взгляд на русское тайное общество с 1816 года по 1826 год». Власти, особенно для Европы, представляли декабристов кучкой бессмысленных преступников-убийц-бунтовщиков против законной власти. Лунин написал правду о правительственном «Донесении Следственной комиссии по делу 14 декабря 1825 года». Почти двадцать лет каторжник Лунин дрался с императором Николаем I один на один. Лунина перевели в страшную Акатуевскую тюрьму в Нерчинске и там задушили. Из Сибири успели долететь слова героя: «Народ думает, несмотря на свое глубокое молчание».

Николай I во главе своих детей, внуков, правнуков последовательно нарывался на подданных. У него получилось.

Отчаянный гром орудийных залпов 14 декабря загремел по России. Кровавый приговор, где большинство офицеров было медленно убиты только за недонесение и разговоры показал, что с императором разговаривать и доказывать ему что-либо совершенно бесполезно. Наступала эпоха массового народного революционного движения. В империи запели:

«Ах, тошно мне
В родной стороне!
Все в неволе, в тяжкой доле,
Видно, век вековать?
Долго ль русский народ
Будет рухлядью господ?
И людями, как скотами,
Долго будут торговать?
Мечи скуем мы из цепей
И пламя вновь зажжем свободы.
Оно нагрянет на царей,
И радостно вздохнут народы».

Вся страна узнала, что в столице империи «бар били», что восставали целые полки во главе с офицерами. Теперь все подданные знали, что в стране существует проблема самодержавия и крепостничества. С 14 декабря 1825 года время в российской империи пошло по другому.

Николай I больше не хотел зависеть от своенравного дворянства. Он хотел иметь только своих людей, зависевших только от царя и от его державной воли. Император создал бюрократию. Эти многочисленные люди не стали своими для самодержавия. Они стали своими для себя.

Николай I стал править с помощью секретных комитетов и собственной канцелярии. Страной управляли девять секретных комитетов, временных высших совещательных органов при императоре. Николай потребовал дисциплины и порядка и тут же началось настойчивое насаждение среди все увеличивавшихся и увеличивавшихся чиновников беспрекословного послушания и всеобщего страха, сопровождавшегося бюрократическим отупением. Великий Пушкин говорил своему приятелю, хвалившему Николая I: «Хорош, хорош, только на тридцать лет дураков наготовил». Позже гений добавил: «Догадал же меня черт родиться с умом и талантом в России». Поэт говорил именно о России Николая I, в которой разгоралось ужасное министерское столетие, закончившееся только в 1917 году.

Функции личной охраны императора Александра I выполняла его свита, люди, состоявшие при его особе, полсотни генерал-адъютантов и сотня флигель-адъютантов. Политическим сыском при нем занимались Тайная экспедиция Сената и Тайная полицейская экспедиция при петербургском генерал-губернаторе, а затем ее функции перешли в Министерство внутренних дел, как Комитет высшей полиции, подчинявшийся императору. В 1811 году было создано министерство полиции, занимавшееся охраной внутренней безопасности. В министерстве была создана Особая канцелярия, занимавшаяся важнейшими политическими делами. Была создана военная полиция в армии, потом Тайная военная полиция. Полицейский хаос в империи продолжался со времен Павла I.

В апреле 1733 года в Российской империи была создана полиция, устав которой жестко регламентировал частную и общественную жизнь в государстве, направленную на воспитание подданных в духе добронравия к власти.

Каждый российский город делился на части по двести-семьсот дворов и кварталы по пятьдесят-сто дворов. Полицейские функции в них выполняли частные и квартальные приставы. Во главе полиции с 1782 года были управы благочиния, через сто лет замененные канцеляриями обер-полицмейстеров или полицмейстеров. Низшим полицейским чином был городовой стражник, постовой, служивший в небольшом полицейском участке-околотке. Во главе уездной полиции стоял капитан-исправник, возглавлявший и земский суд. Уезды делились на станы во главе со становыми приставами. Станы делились на волости. Главной задачей полиции были контроль за точным исполнением всеми жителями верноподданнического долга, охрана общественной безопасности, приведение в повиновение недовольных, преследование разбойников, воров, беглых, взыскание налогов. Со времен Павла I полиция начала осуществлять массовый полицейский надзор за многими подданными империи – гласный, временный, пожизненный. Устав полиции не исполнялся, все зависело от приказов царя-самодура, которых могло придти три в день, и каждый из них противоречил предыдущему.

В 1802 году в Российской империи появилось министерство внутренних дел, в 1811 году – министерство полиции, куда вошли все охранительные структуры.

У Павла I и Александра I были собственные императорские канцелярии, занимавшихся их личной перепиской и державшие на контроле важнейшие проблемы государства. Все изменилось при Николае I, который почему-то решил заниматься всем и контролировать все в империи. Он все дела забрал в личную канцелярию и их было столько, что маленькая канцелярия чрезвычайно разрослась и была разделена на отделения. Первое отделение исполняло личные повеления и поручения государя, представляло ему поступающие на его имя бумаги и объявляло по ним решения. Второе отделение пыталось привести в порядок российское законодательство. В начале 1826 года генерал-адъютант А.Бенкендорф предложил Николаю создать Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии: «События 14 декабря и страшный заговор, подготовлявший уже более десяти лет эти события, вполне доказывает ничтожество нашей полиции и необходимость организовать новую полицейскую власть». 3 июля 1826 года Николай на основании проекта Бенкендорфа «Об устройстве высшей полиции» подписал указ «О присоединении Особенной канцелярии Министерства внутренних дел к Собственной Его Величества канцелярии». Официально Третье отделение ведало полицией империи и следило за законностью и порядком в управлении и общественной жизни. Задачей его сотрудников было «наблюдать, чтобы спокойствие и права граждан не могли быть нарушены чьей-либо личной властью, или преобладанием сильных, или пагубным направлением злоумышленных людей». Надзор за соблюдением законности в стране быстро превратился в надзор за политическим настроением общества.

Более пятидесяти лет Третье отделение осуществляло политический розыск в империи, наблюдало за обществом, отдельными подданными и правительственными органами. Его власть была неограниченной. Первым его начальником был назначен А Бенкендорф. Непосредственным создателем системы имперского политического сыска стал Л.Дубельт, объединивший Особую канцелярию, черный комитет для перлюстрации писем подданных, тайную агентуру, жандармерию и заграничную разведку. Третье отделение превратилось в орган верховной власти, сосредоточивший в своих руках все ветви управления государством. Подчиняясь только Николаю I, Третье отделение стояло вне общей системы государственных учреждений, находясь над ними. Ему по сфере деятельности подчинялись министры, генерал-губернаторы, губернаторы. Третьим отделением руководил главноуправляющий, он же шеф жандармов, и управляющий, он же начальник штаба корпуса жандармов. Исполнительными органами Третьего отделения стали учреждения и воинские части жандармерии. Бенкендорф называл свою службу когортой добромыслящих, охраняющих общество от заблуждений: «Всякий порядочный человек сознает необходимость бдительной полиции, охраняющей спокойствие общества и предупреждающей беспорядки и преступления. Всякий опасается полиции, опирающейся на доносы и интриги. Полиция внушает честным людям безопасность, но и пугает их и удаляет от престола. Честные и способные часто брезгуют ролью тайных шпионов. Злодеи, интриганы и недалекие люди, раскаявшись в своих ошибках, по крайней мере будут знать, куда им обратиться».

Третье отделение разместилось на углу Гороховой улицы и набережной реки Мойки, в 1838 году оно переехало в дом 16 на набережной реки Фонтанки, где у Цепного моста находилось до 1917 года.

Третье отделение было гражданской организацией со штатом от шестнадцати до сорока служащих. Его аппарат состоял из общего архива, двух секретных архивов, типографии и пяти экспедиций. Первая экспедиция ведала всеми политическими делами, наблюдением и надзором за общественными и революционными организациями и деятелями. Она проводила дознания по политическим делам, составляла для императора ежегодные «Отчеты о действиях» – обзоры общественного мнения и политической жизни страны, вела дела, связанные с оскорблением царя и императорской фамилии. Бенкендорф писал, что общественное мнение также важно для власти, как топографическая карта для полководца.

Вторая экспедиция вела надзор за религиозными сектами, раскольниками, фальшивомонетчиками, занималась должностными преступлениями, делами об убийствах, прошениями, жалобами, собирала сведения об изобретениях, заведовала штатами и кадрами Отделения, тюрьмами – Петропавловской и Шлиссельбургской крепостями.

Третья экспедиция вела наблюдение за проживавшими в России иностранцами, собирала сведения о политическом положении в стране, революционных партиях и организациях зарубежных государств.

Четвертая экспедиция собирала сведения о крестьянском движении, о мероприятиях правительства по крестьянским проблемам, о всех происшествиях в стране, о видах на урожай.

Пятая экспедиция ведала цензурой и наблюдала за прессой. При необходимости Отделение создавало специальные комиссии и комитеты. Управляющий Отделением с тремя самыми доверенными сотрудниками непосредственно встречался с тайной агентурой, читал многочисленные доносы, открывал и закрывал по своему усмотрению дела, разбирался со шпионами-добровольцами, которых было множество. Уже тогда в политическом сыске появилась тенденция фальсифицировать дела или вообще высасывать их из пальца. Если в итоге Отделение не могло доказать обвинение, оно старалось обвинить подозреваемого в сумасшествии. В 1828 году Бенкендорф докладывал царю: «За три года своего существования надзор отмечал на своих карточках всех лиц, в том или ином отношении выдвигавшихся из толпы. Так называемые либералы, приверженцы и апостолы русской конституции в большинстве случаев занесены в списки надзора. За из действиями, суждениями и связями установлено тщательное наблюдение»!. Под контроль бралось все – дворянские балы, дружеские собрания, пирушки, карточные вечеринки, семейная жизнь подданных. Третье Отделение и Корпус жандармов возглавляли А.Х.Бенкендорф (1826–1844), А.Ф.Орлов (1844–1856), В.А.Долгоруков (1856–1866), П.А.Шувалов (1866–1874), А.Л.Потапов (1874–1877), Н.В.Мезенцев (1877–1878), А.Р.Дрентельн (1878–1880).

Третье отделение с самого начала конкурировало с министерством полиции, с министерством внутренних дел. Первый управляющий Третьим отделением М.Фок докладывал главнокомандующему политическим сыском А.Бенкендорфу: «Городская полиция собирается развернуть все находящиеся в ее распоряжении средства, чтобы первой узнать все, что делается. Полиция отдала приказание следить за моими действиями и за действиями органов надзора. Переодетые полицейские чиновники наблюдают за тем, кто приходит ко мне домой». Третье отделение и МВД с 1826 года втыкало друг другу палки в колеса. Николай I создал службу своей личной охраны. Рота дворцовых гренадеров, созданная в октябре 1827 года, подчинялась не командиру гвардии, а министру императорского двора. В роте было сто двадцать специально отобранных солдат-орденоносцев и три выслужившихся из рядовых офицера. Рота несла караульную службу во дворцах, где находился Николай I. Все гренадеры и офицеры роты получали двойные оклады.

Уже в 1827 году А.Бенкендорф докладывал царю: «Все ждут если и не полного преобразования, то хотя бы исправления в порядке управления». Его заместитель генерал М.Фок добавлял: «Теперь самое время приступить к реформам в судебном и административном ведомствах, не действуя, впрочем, слишком решительно. Это ожидают с величайшим нетерпением и все в один голос твердят об этом». Николай I приказал реформатору Александра I М.Сперанскому, в 1826 году как члену суда над декабристами голосовавшему за их смертную казнь: «Цель вашей работы заключается не в полном изменении существующего порядка управления, но в его усовершенствовании посредством некоторых частных перемен и дополнений».

Разработка законов об улучшении жизни подданных была поручена чиновникам, жившим за их счет. Ни о каком обсуждении их в обществе не могло быть и речи – Николай I не доверял дворянству после восстания декабристов. В Государственный Совет на обсуждение подавались заведомо ложные документы, извращавшие ситуацию в стране. Шла игра в преобразования. Николай I систему набора и назначения на государственную службу не изменил, но усилил жандармерию.

Первые команды жандармов были созданы в 1792 году в гатчинских войсках Павла Петровича, как части военной полиции, наблюдавшие за порядком и настроениями в армии. В 1815–1817 годах части жандармерии были сформированы в армии, в гарнизонах всех городов империи. С этого периода наряду с военными функциями жандармерия стала выполнять задачи политической полиции.

В 1826 году при создании Третьего отделения Николай I подчинил ему жандармские части. Все они были сведены в Корпус жандармов с правами армии. Корпус стал исполнительным органом Третьего отделения, а с 1838 года его начальник одновременно назначался шефом Корпуса. Управляющий Третьим отделением назначался начальником штаба Отдельного корпуса жандармов, располагавшегося в доме 40 на Фурштадской улице Санкт-Петербурга. Вся Российская империя была разделена на восемь округов, во главе которых встали жандармские генералы, имевшие в подчинении старших офицеров, курировавших отдельные губернии. С 1867 года начали создаваться губернские жандармские управления, ранее были созданы жандармские дивизионы – московский, петербургский, варшавский.

Во времена Николая I в немногочисленных гимназиях учили только детей дворян и чиновников. Дети купцов и мещан учились в губернских и уездных училищах, но их было совсем мало. Николай I боялся просвещения и образования. Министр народного просвещения С.Уваров, автор формулы «православие, самодержавие, народность», в учебные заведения принимал с разбором. Преподавание философии в университетах было прекращено, сами университеты подвергнуты исключительному надзору. Посылка молодых преподавателей на стажировку за границу прекратилась. Количество студентов в университете не должно было превышать трехсот слушателей. Значительно усилилась цензура. Выдающегося русского писателя Ивана Тургенева заключили на полтора месяца в тюрьму и отправили в ссылку только за то, что он в некрологе посмел назвать великого русского писателя Николая Гоголя великим, с трудом опубликовав его только в московской газете. Великим мог быть только Николай I.

Наука и литература подверглись гонениям. Увеличились опалы и наказания без суда. В обществе императора Николая стали называть «самодовольной личностью с кругозором ротного командира». В Европе Россию стали называть огромной казармой, в которой всегда где-то волновались крестьяне.

К середине XIX века в России числилось десять с половиной миллионов ревизских душ, делившихся на оброчных и барщинных крестьян. В производстве и продаже хлеба царил хаос. Из-за плохих дорог никто не знал, когда и куда будет доставлено зерно. Разница в стоимости ржи летом и зимой 1840 года составляла чуть ли не десять к одному и более. Помещики продолжали отнимать крестьянские наделы, пытались организовать переработку сельхозпродуктов непосредственно в имениях, само собой увеличивая бесплатный труд крепостных. Происходило массовое обезземеливание крестьян, которых толкали на оброк, который со времен Екатерины Великой поднялся в пять раз, а в нечерноземных губерниях – в десять. На производствах в поместьях фиксировалась колоссальная крестьянская смертность, чуть ли не каждого четвертого работника. Увеличивалась отдача крестьянских девушек в притоны за вознаграждение. В общении с крестьянами многие помещики совершенно не ограничивали себя ни в чем. Их повсеместно секли, пороли, сажали в домашние тюрьмы в кандалах и железных ошейниках, выбивали ногами зубы. Дворянская изобретательность в издевательствах над беззащитными людьми была безгранична. Многие специально кормили крепостных червивым мясом за, например, плохо вычищенную трубку или обувь, за остывшую еду. Зафиксированы случаи многочисленного тыкания перочинным ножом маленьких детей помещиками. Детей обливали на морозе водой, заставляли есть разбитое стекло, грызть кости, бегать на поводке, травили собаками. Издевательства многих помещиков над крепостными девушками авторы описывать не станут. На российских просторах существовали помещики, насиловавшие всех своих крепостных женщин поголовно. Законная защита крестьян не действовала. Помещика, изнасиловавшего большое количество своих четырнадцатилетних крепостных девочек до смерти, суд оправдал, несмотря на явные улики. Дети и внуки помещиков-садистов и помещиков, хорошо относившихся к крепостным, почему-то сильно удивлялись и негодовали, что их начали массово убивать в 1917 году. Надо было первым познакомиться с биографиями своих дедушек и бабушек и перестать удивляться. Само собой, император всероссийский Николай I Павлович был в курсе многочисленных издевательств над своими подданными. Для него важнее было наказать дворянина, посмевшего обогнать его карету на Невском проспекте Санкт-Петербурга. Какие там еще крестьяне! Пусть пашут, молчат и умирают! Да здравствует империя! Крестьянские жалобы не имели никаких последствий. За жестокость помещиков в опеку было взято только несколько имений. Помещики ничего не боялись, не думая о том, что бояться придется их внукам, но будет уже поздно. Крестьяне массово бежали на север, юг, в Сибирь, заканчивали жизнь самоубийством и власти в отчетах называли их скоропостижно умершими. Третье отделение докладывало Николаю о сотнях подобных случаях. Крестьяне убивали помещиков-садистов, на них посылали войска и проводили массовые экзекуции. За время правления Николая I крестьянских волнений было почти тысяча и количество их с каждым годом росло. Крестьяне массово просились в солдаты, чтобы избежать дворянских издевательств. В 1843 году сорок тысяч восставших в Пермской губернии крестьян усмиряли десять тысяч солдат с десятком орудий. В стране стала создаваться постоянная атмосфера неудовольства, начавшего переходить в ненависть. Помещикам внушали быть снисходительнее к своим крестьянам, но они, конечно, не внушались. Они продолжали обливать не понравившимися им кипящими щами головы своих крепостных поварих. При редких проверках помещики говорили, что щи уже успели остыть. Читать жалобы крестьян на помещиков-извергов почти невозможно. Читать объяснения помещиков-садистов омерзительно. Архивные данные по крепостной трагедии многочисленны и ужасающи. Крестьяне продолжали оставаться в полной зависимости от помещиков, которые во главе с царем Николаем I активно нарывались на народ.

Третье отделение создало огромную сеть агентов и провокаторов, среди которых было много добровольцев. Они действовали во всех слоях населения и выявлявших умонастроения общества с последующим изъятием из него всех недовольных военно-полицейскими порядками в империи.

Тюрьмы, каторга и ссылка не пустовали. Были затравлены и погибли многие выдающиеся люди николаевского времени. Из Лондона газета почти первого в России политического эмигранта А.Герцена «Колокол» «звала живых», рассказывала о министрах-казнокрадах, судьях-взяточниках, чиновниках-самодурах, помещиках-крепостниках. Комендант Петропавловсой крепости получал удовольствие от того, что говорил своим потенциальным клиентам о давно приготовленных для них казематах. В 1848 году в Санкт-Петербурге грянуло дело о петрашевцах.

Информацию о собраниях и беседах в петербургском доме дворянина М.Петрашевского получила полиция МВД. Она ввела провокатора в кружок, в котором обсуждались теории социалистов Сен-Симона и Оуэна, мечтали о лучшем будущем для России и ее народа. Министр внутренних дел сообщил о собраниях государю, как о раскрытии преступления, угрожавшего Отечеству. Разъяренный Николай I орал на начальника Третьего отделения графа М.Орлова, что у его агентов нет нюха и назвал их сопливыми псами. Орлов доложил царю, что дело петрашевцев не стоит выеденного яйца и не несет никакой опасности для империи. Достаточно без шума и скандала поговорить с Петрашевским, чтобы он прекратил собрания. Революция 1848 года в Европе напугала царя и в ночь на 23 апреля 1849 года совместными группами Третьего отделения и МВД было арестовано сорок восемь посетителей собраний Петрашевского. Чтобы убеждать императора в своей необходимости, получать звания, чины, ордена, премии, Третье отделение и Министерство внутренних дел пугали императора выдуманными заговорами, блефуя, как высокопрофессиональные шулера. Началось выдумывание и создание «тайных обществ». Управляющий Третьим отделением Л.Дубельт писал: «Вот и у нас заговор! Слава Богу, что вовремя открыли. Петропавловская крепость и Сибирь – сколько ни употребляют эти средства, все никого не исправляют». Незадолго до дела Петрашевского жандармы разгромили литературно-философское Кирилло-Мефодиевское братство, среди членов которого были выдающиеся историк Н.Костомаров и поэт Т.Шевченко. После сидения в Петропавловской крепости их сослали.

Петрашевцев обвинили за политические разговоры и мечтания. В империи считалось преступлением даже чтение письма критика В.Белинского писателю Н.Гоголю, в котором утверждалось, что нужно с помощью законов соблюдать чувство собственного достоинства каждого человека. Двадцать человек из кружка М.Петрашевского приговорили за беседы к смертной казни. Их привезли на Семеновскую площадь Петербурга, огласили приговор, связали осужденных, надели на их головы мешки, выстроили напротив расстрельную команду, клацнули ружейными затворами и в последний момент остановили казнь, заменив ее многолетней сибирской каторгой. Среди почти казненных был великий русский писатель Федор Достоевский.

Выдающийся русский писатель Михаил Салтыков-Щедрин, сосланный ни за что, писал о николаевских чиновниках: «Зависть и жадность у вас первого сорта. Так как вы эту жадность произвольно смешали с правом, то и думаете, что вам предстоит слопать мир. Вот почему вас везде ненавидят. Всякий убежден, что при одном вашем появлении должна умереть любая мысль о свободе».

Общество и появляющаяся интеллигенция стали называть власть Николая I карающей силой. Началось отчуждение между властью и обществом. В бюрократической стране процветали бесконтрольность и злоупотребления. Император сам заявлял цесаревичу, что в России не воруют только они двое. Третье отделение докладывало царю в обзорах общественного мнения: «Мнение двора, придворного общества, не представляет значения для правительства, так как это мнение не играет никакой роли в обществе. В высшем обществе существуют две группы – недовольные опальные вельможи и сторонники аристократической конституции на английский манер, и довольные. Обе группы не представляют никакой угрозы в смысле перехода к какому-либо действию. Улучшение настроения и мнения среднего класса помещиков, неслужащих дворян, купцов первой гильдии, образованных людей и литераторов прогрессирует с поразительной быстротой. Чиновничество не внушает сколько-нибудь серьезных опасений, но оно морально наиболее развращено. Хищения, подлоги, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической системы. Министр финансов человек знающий и просвещенный, трудолюбивый, но упрямый, слушает только нескольких любимцев, которые его обманывают. Министр внутренних дел враг хищений, но совершенный невежа. Министр народного просвещения мракобес. Военный министр предмет ненависти всех без исключения. Морской министр прямо обвинен в воровстве. Армия вполне спокойна и прекрасно настроена. Крестьяне ждут освобождения. Духовенство живет почти в одинаковых условиях с крестьянством и заражается его настроениями. Молодежь, дворянчики от 17 до 25 лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, прикрывающийся маской русского патриотизма. Из-за дурного воспитания эти молодые люди превращаются в карбонариев. Экзальтированная молодежь мечтает о возможности русской конституции, уничтожении рангов, достичь которых у них не хватает терпения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии подчинения. Страх быть обнаруженными удерживает их от создания тайных обществ».

Любое неофициальное мнение как событие чрезвычайной важности раздувалось до предела. За пение «непристойных» песен в студенческих пирушках студентов жестоко наказывали. Все, что было чуть выше дозволенного, вдруг становилось страшным преступлением. В обществе говорили о генерале Л.Дубельте, что «он выдумывает заговоры, чтобы пугать постоянно власть и этим доказывать свою необходимость». Сам Дубельт докладывал царю: «Зло существует в отдельности, но везде преследуется при его обнаружении. Покровительства и послабления злу нет. Если министры и другие власти не могут совсем искоренить беспорядок, то потому, что иные злоупотребления по общему порядку вещей существуют и всегда будут существовать у всех народов. В России по судебной и по административным частям нет общих вопиющих притеснений и злоупотреблений. Всем недовольны только те, кто по своему беспокойному характеру или неблагоразумию будут недовольны всегда».

Всем недовольным в Третьем отделении задавали вопрос: «Откуда вы заимствовали свободный образ мыслей – от общества, от внушений других, от чтения книг и рукописей, и каких именно?» Многие декабристы называли и писали по памяти стихи Александра Пушкина. По уставу 1828 года цензорам приказывалось: «Если будет представлено кем-либо на рассмотрение цензуры книги или художественное произведение, обнаруживающие в сочинителе или художнике нарушителя обязанностей верноподданного, то об этом нужно немедленно извещать высшее начальство для установления надзора за виновным или предания его суду по законам». Николай I лично читал все немногочисленные общественные журналы и требовал представить подробные сведения о благонадежности издателя. Поэт называл в стихах улыбку возлюбленной небесной. Цензор стихи запрещал: «Сказано слишком сильно. Женщина недостойна того, чтобы называть ее улыбку небесной». Поэт писал, что нежный взгляд возлюбленной дороже ему внимания вселенной. Цензор запрещал: «Сильно сказано. Во Вселенной есть цари и законные власти, вниманием которых нужно и должно дорожить». Сам Николай I выносил на обсуждение своего ближнего круга вопрос: «Должны ли мы считать французскую революцию революцией. Можно ли печатать в России, что Рим был республикой, а в Англии конституционное правление? Может быть, лучше писать и даже думать, что на свете не было и нет ничего подобного?»

<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
9 из 10