Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана

Польские воеводы отправились в Варшаву праздновать победу над Московским царством. Гулять начали уже на выезде из Москвы. После кутежа под Можайском пьяные паны на переправе через речку утопили шапку Мономаха, скипетр, державу и другие знаменитые царские регалии. Для коронации первого Романова все государственные символы были скопированы со старых рисунков и образцов.

Пока поляки гуляли, в Нижнем Новгороде был созван Земский собор из представителей всех сословий Московского царства. Большое ополчение всей земли во главе с Кузьмой Мининым и Дмитрием Пожарским 18 августа 1612 года подошло к Москве. С другой стороны к Кремлю шло большое польское войско гетмана Я.Ходкевича. У поляков был почти год, но им не хватило одного дня. Пожарский не пустил Ходкевича в Кремль. Так и стоявшие под Москвой Трубецкой и Заруцкий пригласили на переговоры Пожарского, который порекомендовал им вспомнить Ляпунова. Дело осложнялось наличием большого польского войска на фланге ополчения. В яростных атаках Ходкевич рвался к Кремлю. Он потерял много своих знаменитых крылатых гусар и прорваться к Гонсевскому не смог. Остатки его отряда ушли из Москвы. В октябре 1612 года польскому гарнизону в Кремле пообещали жизнь и 28 октября 1612 года они ушли из Москвы, отпустив боярских заложников, среди которых был пятнадцатилетний Михаил Романов с матерью. Смута на Руси закончилась, хотя небольшие польские, казацкие и разбойничные шайки бродили по Руси до 1618 года. Поляки забрали Смоленск и Чернигов, шведы – устье Невы и все побережье Финского залива.

21 февраля 1613 года победившее в Смуте дворянско-казацкое ополчение сыграло решающую роль в избрании династии Романовых на московский трон. Дворянам выдали новые грамоты на их землю, многих наградили. Иная ситуация была с казачеством. Многие крестьяне и посадские, ставшие казаками в Смутное время, не хотели возвращаться в крепостные и холопы. Они стали казаками «по праву сабли» и не собирались отдавать это право. Только к 1619 году власти смогли укротить новое и старое казачество, уговорами и неисполненными обещаниями. Власти никогда не стеснялись обмануть недовольных подданных. Многие казаки ушли на Дон и Запорожскую Сечь, многие пошли на государеву службу, многих перевешали. Многих беглых вернули в холопы и крепостные. Западные послы докладывали начальству о положении народа в Московском царстве: «Нет слуги или раба, который бы более боялся своего господина или бы находился в большем рабстве, как здешний простой народ. Крестьянин владеет своей собственностью только по названию и нисколько не огражден от хищничества и грабежа как высших людей, так и даже простых дворян, чиновников и солдат. Из-за притеснений крестьянам нет смысла заниматься промыслами, так как все равно у них можно все отнять. Отсюда праздность русского крестьянина, его лень и пьянство, и всеобщая уравнительная бедность».

К 1620 году последствия Смуты в Московском царстве были ликвидированы. Через пять лет в титуле царя Михаила Федоровича появилось слово «самодержец». Над головами орлов в российском гербе появились короны. Ближнее окружение первого Романова составляли его родственники и родственники его родственников. Они занимали руководящие посты в стране и часто путали свой карман с государственным. В Москве появилось новое понятие – «сильные люди», бояре и князья, имевшие высокие чины при дворе и в думе, очень богатые и имевшие родственные связи с царем или с родственниками царя. Они не являлись специалистами ни в каком государственном деле, но всегда руководили множеством приказов. Спорить с «сильными людьми» и доказывать им что-то было бесполезно, жаловаться некому. Начиная с первого Романова родственное окружение царя постоянно создавало проблемы государю и государству, которые никогда не решались. Порочный круг удалось разорвать только Петру Великому, но с конца XVIII века все вернулось на круги своя. Династию ждали взрывы народовольцев и страшный 1917 год во многом и из-за назначения на ключевые посты в империи недалеких родственников-самодуров императора. За царской семьей, не желавшей работать на кормившую их страну, бурно устремилась чиновно-бюрократическая элита. Трехсотлетнее правление династии Романовых кончилось гибелью Российской империи и резней гражданской войны, уничтожившей большинство династии и элиты.

С 1630-х годов для защиты новой династии было введено знаменитое «слово и дело», обозначавшее политическое преступление. Им считалось покушение на жизнь и здоровье государя, государственная измена, покушение на власть. Каждое политическое дело начиналось обычно с анонимного доноса от какого-то человека о знании им «слова и дела государства». Человек вслух объявлял эти слова и тогда воеводы должны были его допросить, найти свидетелей, взять у них письменные показания, провести очные ставки, если нужно посадить подозреваемого в тюрьму и передать следственное дело в один из московских приказов. Иногда с делом в Москву отправляли обвиняемых. Там производили окончательный розыск, объявляли и приводили в исполнение приговор.

Основную массу политических преступлений составляли «непристойные слова», содержавшие угрозу здоровью и жизни царя или оскорблявшие его честь. «Непристойными словами» считались различные оговорки, случайные словосочетания. Постоянно возникали дела по доносам в «непитии здоровья» их царских величеств. Серьезных политических преступлений в правлении первого Романова не было.

В 1645 году на московский престол вступил шестнадцатилетний Алексей Михайлович. Боярская борьба за влияние на царя успешно приближала народный бунт Степана Разина. Разинщине предшествовали городские восстания 1648, 1659 и 1662 годов. Первое городское восстание было вызвано корыстолюбием и мздоимством царских любимцев Б.Морозова и И.Милославского. Двадцатилетнему царю пришлось самому успокаивать народ. Бывший воспитатель царя и правитель государства Морозов был сослан в Кирилло-Белозерский монастырь, а главные лиходеи, судья Земского и начальник Пушкарского приказа, казнены. Настоящий бунт произошел в 1662 году.

Пятнадцатилетняя русско-польская война за Украину истощила государственную казну. Друг царя окольничий Ф.Ртищев предложил поднять ценность ходивших в стране монет. Он предложил чеканить медные деньги одинаковой формы и величины с серебрянными и вводить их в оборот по одной цене с ними. Поначалу это принесло значительную выгоду казне, но все закончилось Медным бунтом 1662 года. В восстании как в капле воды отразилось основное противоречие московской политической жизни – правильная идея, которая несла благополучие и процветание государству и народу, с помощью ближнего окружения правителя и бюрократии быстро превращалась в свой антипод.

Власти выпустили большое количество медных монет. Их вполне хватало, но отвечавший за реформу боярин и тесть царя И.Милославский не смог не украсть. Он из своей и украденной меди еще начеканил монет и началось их обесценивание. За взятки он позволял чеканить монеты и другим видным желающим. Медными монетами завалили страну и они не стали стоит ничего. Ни о каком равноценном их обмене на серебро не могло быть и речи. В царстве начался финансовый хаос и быстрая инфляция. Толпы москвичей в июле 1662 года пошли в царскую резиденцию Коломенское с требованием унять бояр. Милославского – тестя царь, конечно, не тронул, но медные деньги пришлось отменить. Генеральная репетиция бунта Степана Разина была проведена.

Иностранные послы и разведчики писали руководству, что «у государя нет умных и понимающих что-либо советников». В народе распространялись справедливые послания, что «всему великому мздоимству в стране Москва корень». Алексей Михайлович стал так властен, что «любое неповиновение раздражало его так, что не оставалось места никакому терпению». На любые осторожные попытки сказать царю о реальном положении дел в стране он отвечал: «сегодня жив – а завтра жил». Его властность и раздражительность была значительно усилена конфликтом с патриархом Никоном, посмевшим сравниться с царем. С голодом, с батогами, с самоуправством воевод, лизоблюдством приказных людей Московское государство влетело в 1670 год.

На Половецком языке слово «казак» означало «страж передовой, ночной, дневной». С XIV века по окраинам русских земель стали селиться смелые, свободолюбивые люди для несения сторожевой – «станичной» и пограничной – «полевой» службы. Их стали называть казаками, первое упоминание о которых в русских летописях относится к 1444 году. За линией сторожевых укреплений на южной и юго-восточной границе Московского государства селились беглые крестьяне и посадские люди, которых также называли казаками. Непрерывные боевые действия и столкновения на границах способствовали объединению этих великолепных степных воинов в товарищества, братства донских казаков. Часто донские казаки совершали совместные походы с блестящим запорожским рыцарством, перенимая друг от друга передовой военный опыт. Наблюдательные посты и казачьи разъезды постоянно находились в бассейнах рек Дон, Хапер, Сосна. Донское казачье войско делилось на станицы, состоявшие из нескольких казачьих поселений, называемых хуторами и поселками. Земли владений каждой станицы назывались станичным гуртом. Донское, как и Уральское-Яикское казачье войско, имело земли, завоеванные или занятые им самим. Главным донским казачьим городом был Черкасск. Земли распахивать казаки не торопились, так как на обработанные пашни как воронье слетались неизвестно откуда взявшиеся помещики, предъявлявшие поддельные права на обладание ими, подкрепленные военной силой. Цену московским боярам и воеводам казаки знали хорошо и эти спесивые люди старались не соваться на вольный Дон, не имея никакого желания слушать посвященные им песни:

«Эй, казак, гуляй, гуляй,
Воевод лихих не знай!
До полуночной поры,
Гей, точите топоры!
Воеводу примем в гости,
Воронью оставим кости».

Со времен Ивана Ужасного воеводы возглавляли военное и гражданское управление городов с округами-уездами как царские представители. Воеводы назначались по воле и усмотрению царя Разрядным приказом и утверждались Боярской Думой. Они подчинялись ведавшему городом территориальному приказу. Воеводами назначались в основном дворяне из «московского царского списка». В крупных городах воеводствовали бояре. Официальная воеводская служба продолжалась три года, в Сибири дольше. Воеводы ведали обороной и хозяйством городов и уездов, учетом и распределением земель, полицейским надзором. В руках воевод постепенно сосредоточилась вся административная, полицейская и судебная власть. Формально воеводское жалованье выдавалось в Москве, но отношения с московскими приказами были сознательно запутаны. Эта сделанная неопределенность сильно увеличивала права воевод и вела к их злоупотреблениям, которые были неслыханными. Горожане пытались жаловаться царю, до которого доходила одна жалоба из десяти. Воевод-воров и бандитов никогда не наказывали, а только переводили в другой город. В остальных девяти случаях на горожан-жалобщиков накладывали денежные штрафы.

Большинство старейших боярских родов Москвы вели свое происхождение с XII века. Бояре достойно столетиями занимали высшие военные и административные должности, служили наместниками и вели посольские дела. Во время походов великий князь оставлял Москву на бояр. Они сопровождали государя в поездках, участвовали во всех церемониях Государева двора, назначались воспитателями великокняжеских наследников. Управлять великим княжеством государю с древнейших времен помогал боярский совет, обладавший большой политической силой. Только совместно с боярами решались проблемы законодательства, внешней политики, внутренней жизни, религии. С конца XV века, при Иване III Грозном, совет при великом князе стал называться Боярской думой.

Всё изменилось при Иване IV Ужасном, уничтожившем большинство представителей титулованной знати, обладавших знаниями, опытом, мастерством. Боярская Дума бояр, ставших царскими холопами, действовала по воле государя, не имея самостоятельной компетенции. Чиновная иерархия стала основываться на том, что соотношение боярских родов должно было всегда оставаться в равновесии. Системой регулирования служебных отношений стало местничество – обычай считаться местами на службе и даже за столом. Место зависело от родословной и служебной карьеры служилого боярина и его предков. Местнические споры разбирали великий князь и Боярская Дума.

Первоначальное положение рода в Москве зависело от его положения в момент перехода на службу к великому князю. Первыми стали потомки великих и удельных князей, занявшие места выше нетитулованных княжеских бояр, хотя те и веками служили московским государям. Удельные бояре были еще ниже. Если кому-нибудь из бояр удавалось царской волей подняться выше, то это влекло за собой повышение его потомства и понижение тех, кого «пересели». Бояре, особенно с княжескими титулами, упорно сопротивлялись таким понижениям. Пробиться через этот спесиво-чванливый дворянский частокол «худородному» таланту было почти невозможно. Даже гедиминович и герой Куликовской битвы князь Дмитрий Боброк-Волынский и рюрикович и герой 1612 года князь Дмитрий Пожарский не смогли этого сделать. Местничество нанесло колоссальный ущерб управлению, экономике, культуре и идеологии государства. При Иване III Грозном Боярская Дума состояла из пятнадцати членов, при Алексее Михайловиче Романове – из ста пятидесяти. Эта боярская толпа спорила, грабила, воровала и набивала бездонные карманы. Эта боярская деятельность всегда сопровождалась небывало хамским и презрительным отношением вышестоящего к чувству собственного достоинства нижестоящего.

Боярские дворы располагались по всей Москве. Обычно это был квадратный участок земли, в котором были построены жилой дом, хозяйственные постройки, избы для слуг, погреба, бани, конюшни, сенники, амбары для хлеба. При боярском доме всегда находился небольшой сад с цветником и фруктовыми деревьями. Дома всегда строились в два этажа с мансардой и обычно копировали царский дворец, вечером и ночью освещаясь восковыми и сальными свечами. Боярин утром вставал, умывался, одевался, молился, отдавал распоряжение по хозяйству, вникая во все мелочи, включая обеденное меню. Потом он отправлялся во дворец, где в передней ожидал царского выхода. После службы в церкви бояре и царь говорили о делах. В полдень боярин возвращался домой и обедал, потом ложился спать. После обеденного сна боярин возвращался во дворец, где часто засиживался до позднего вечера. Он возвращался домой, говорил с домашними, ужинал. После вечерней молитвы боярский дом затихал и погружался в глубокий сон.

В праздники бояре ходили в гости или принимали гостей у себя. Пили за царя, за членов царского дома, бояр, хозяина, гостей. Многих слуги уносили домой почти без сознания. Женщины гуляли отдельно от мужчин, на своей половине. В домах образованного боярства гомерического пьянства не было. Гости беседовали, обменивались впечатлениями от поездок, в том числе за границу.

К середине XVII века состав Боярской Думы кардинально изменился. Многие древние знатные боярские роды пострадали в опричнину, ослабли экономически, вымерли и сошли с исторической сцены. С началом правления Романовых состав Боярской Думы активно пополнялся царскими родственниками, родственниками их родственников, представителями возводимого в боярский чин неродовитого дворянства, родственников цариц. В Думе появились дьяки, представлявшие влиятельную группу приказной бюрократии и чиновничества. Со второй половины XVI века появились боярские списки, содержавшие именные перечни по чинам членов Боярской Думы – бояр, окольничных, думных дворян, думных дьяков, стольников, стряпчих, московских дворян, жильцов, городовых дворян, начальных людей в полках и приказных дьяков. Списки содержали сведения об их служебных назначениях, пожалованиях, местонахождении и пригодности к службе. Списки сводились в боярские книги, содержавшие сведения о поместных и денежных окладах, время производства в чины, отметки о месте и роде службы, данные о поручениях и опалах, здоровье, смертях. Основой процветания явились вотчины, родовые боярские землевладения, и поместья, даваемые служилым людям царем. Жившие на этих землях крестьяне находились в полной крепостной зависимости от землевладельцев и государя. Крепостное право с конца XVI века было полностью оформлено законодательно. Когда-то лично свободные, крестьяне больше таковыми не являлись. Издревле существовавшие на государственных землях территориальные сельские общины «миры» были объединены в союзы деревень и сел, называвшиеся волостями. Выражением воли всего населения формально являлся волостной мирской сход. Он выдвигал посредников между властями и крестьянами – старост, сотских, десятских. Все население волости было связано круговой порукой. Каждый из членов «мира» имел участок земли в пределах его территории. Все государственные и частновладельческие крестьяне платили подати и отбывали повинности. С конца XVI века все переходы крестьян из государственных волостей на частные вотчины и поместья были запрещены, как и переходы от одного вотчинника к помещику. С конца XVI века крестьянам Московского царства стало трудно даже дышать. Царь Борис Годунов на коронации всенародно провозгласил, что в его государстве не будет нищих и убогих, а он сам отдаст свою последнюю рубашку голому. Он и принял закон, полностью лишавший крестьянина свободы. Рубашки тоже, впрочем, остались при нем.

Вотчины и поместья были организованы как и само государство. Землевладелец для крестьян стал таким же монархом, как царь всея Руси для всего народа, только намного более алчным, чем государство. Землевладелец издавал распоряжения, даже собственные законы, судил, назначал в деревне своих приказчиков. Злоупотребляли властью над людьми не только помещики, но и их холопы – управляющие. По законам землевладелец должен был «крестьян ведать и судить, и расправу меж ними чинить, и от всяких обид оберегать безволокитно, безпосульно, вправду судить». Эти законы не исполнялись. По Соборному уложению 1649 года царя Алексея Михайловича помещики получили над крестьянами еще большую власть. Они могли перевести их из поместья в поместье и крестьяне теряли дом, огород, сад, оставляли могилы предков по прихоти своего хозяина. Крестьян могли сечь и пытать, чем владельцы не пренебрегали. Помещики не считались с возможностями своих крепостных, требовали платежей деньгами, натурой, барщиной. Древесная кора, мох, трава часто присутствовали на крестьянском столе. Своими действиями землевладельцы успешно создавали атмосферу для бегства и бунта, для всех видов протеста. Эгоизм, жадность, презрение к личности зависимого от тебя человека, стремление нажиться за его счет вызывали у народа злобу и ненависть, долго сдерживать которую стало невозможно. Обездоленных в Московском царстве становилось все больше и больше. Власть перестала соответствовать народному идеалу. Злоупотребления царской администрации начали создавать невыносимые условия для народа, активно пробуждая в нем не только недовольство, но и дух протеста – «люди зашатались». Крестьяне и посадские уходили в разбойники, бежали на Дон. Раньше Москву называли матушкой, но с середины XVII столетия стали звать мачехой. Беглецы на окраинах, на Дону, Волге, Яике-Урале таили в душе желание посчитаться с ненавистными боярами и помещиками – «тряхнуть Москву».

Постоянный рост налогов подрывал платежные силы населения. Судебные приставы нещадно выбивали выдуманные недоимки. Злоупотребления, за которые не наказывали, росли как снежный ком. У народа сформировалось враждебное отношение к царским представителям, всей вертикали власти: «Изменники-бояре обманывают царя, а он глядит на все изо рта бояр. Они всем владеют, он все видит и молчит. Чорт у царя ум отнял». Населения стало ненавидеть богатых. По стране прокатились Соляной, Чумной и Медный бунты 1648, 1659, 1562 годов, восстания в Пскове и Новгороде. Москва не извлекла ничего из этих кровавых уроков, ее политика оставалась прежней, вызывая негодование населения. Крестьяне и посадские платили не только в казну, но больше в бездонные карманы приказных исполнителей. Они платили, чтобы их окончательно не разоряли, но чем больше они платили, тем быстрее разорялись. Отработанная московская волокита, вошедшая в народную пословицу, действенно и неостановимо выжимала у народа последние соки. Приказные люди повсеместно процветали, население нищало. Приказные чрезвычайно дорогие каменные дома – большая редкость на Руси XVII века, – вызывали всеобщее удивление и жгучее негодование, переходившее на государство. Эта ненависть распространилась по всей стране, потому что ради наживы царские холопы легко могли свести в могилу всех, до кого дотягивались их загребущие руки. Царь Алексей Михайлович Тишайший в ответ вообще отменил срок давности по сыску беглых. Москва все активнее и активнее раздражала население царства. Московские аппетиты раскатывались во всю свою необъятную ширь, вызывая озлобление и ненависть к ее воеводам и приказным. Крестьяне начали бежать на Дон и Волгу с женами и детьми, мечтая уйти из-под царского ярма навсегда. На чудное Московское царство-государство грозно и неотвратимо накатывалась Разинщина. От Дона до Волги летел немой рык отчаянного атамана: «Говорят, у Москвы когти как у коршуна. Бойтесь меня, бояре, – я иду платить злом за зло!»

Бунт Степана Разина и Петр Великий

На южные окраины Московского царства постоянно совершали набеги крымские татары, ходили в большие походы турки. Первыми их встречали донские казаки, часто затем по Дону и Азовскому морю ходившие в ответные походы. Казаки жили военной добычей, охотой, рыбными промыслами. Землю почти не пахали, опасаясь прихода бояр. Велик Тихий Дон, а от дворянского ополчения отбиться трудно. На необработанные земли, охраняемые военной силой, бояре просто так не полезут, своих пустых земель еще много.

Казаки ходили в походы на низ Дона, в море, гордились и хвастались этим – «мы веслом махнем, красну девицу возьмем, кистенем махнем, караван собьем». Казацкую добычу делили на общем кругу. Победа в казачьем деле была результатом общих усилий, что ввело в вольную казацкую жизнь принцип всеобщего равенства. Каждый тратил добычу по-своему, мог пропить в шинке, мог вложить в хозяйство. На Дону появились домовитые казаки и голытьба, которых всегда было в три раза больше, чем богатых. На Дон всегда бежали из Московского государства крестьяне, посадские, холопы. Казаки принимали всех и никогда никого не выдавали, понимая, что в этом случае потеряют волю. Соотношение домовитых казаков и голытьбы определило образ жизни на Дону. Богатые казаки сначала думали, потом шли в походы, голытьба сначала рубилась, потом гуляла. При этом все казаки превосходно владели холодным и огнестрельным оружием. Голытьба ненавидела наглую и хамскую московскую власть, домовитые с ней договаривались. Постепенно казаки превратились в особое пограничное войско-государство. Поскольку они могли пойти в поход не только на юг, но и на восток, московские бояре посылали им порох, оружие и хлеб, чтобы на восток не ходили.

К 1665 году Дон переполнился множеством беглых с неостывшими обидами на неправую Москву. Пришлые люди мешали налаженной казачьей жизни, ссорили донских с московскими властями. Привозного хлеба не хватало и зимой 1667 года на Дону почти начался голод. Единственным выходом для домовитых стала отправка голытьбы за добычей. Азовское и Черное море было закрыто турецким флотом и крепостями. Много «походов за зипунами» совершались на Волгу. Туда и отправился с Дона весной 1667 года на четырех речных стругах небольшой отряд сорокалетнего атамана Степана Разина, на Дону человека известного, из домовитых.

Казак Разин в любой толпе обращал на себя внимание ростом и физической силой, а затем энергией, несокрушимой и сокрушающей волей, сметливостью. После первых грабежей на Волге ему стали приписывать чудодейственную силу. Он стал почти колдуном, которого не берет ни пуля, ни сабля. Уже современники писали о Разине как о деятельном воине, своенравном, непостоянном, непреклонным в достижении цели, суровом и разгульном до бешенства, любителе кутежей, способном терпеть отчаянные лишения, богомольце и презиравшем церковные таинства, очень хитром человеке. Народу нравилось. Возможно поэтому его бунт, усиленный всеобщей ненавистью к власти Москвы, отличался размахом, массовостью, длительностью и напряженностью. Позднее предание говорило, что Разин родился в станице Зимовейской, в которой через столетие появился на свет и другой народный вождь Емельян Пугачев.

До Персидского похода Разин о войне с боярами не говорил, а возможно и не думал. В 1665 году его главный позднейший враг князь Юрий Долгоруков за обоснованное неповиновение повесил его старшего брата Ивана, и личный повод мстить у донского атамана был. Какие бы мысли и планы не были у Степана Разина, первое, что он начал делать – создавать свое личное войско. Для его создания нужна была добыча, слава и щедрость. В поход на низ Дона атаман не пошел не только из-за турецких крепостей. У донского казацкого круга с Азовом и турками был мир и Разину невыгодно было ссориться с домовитыми. Атаман с ватагой пошел на верхний Дон, где на острове у Паншина-городка разбил свой лагерь. Степану Разину нужны были люди и нужна была Волга.

Много людей с выжженной каленым железом на лбу буквой «б» – «бунтовщик» было сослано в низовья Волги в царствование Тишайшего. Кроме оскорбленных властью ссыльных, на нижней Волге всегда было много беглого люда со всей страны. Кроме ссыльных, беглых, холопов, крестьян, посадских, в Поволжье жили татары, башкиры, мордва, чуваши. Им жилось плохо – помещики и под Москвой не церемонились с крестьянами, а вдали от центральной власти местным административным и дворянским злоупотреблениям не было конца. В плачевном положении находились и пограничные служилые люди, почти не получавшие разворовываемое жалованье. Поволжские дворяне отправляли в московские приказы челобитные о том, что они «обеднели, обнищали и стали наги и босы, лошадей купить не на что, вконец погибают и помирают голодной смертью». Челобитные никто не читал. Для бояр и приказных холопов не только мужик был не человек, а просто скотина, которая пашет и кормит. Бояре и дьяки, не проносившие казенные деньги мимо собственных всегда бездонных карманов, напрасно надеялись на верность служилых пограничников. XVII век собрал в Поволжье множество враждебных властям людей, которым для бунта был нужен только внешний возбуждающий толчок. Он пришел с Дона. К середине 1660-х годов чуть ли не основной задачей властей по всей России стала борьба с разбойниками. Население уже так ненавидело совершенно зарвавшихся бояр и приказных, что помогало разбойникам, лишь бы они грабили угнетателей. Разбойники стали выглядеть в глазах народа удальцами и мстителями. По всему царству рассказывали, как во время восстания в Пскове каратели не только мучили и убивали бунтовщиков, но и травили их детей собаками. Бояре не ожидали, что в грядущей крестьянской войне уже не будут выдвигаться только экономические требования – Разин впервые открыто и громко выступит против власти.

Собрав у Паншина-городка более тысячи человек казаков и беглых, атаман Разин перешел на Волгу. Он захватил царский и патриарший караван из тридцати стругов, повесив на мачтах или утопив начальных людей и приняв перешедших к нему стрельцов охраны. Он освободил ссыльных, плывших на одном из судов, а их надсмотрщика голым оставил на сундуке с медной казной на одном из волжских островов. Предание доносит до нас эхо его первой речи своему войску из двух тысяч человек: «Вам всем воля! Идите, куда хотите. Не стану принуждать быть у себя. Кто хочет идти со мной – будет вольный казак. Я пришел бить только бояр и богатеев, а с бедными и простыми людьми готов, как брат, всем поделиться». Все его люди поклялись: «Стоять друг за друга душой и телом, чтобы истребить изменников-бояр, сбросить с себя ярмо рабства и стать вольными людьми».

Степан Разин никогда не был ни рабом, ни крепостным, не был и бедным казаком. Неизвестно, сразу же он решил дать народу волю, или после Персидского похода, когда у него было много денег и воинов, но ему приписывают слова: «Не должен один человек по принуждению гнуть спину на другого, быть в кабале, крепостной неволе и нищете».

На Астрахань Разин не пошел. На сорока стругах с двумя тысячами бойцов он по Каспийскому морю проплыл до устья реки Урал-Яик. Неизвестно, возил ли уже тогда он с собой гарем, или набрал его позднее, на Каспии. Выдав свою разведку за астраханских плотников, он попросил яицкого воеводу пропустить их в крепость помолиться в большой церковный праздник Петра и Павла, за ними ворвался в Яик и устроил дикую расправу над гарнизоном. Он казнил почти двести стрельцов, не захотевших переходить к нему в разбойники. Речей о воле атаман в Яике не говорил. Он догнал отпущенных было спьяну к Астрахани стрельцов и убил их. Зимовал Разин в Яицком городке, разбив два небольших стрелецких отряда, посланных на него из Астрахани. Москва, уставшая от только что закончившейся пятнадцатилетней русско-польской войны за Украину, отдыхала, или ей было просто не до окраин государства, что, впрочем, не было чем-то необычным.

В марте 1668 года большой разинский отряд на речных судах вышел в Каспийское море и огнем и мечом прошел по беззащитному побережью от Дербента до Баку. Он и его бойцы показали себя полными разбойниками, грабителями и душегубами. Сотни километров западного каспийского побережья были опустошены и разграблены. Шахские войска загнали разинцев в ловушку, атаман пообещал перейти на службу к персам, обманул их, прорвался южнее и зазимовал там, продолжая грабежи. В июле 1669 года в отчаянном морском бою он разбил персидское войско, убил местного хана, пленил его дочь, которую хан почему-то вез с собой в бой, захватил много морских судов и богатую добычу, потеряв в сражении много ушедших с ним с Дона казаков. Персидский шах принялся за атамана всерьез, и атаман на морских судах отплыл к Астрахани. Душегуб и бандит с громадной добычей почему-то превратился в удалого молодца-атамана. Тысячеустная молва по всему Московскому царству разносила рассказы о его походах, почему-то называемых «персидскими подвигами». Сильно поредевшее войско Разина быстро пополнялось голытьбой со всей России. Волновался весь черный поволжский люд. Царь Тишайший послал Разину свою грамоту, в которой «забывал вины удачливого атамана, если он уйдет на Дон». В августе 1669 года атаман отдал в Астрахани морские суда, иранских пленных, тяжелые пушки и ушел на Дон с огромной добычей. На претензии иранского шаха о компенсации убытков от разинского разбойства, Москва поразительно ответила: «Эти казаки холопы великого государя, а не разбойники. Уже они прощены. А что взяли они грабежом пленных и имущество на войне, так это зачтено им в жалованье и до того нет никому дела». Разин понял, что власть его просто боится, перехватив донесение астраханского воеводы царю: «Чтобы атаман вновь шатости к воровству не учинил и не пристали бы к нему иные многие люди и от того меж людьми кровопролития не учинилось». В народе заговорили, что Разин – сила, раз с ним так считается Москва, что было для нее совсем не характерно. Атаман везде показывал, что он и его бойцы – из народа, а в своем войске он только старший по своему влиянию среди равных по положению. Он поражал воображение толпы, начавшей называть его «батюшкой Степаном Тимофеевичем». Перед ним начали опускаться на колени. Разин сорил деньгами и вокруг него стали создаваться вымыслы и легенды. Вождь и атаман вольного войска избавлял население от страха перед властью. Теперь главным в Астрахани был батюшка Степан Тимофеевич. Сам атаман никогда не считал себя помилованным преступником. Он стал думать, что он народный вождь, защитник обиженных и гонимых. У него часто стала кружиться голова не только от хмельных напитков, а и от народного обожанья, полюбившего вечный разинский праздник. Во время очередной речной попойки он утопил пленную княжну в Волге. Народ почему-то не посчитал это позорным преступлением.

На попытку астраханского воеводы его унять Разин отвечал: «Как ты смел обратиться ко мне с такими непочтительными словами, чтобы я выдал своих друзей, которые ко мне пристали ради любви и приятства. Вы еще смеете грозить немилостью? Я не боюсь ни воеводу, ни того, кто повыше его. Воевода дурак и трус. У меня силы и власти больше, чем у него. Я не холоп. Я вольный человек. Я расплачусь с этими негодяями, как следует расплачусь!». Разин ушел с Волги, оставив у населения чувства бунта.

Степан Разин с отрядом вернулся на Дон и в октябре 1669 года на трехкилометровом речном острове у Кагальника построил крепость, ощетинившуюся двадцатью пушками, привезенными из похода. Гарнизон речной крепости составил полторы тысячи человек. Голытьба называла его отцом. Ему сочувствовал почти весь казацкий круг. К весне у Разина на острове собралось около пяти тысяч человек. Тайные правительственные агенты попытались выяснить планы атамана на лето 1670 года, но неудачно: «а какая у него мысль, про то и его казаки многие ведают, и никакими мерами у них, воровских казаков, про то доведаться нельзя». В апреле 1670 года царь послал в Черкасск с дипломатическим поручением своего дьяка. Разин обвинил его лазутчиком на круге и утопил. Это был очередной вызов Москве. Казаки Дона разделились на два лагеря. Одни занялись ростовщичеством, снаряжая в поход голытьбу за половину будущей добычи. Другие шли к атаману на остров. Третьи боролись против отчаянного Разина – «он, Стенька, с товарищами своими, хотел учинить страх, добрых казаков побивал и в воду метал». В начале мая 1670 года пять тысяч добрых казаков, искателей добычи, авантюристов вышли с Дона. Они шли со своим батюшкой Степаном Тимофеевичем Разиным, решившим восстать против московских властей – «хотели мы Москву взять и всех бояр и дворян и приказных людей перебить на смерть, убить мирских кровопийцев, вывести воевод на Руси и бояр на Москве».

15 мая 1670 года семитысячное разинское войско без боя посадскими было впущено в Царицын. Разин утопил воеводу и начальных людей. Его отряд обманом взял крепость Камышин, расположенную в месте наибольшего сближения Волги и Дона. Разинцы вошли в Камышин под видом стрельцов, якобы пришедших на усиление гарнизона.

В середине июня десять тысяч разинцев берегом и на восьмидесяти стругах пошли на Астрахань. Два стрелецких отряда в тысячу и в пять тысяч человек были легко разбиты. Царские воеводы и стрельцы воевали как бы нехотя, многие переходили на сторону разинцев. Вскоре так же без боя были взяты Саратов и Самара. Начались многочисленные казни воевод, дворян, дьяков, купцов, издевательства над их семьями. Только в Астрахани Разин казнил около пятисот пленных. Многих мучили, калечили, топили. Во всех городах Разин вводил новое выборное самоуправление по принципу казачьего круга. Перед этим торговые дворы и лавки грабились, церковное и другое имущество конфисковывалось. Приказные дела и бумаги уничтожались, как основа московского взяточничества и кабалы. Разин говорил, что также сожжет все дела в Москве у государя.

По всей России Разин рассылал своих агентов и прельстительные письма: «Братья! Мстите вашим мучителям, что хуже турок и татар держали вас в рабстве. Я пришел, чтобы дать вам волю! Я иду истреблять бояр, дворян, приказных людей, всякие чины, установить по всей Руси казацкое житье, сделать всех людей равными». Атаман использовал все доступные ему способы, чтобы поднять народ, добиться широчайшего распространения восстания и победить Москву. Он не трогал царя, во всех народных бедах обвинял бояр и приказных, использовал в своих целях государственный и церковный авторитет: «Вам бы порадеть за дом Пресвятой Богородицы, за великого государя, за батюшку Степана Тимофеевича и за всю православную христианскую веру». Тот, кто не поддерживал восстание – по-разински изменял вере и государю. Он не хотел становиться очередным самозванцем. Люди должны были поверить, что в борьбе с боярами и приказным ворьем его поддерживают царь и патриарх. То, что это был народный обман, для Разина не имело ни малейшего значения. Его обманывают, он обманывает, дело житейское. Лучшие разинские стрелки во всех боестолкновениях всегда выбивали начальных людей.

Восстание, бунт Степана Разина охватило огромную территорию, на которой дрались почти четверть миллиона человек. Поднялись черные люди и инородцы, мордва, чуваши, калмыки, татары, башкиры, черемисы. Через Саратов, Самару, Астрахань, Царицын, Камышин, Арзамас, Пензу, Тамбов восстание катилось к Нижнему Новгороду, к Белгороду, Чугуеву, к Соловкам. Многим людям нравились идеи всеобщего равенства и раздела имущества богатых между бедными. Все грабили всех, восставали за царя и атамана против бояр. Мужики жгли усадьбы, убивали своих помещиков и объединялись в отряды. К Разину шли добровольцы из Запорожской Сечи и подкрепления с Дона. Запорожцы и донцы составили ядро разинского войска, но их было немного среди пятнадцати тысяч крестьян, вооруженных топорами, вилами, дубинами, кистенями, не обученных военному делу. Всю атаманскую добычу Разин сразу отправлял на Дон, в Кагальник, говоря людям: «Вы мне братья и дети и будете так же богаты, как я, если останетесь мне верны и храбры».

На казачьем кругу в Царицыне в июле 1670 года атаман и есаулы решали как идти на Москву. По Дону не захотели, боясь разорить свою реку, дорога через Тамбов была перекрыта правительственными войсками. Оставалась Волга. В августе сотни разинских стругов заполнили Волгу, конница шла берегом. Впереди лежал город Симбирск. 4 сентября к нему подошли разинцы. Двадцать тысяч человек трижды штурмовали город, взяли посад, но воевода Милославский, родственник царя, упорно держался в крепости на холме. Он ждал помощи и она пришла.

В августе царь Алексей Михайлович под Москвой принимал смотр шестидесятитысячного дворянского ополчения, собранного против Разина. В сентябре войска под началом князя Долгорукова были уже в Казани и Арзамасе. К Симбирску подошли полки нового строя князя Ю.Барятинского, обученные по европейскому образцу. В первом бою Разин отбросил Барятинского от Симбирска, но острог взять так и не смог, хотя такая инженерная возможность была.

Все начало октября шли бои Разина с Барятинским и Милославским. 4 октября войско атамана было разбито. В рукопашной Разин получил пулю в ногу и сабельный удар в голову. Атаман с донскими казаками на стругах бежал вниз по Волге. Побитого народного вождя, конечно, не приняли ни Самара, ни Саратов. Под Симбирском брошенных Разиным на произвол судьбы крестьян сотнями казнили несколько дней.

Бегство Разина, которому патриарх в Москве объявил анафему, сломало хребет бунта. Из народного вождя атаман сразу превратился в преступника и беглеца. Паника и страх перед грядущим возмездием быстро стали распространяться среди восставших. Все поняли, что сибирское поражение и бегство Разина означает крах его похода на Москву. Разин через Царицын ушел на Дон, а Долгоруков начал подавление восстания, планомерно уничтожая все его очаги: «Страшно было смотреть на Арзамас. Его предместья казались совершенным адом. Повсюду стояли виселицы и на каждой висело по пятьдесят трупов. Валялись разбросанные головы и дымились свежей кровью. Торчали колья, на которых мучились преступники, жившие еще по несколько дней, испытывая неописуемые муки. Многих заживо четвертовали, заживо сжигали, кому вырезали из глотки язык, кого заживо зарывали в землю. Так поступали как с виновными, так и с невиновными. Зимой 1671 года казнили около ста тысяч человек. Царь-государь Алексей Тишайший утверждал приговоры: «Отсекши руки и ноги, туловище повесить».

Степан Разин попытался взять власть на Дону, но было уже поздно. Теперь он был не вождем-победителем, а сломленным беглецом, хотя и с крепостью и деньгами. Осенью 1670 года этого уже было мало. Боевые друзья атамана полегли в Каспийском море и на Волге. Осень и зиму 1671 года на Дону шла драка за жизнь атамана. Гибли немногочисленные разинские сторонники. Сам батюшка Степан Тимофеевич в бешенном исступлении живьем сжигал в русских печках своих врагов, говоря, что в холодную зиму надо хорошо протапливать избы. Он мог бы и зимой опять уйти на Волгу, но не сделал этого, бросив взбаламученное им народное море на произвол судьбы. Возможно, он хотел стать во главе Дона и продолжить борьбу, но после его позорного бегства продолжать было не с кем. Держался только Тамбов, рассылая грамоты по матушке Волге: «А буде не пойдете к нам собраньем на помочь, и вам быть в казни, и женам вашим и детям быть порубленным, и домы ваши будут разорены, и имущество ваше и старики будут взяты». На такой призыв почему-то не отзывались. К лету 1671 года громадный бунт Стеньки Разина был полностью подавлен. Черных людей мучительно пытали, вешали, четвертовали, колесовали. Виселицы с казненными плыли по всему течению Волги. Обильно пролитая кровь участников первой крестьянской войны заливала ее последние вспышки, оставшись в памяти народа, записывавшегося кто в крестьяне, кто в холопы.

«Я, Иван Дмитриев сын, прозвищем Мазай, вольный человек, со своей женой и детьми, подрядился в крестьяне за Ивана Савиновича Неелова в его Вологодское поместье Уголской волости в деревню Покровское в готовый двор Гришки Яковлева. И мне Ивашке за ним государем своим Иваном Савиновичем жить в том его поместье в крестьянах и вновь двор строить и вновь хоромы ставить и государевы подати и оброки во все годы платить и изделия делать и пашню пахать и луга расчищать и изгороди около полей городить и земли на бросать впусте и от Ивана Савиновича не сбежать.

А ссуды я Иван взял у государя своего Ивана Савиновича Неелова лошадь да корову и хлеба ржи и овса и ячменя и всякого дворового инвентаря, всего на двенадцать рублей. А на то свидетели: Иван Калинин, Семен Головков. А ссудную запись писал вологодский площадный подьячий Корнилко Дьяконов».

«Я Афанасий Васильев, бил челом в холопство князю Борису Андреевичу Козловскому, и служилую кабалу на себя даю своей волей. И служить мне Афанасию у государя своего князя Бориса Андреевича во дворе до его смерти. А на то свидетель Иван Пушкарев. А служилую кабалу писал Ивановской площади подьячий Сенька Козмин.

А по осмотру Афонька плосколиц, нос короток, глаза серы, волосом голова светлоруса, ус русый, у правой руки на пальце ноготь попорчен, у левой руки на ладони рубец. Сказался двадцати двух лет.

Пошлины по указу взяты и в казну записаны».