Немой

– Согласно распоряжению командира заставы, я не имею права пропускать Вас, – сказал караульный, сняв ружьё с плеча и взяв его в обе руки.

– А ну зови своего командира! Это что он такое удумал, неужели ему надоело находиться на этой должности? – грозным голосом сказал Виктор Фёдорович.

Подходящий от ворот заставы второй караульный развернулся, подбежал к воротам и постучал в них. Открылось окошко, и караульный что-то сообщил, затем встал возле ворот и тоже взял ружьё в руки. Сидевший в повозке Василий и вовсе покраснел весь, иней на его ресницах оттаял, и он со страхом и интересом наблюдал, что же сейчас произойдет.

Прошло уже больше двадцати минут, но никто не выходил. Василий, держа поводья, начал трястись от холода. Мужчина в белом пальто ходил вокруг повозки и подбирал слова, как пригрозить умалишённому, не захотевшему его пропускать.

– Долго ли ждать твоего командира или ты нас заморозить тут решил? Так знай – и ты будешь отвечать по закону, – сказал Виктор Фёдорович.

– У меня приказ. Командир в курсе о Вашем приезде, господин Златоуст, – хладнокровно ответил караульный.

– В курсе? Тогда какого черта он еще не тут?

В громадных воротах открылась небольшая дверь, из неё вышел высокий мужчина в офицерском мундире, раскинув плечи, он медленно шёл к повозке.

– Ну и сапоги, да как блестят, наверное, целыми днями начищает. А, барин? – сказал Василий, вновь покраснев.

– Напыщенный индюк он, слишком много думает о себе, – ответил Виктор Фёдорович, нахмурив брови.

– Я же сказал, без разрешения никого не пропускать, на кой леший вы меня отвлекаете? – кричал офицер, стряхивая снежинки со своего мундира, продолжая идти спокойным шагом.

Виктор Фёдорович начал всматриваться в офицера. Вдруг на его лице появилась еле заметная улыбка, которую он так хотел скрыть, пытаясь сохранить грозный образ; брови поднялись.

– Вы кто такие… – кричал офицер, всматриваясь в лицо мужчины в белом пальто – …будете? – шепотом продолжил он. Офицер остановился в нескольких шагах от лошади и смотрел на Виктора Фёдоровича, снег на его мундире уже не беспокоил его, глаза его заблестели.

Наступила тишина. Офицер и Виктор Фёдорович стояли напротив друг друга, не шевелясь, и молчали; караульный и Василий переглядывались, не понимая, в чём дело. Так продолжалось несколько минут.

– Палыч, ты ли это? – нарушив тишину, сказал Виктор Фёдорович.

– Я, Виктор, я! – радостно сказал офицер.

– Сколько лет, сколько зим, не думал, что вот так свидимся с тобою, друг, – продолжал он.

Офицер и мужчина в белом пальто сблизились и похлопали друг друга по спине. Василий и караульный продолжали смотреть друг на друга с удивлением.

– Караульный, ты какого черта не впустил этих двух уважаемых мною людей? – сказал офицер.

– Так-с, распоряжение, Ваше превосходительство, – ответил караульный в недоумении.

– А, леший с тобой, принеси ко мне в кабинет горячей еды, да камин подтопи посильнее! – сказал офицер.

– Слушаю-с, Выше превосходительство, – ответил караульный, развернулся и побежал к воротам.

– Не стоит, Николай Павлович, мне нужно как можно скорее доставить письмо, – сказал Виктор Фёдорович.

– Ничего с твоим письмом не случится, отогреетесь и поедете. Вы, видать, замерзли в пути, – сказал офицер, посмотрев на Василия.

Посиневший от холода Василий судорожно закивал головой.

– Во-о-от, пожалей своего возничего, да и у меня к тебе дело есть, тоже особой важности, между прочим, – сказал Николай Павлович.

– Ладно, уговорил. Только давай условимся – не вспоминать о службе в полке.

– Как, скажешь, друг, как скажешь, – ответил офицер.

Ворота укрепления открылись. Василий ударил плетью лошадь, и та медленно пошла вперед, Виктор Фёдорович и офицер не торопясь шли, увлечённо обсуждая недоразумение у ворот.

В комнате офицера все собрались возле камина: Василий жадно ел похлебку, офицер и Виктор Фёдорович смотрели на огонь и молчали – непривычно было не говорить о службе, поскольку она всегда была основной темой для их разговора. В воздухе повисла неловкость, однако лишь Василия она не смущала.

– Что за дело у тебя ко мне? – спросил Виктор Фёдорович.

– Дело серьёзное и требует особой ответственности, – ответил офицер.

– Так не томи, говори как есть, мне ехать уж нужно, а до города еще три локтя по карте.

– Ты ведь помнишь, Виктор, что у меня жена есть и сын, далеко отсюда.

– Помню Палыч, случилось чего?

– Нет, с ними, надеюсь, всё хорошо. Проблема в том, что я тут полюбил молодую красавицу и она меня, вроде как, тоже.

– Ну и выдумал ты под старость лет! – засмеялся Виктор Фёдорович.

– Знаешь, друг, я вдруг почувствовал, будто снова молодой, и на мир как-то по-другому смотреть начал, – продолжал офицер.

– Ну ты и жулик, Николай Павлович, честное слово, жулик. Как жене потом в глаза смотреть будешь, тебе ведь хочешь не хочешь, а придётся возвращаться домой, и что с красавицей будешь своей делать? Или быть может, ты её с собой заберешь? – еще сильнее засмеялся Виктор Фёдорович.

– Вот я и хотел тебя попросить по старой дружбе об услуге, – сказал офицер.

– Ты ведь, Виктор, на особом счету у коменданта, и во многие высокие дома ты вхож. Думаю, для тебя не составит труда любой документ сделать.

– Какой же ты хочешь, чтобы я для тебя документ сделал? – спросил Виктор Фёдорович

– А напиши письмо жене моей, что я погиб при выполнении какого-нибудь важного дела для Отечества, да печать гербовую поставь.

– Ты и правда умом тронулся, а жену свою тебе вовсе не жалко, а сын как будет твой?

– Я уже подумал обо всём, это обдуманное решение. Жена моя справится, она сильная, и мальчишка уже не маленький, уже мужчина. Так что? Поможешь, Виктор?

– Хорошо, Николай Павлович, сделаю. Жизнь твоя и тебе решать, что с ней делать. Скажи мне только, как хоть зовут твою красавицу?

– Любовь, её зовут Любовь, – ответил офицер

– Вот тебе и Любовь… иронично. А теперь прошу прощения, Николай Павлович, мне нужно отправляться в путь.

– Василий! – крикнул Виктор Фёдорович, – Пойди запрягай лошадь.

Василий, прислонив деревянную тарелку ко рту, быстро выпил оставшееся в ней, встал и вышел из комнаты.