Триокала. Исторический роман

– Где я мог тебя видеть? – спросил он, напрягая память. – Ты назвался Артемидором Лафироном, но это, конечно, не настоящее твое имя?

– Вряд ли мы с тобой когда-либо встречались, – сухо ответил тот и добавил: – Зови меня Артемидором, и давай поскорее перейдем к делу. Я не отниму у тебя много времени. Надеюсь, у этих стен нет ушей?

– Будь спокоен… Ты прибыл прямо с Крита? – снова спросил Клодий.

– Да. Я высадился у мыса Тапса и дальше проделал весь путь пешком, войдя в город через Шестивратие.

– Итак! Тебя прислал Гай Цестий? – сказал Клодий, не спуская с гостя изучающего взгляда.

– Нет, я послан к тебе самим Требацием. Как я уже сказал, Цестий заболел. Требаций посвятил меня в суть дела и послал к тебе вместо него. Сразу скажу, твое предложение его заинтересовало. Теперь нужно кое-что уточнить… Во-первых, где и когда будут происходить разгрузки захваченных нами судов? Во-вторых, как ты собираешься обеспечить эти разгрузки? Не возникнут ли затруднения из-за нехватки рабочих рук? Требаций не сможет выделить для этой цели достаточного количества людей, а задержки с разгрузкой зерна весьма нежелательны. Длительное присутствие наших кораблей в одном и том же месте не останется незамеченным береговой охраной, к которой мы обычно относимся с презрением, но, как ты сам говорил три месяца назад во время беседы с Сальвидиеном в Кайете, залогом успеха нашего предприятия должно быть соблюдение строжайшей тайны. Если же наши корабли будут подолгу маячить у берега, кто поручится за то, что весь твой превосходный план не окажется под угрозой разоблачения?

Незнакомец, назвавший себя Артемидором, говорил на правильной латыни, но с явным греческим акцентом.

– Слушай ответ на первый вопрос, – заговорил Клодий. – Разгрузка судов будет производиться в Гераклее под моим непосредственным руководством. Сообщи Требацию, что сорок миллионов сестерциев квестор уже доставил претору. Первые грузовые суда с закупленным хлебом должны отправиться в Остию самое большее через двадцать пять дней. Поэтому Требацию следует поторопиться с началом своих действий на море. Нужно, чтобы вся звонкая монета, присланная претору из Рима, перекочевала в наши руки. Что же касается второго твоего вопроса, то я привлеку к работе в Гераклее своих собственных рабов. Мое имение находится всего в трех милях от города. Я могу занять разгрузкой и погрузкой судов более четырехсот рабов. Кстати, Требацию и его людям необходимо помнить, что кибеи, загруженные зерном в гераклейской гавани, должны беспрепятственно доходить до самой Остии.

– Не беспокойся, мы всегда будем иметь это в виду, – сказал Артемидор Лафирон, не без любопытства глядя на римлянина, который по законам своего отечества вполне заслуживал того, чтобы его сбросили с Тарпейской скалы.

– Претор Сицилии не должен испытывать головной боли от того, что в прибрежных водах вверенной ему провинции активизировались пираты, – продолжал Клодий. – Поэтому и перехват хлебных грузов также должен производиться у берегов Италии…

В этом месте своей речи Клодий сделал паузу и добавил:

– Передай Требацию, что я хочу получить от вырученных денег тридцать процентов. Это будет справедливо, учитывая риск, которому я себя подвергаю.

– Требаций поручил мне настаивать на двадцати процентах, – произнес Артемидор. – Если задуманное нами дело выгорит…

– Задуманное мною дело, хотел ты сказать, – живо перебил его Клодий. – Пусть Требаций не забывает, что этот план придуман и до мельчайших тонкостей продуман мною. При этом я сильно рискую. Тридцать процентов! Это мое непременное условие. Так и передай Требацию.

– Хорошо, я так и передам, – сказал посланец пиратов равнодушным тоном.

– Кроме того, я хотел бы повидаться с ним самим, чтобы мы могли скрепить наш договор взаимными клятвами. Хорошо бы устроить нашу встречу в моем гераклейском имении.

– Не думаю, что это будет самое подходящее место для Требация, – нахмурясь, возразил Артемидор.

– Почему? Или ты полагаешь…

– Требаций чувствует себя в безопасности только на палубе корабля, – перебил Артемидор. – Тебе ведь известно, что римский сенат назначил крупное вознаграждение за его голову?

– В моем имении ему никто и ничто не будет угрожать. Впрочем, я готов встретиться с ним в любом другом месте…

В этот момент Клодий, взглянув на собеседника, изумленно воскликнул, озаренный воспоминанием:

– Клянусь Янусом Патульцием! Теперь я вспомнил, где видел тебя… Какая встреча? Ведь ты, как мне кажется… Так и есть! Ты гладиатор! Мемнон твое имя! Ты сражался в Риме во время Югуртинских игр четыре месяца назад!

– Что ж, у тебя хорошая память, если ты вспомнил о каком-то гладиаторе, – натянуто улыбнулся мнимый Артемидор, явно не обрадованный тем, что Клодий его узнал.

– Не скромничай! – хохотнул Клодий. – Клянусь Юпитером Всеблагим и Величайшим! Ты был великолепен! Бился, как лев! И так отделал непобедимого Эзернина! Но, признаюсь, я тогда был очень, очень на тебя зол, потому что из-за твоей храбрости потерял восемьдесят золотых монет, проиграв их Минуцию, тому самому бездельнику, который едва не возмутил всех рабов в Италии. Кстати, ты очень благоразумно поступил, что, совершив побег из гладиаторской школы, не пристал к его мятежу, иначе мне не пришлось бы сегодня беседовать с тобой. Говорят, Лукулл истребил под Капуей всех мятежников, от лысого до лысого…

Губы бывшего гладиатора слегка дрогнули в иронической усмешке, но тут же лицо его приняло обычное выражение.

Клодий вдруг вспомнил о Ювентине.

– Послушай, Мемнон, – после небольшой паузы, снова заговорил он. – Я ведь знаю, что тебе помогла бежать из Рима одна девушка. Она принадлежала Минуцию, и звали ее Ювентина…

Лицо бывшего гладиатора болезненно исказилось.

– Ее больше нет… она умерла, – глухо произнес он.

– Умерла? – с удивлением переспросил Клодий. – Нет, ты ошибаешься. Часа не прошло, как я разминулся с ней на Ортигийском мосту.

Мемнон вздрогнул. Лицо его побледнело, глаза расширились.

– Что ты такое говоришь? – дрогнувшим голосом сказал он. – Этого не может быть! Ювентина погибла в Кампании. Она утонула в Вултурне, пытаясь спастись от преследовавших ее римских солдат. Люди, рассказавшие мне об этом, не могли…

– Да нет же, клянусь Кастором! – перебил его Клодий. – Говорю тебе, это была она… Я ее узнал и окликнул по имени. Она же, глупая, испугалась и побежала от меня прочь, как серна. Верно, подумала, что я собираюсь сдать ее властям. Напрасно боялась. У меня она нашла бы самое надежное пристанище. Я послал за ней вдогонку своих рабов… Кстати, им пора бы уже вернуться.

Клодий взял со стола колокольчик и позвонил.

Мемнон хотел еще о чем-то спросить римлянина, но в это время дверь комнаты отворилась, и на пороге показался слуга.

– Антиной и Гербесс вернулись? – спросил у него Клодий.

– Да, господин. Они ждут, когда ты позовешь их для доклада, но я не стал тебя беспокоить, думая…

– Привели они с собой девушку? – нетерпеливо перебил Клодий слугу.

– Нет, никакой девушки с ними нет, – ответил слуга, с удивлением взглянув на господина.

– Позови их сюда, этих бездельников! – сердито приказал Клодий.

Слуга скрылся за дверью. Римлянин в задумчивости прошелся по комнате, потом обратился к Мемнону:

– Не знаю, что было между тобой и Ювентиной. Меня это не интересует. Я найду девушку, и она останется у меня. Хватит ей жить, прячась ото всех и пугаясь каждого встречного. Отправлю ее в свое гераклейское имение. Там она будет в полной безопасности. Тебе же, если не хочешь вызвать моего недоволства, советую забыть о ней и…

Он не договорил. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошли двое молодых людей, лица которых выражали смущение. У одного из них заметна была сильная припухлость под глазом – след удара, полученного им на Ортигийском мосту от слуги молодой женщины, принятой Клодием за Ювентину.

– Ну что? Упустили? – набросился на них Клодий. – Или тот черномазый снова вас поколотил?

– Мы расспрашивали об этой женщине всех встречных и выяснили, что она укрылась в гостинице Видацилия, – с виноватым видом заговорил один из рабов.

– Ну и что же? Узнали что-нибудь? – нетерпеливо спросил Клодий.

– Мы вызвали хозяина и сказали ему, что в его заведении скрывается беглая рабыня, но тот стал уверять нас, что мы ошиблись, так как в гостинице нет других женщин, кроме одной служанки. Он даже вывел ее к нам. Это была немая девушка, совсем не похожая на ту, другую…

– Ну, если Видацилий солгал, то у него будут большие неприятности, – насупившись, сказал Клодий.

Он несколько раз прошелся по комнате, бормоча себе под нос:

– Посмотрим! Завтра же явлюсь к нему вместе с центурионом и десятком солдат. Они там все перевернут вверх дном. Я учиню допрос всем его слугам.