Мотоцикл приближался. Маленький, трещащий мотором, похожий на старые минские «макаки», которые в деревне дарили пацанам на шестнадцать лет, но неприхотливый и жрущий самый дрянной бензин. На мотоцикле восседал, как на спине верблюда среднего роста, оборванный, закутанный в клетчатый платок араб. Ветер относил в сторону вонь, которая исходила от этого араба, густой и омерзительный, почти трупный запах. В культуре Востока совершенно отсутствует потребность в чистоте тела, вода слишком ценный продукт, чтобы расходовать его на помывку…
Араб оставил мотоцикл в пятидесяти-шестидесяти ярдах от бункера, на проселочной дороге – просто положил его наземь и бросил. Медленно пошел навстречу бункеру, подняв руки…
Брат, держа пулемет наготове, вышел навстречу, будто вырос из этой негостеприимной земли подобно ворующему по ночам души людей джинну.
Оба они – Брат и приехавший араб – одновременно увидели друг друга. Араб сделал знак левой рукой – ни один араб не стал бы использовать для этого левую руку[18 - У арабов ничего не делают левой рукой, связано это с тем, что в пустыне нет туалета, а горсть песка – не лучшая замена туалетной бумаге, да и руки вымыть нечем. Поэтому едят, здороваются, что-то подают и берут всегда правой рукой, а левая считается нечистой.], – и брат зеркально повторил это уже правой рукой.
– Дела тех, которые не веровали, подобны миражу в пустыне: жаждущий считает это водой, а когда подойдет к нему, видит: это – ничто…
– …И находит он с собой только Аллаха, который потребует с него полного отчета о делах его…[19 - Свет, 39.] – завершил араб.
Брат шагнул навстречу арабу, и они крепко обнялись…
– Салам…
– Салам, брат…
– Твои люди были неосторожны. Кто они?
– Они живы?
– Не уподобляйся еврею. Да, они живы. Мне удалось предупредить их до того, как они сделают непоправимую глупость.
– Где они?
– В апельсиновых рощах. Там есть места, где опасно находиться даже змеям…
Плащ-палатками люди в бункере заткнули и завесили бойницы, через которые мог просочиться свет. Суровые, бородатые лица склонялись над картой…
Человека, который приехал к ним на мотоцикле, когда-то звали Виктор, но это уже давно не было его настоящим именем. Более того, по документам он был давно мертв. Это был человек-призрак, человек-джинн, человек-легенда. Его внедрили в банду моджахедов в восемьдесят шестом в Афганистане, провернув операцию, которая стоила жизни нескольким советским солдатам. Шансов выжить у него, узбека по национальности, практически не было, но он выжил, прижился в Пакистане, стал своим среди людей «семерки», внедрился в самую радикальную и опасную организацию вооруженной оппозиции – Исламскую партию Афганистана Юнуса Халеса. Убежденный коммунист, он прервал связь с СВР и лег на дно. Но в две тысячи третьем, уже будучи оперативным агентом Мафабы[20 - Антиимпериалистический центр. Одна из спецслужб Ливийской Джамахирии находилась под личным патронажем Муаммара Каддафи. Единственный приходящий в голову аналог – Коминтерн. Амир Хаттаб и в самом деле был евреем, например, его родную сестру зовут Сара, и она держит магазин в США, торгует оружием.], он передал критически важную информацию, легшую в основу операции по уничтожению эмира Хаттаба, иорданского еврея. Тогда-то про него и узнал Брат, второй раз они встретились в самой Ливии, когда инструкторы спецназа обучали элитную тридцать вторую бригаду особого назначения, которую возглавлял сын Каддафи Юнус. Никогда не выполняя никакие распоряжения и задания СВР – Виктор, тем не менее, иногда выходил на связь и помогал русским разведчикам, если мог. После падения Джамахирии он сам и многие другие числились в розыске как террористы. Но действовать это им не мешало, посланцы западного мира на Востоке были глухи, слепы и беззащитны. Если в середине девяностых оперативникам ЦРУ в Судане во главе с Билли Во удалось без особых проблем взять Карлоса Шакала, то сейчас их скорее всего убили бы после первого же заданного вопроса. В небе были Предаторы, а на земле – джихад, священная война…
– Ты знаешь, зачем мы здесь? – задал вопрос Брат.
Прежде чем ответить, гость провел руками по лицу, имитируя вуду, положенное омовение перед намазом.
– Знает лишь Аллах, брат, я могу только догадываться. Несколько русских пропали, и вы приехали выручать их…
– Ты знаешь, кто это сделал? – задал следующий вопрос Брат.
– Еще бы не знать… – усмехнулся «Виктор», – про это знает весь базар, стоит только внимательно прислушаться к тому, что там говорят. Их взяли люди Мохаммеда бин Салема ат-Тикрити, полицейского комиссара Басры…
Брат не поверил своим ушам.
– Ты уверен в том, что говоришь, брат?
Узбек, давно и не по своей воле ставший арабом, вздохнул и, произнеся положенное «Да будет Аллах моим свидетелем», начал объяснять:
– Мохаммед бин Салем ат-Тикрити непростой человек, совсем не простой. Он из Тикрита, с родины Саддама, а это здесь помнят до сих пор. Когда Саддам был у власти, он служил в Амн аль-Хаас, президентской охране, дослужился до майора, охранял Удея Хусейна. Может быть, он и навел американцев на него. Говорили, что, когда американцы окружили дом, где были Удей и Кусей[21 - Старшие сыновья Саддама.], они просто пустили туда ракету, а потом пошли на штурм, стреляя во всех, кто был в доме, они убили даже внука Саддама. Это все потому, что Удей занимался программой «Нефть в обмен на продовольствие» и точно знал, в чьи руки упали деньги от нелегального экспорта нефти, на чьи счета они упали. Когда шло расследование, американцы обвинили вас, но на самом деле американцы и британцы сами разворовали все эти деньги, а потом замели следы. Украли они и деньги Саддама – те, до которых смогли дотянуться и которые принадлежат многострадальному народу Ирака. Салем бин Тикрити отсиделся где-то, а потом появился у англичан в Басре в две тысячи седьмом. Сначала ему в Ираке было опасно – американская разведка вела охоту на таких людей, как он. А потом Муктада ас Садр собрал свое ополчение и призвал убивать американцев, и американцы начали улыбаться бывшим клевретам диктатора, брать их в полицию и в армию. Здесь, через Басру проходит основная дорога, ведущая из кувейтских баз снабжения в Багдад, к «железному треугольнику». Очень опасное место, потому что рядом непроходимые болота и иранская граница. Салем бин Тикрити пришел и сказал, что если англичане и американцы будут платить определенную сумму денег в месяц, то в его зоне ответственности никто не будет нападать на британские и американские конвои. Он сдержал свое слово, и его сделали начальником полиции Басры, чтобы он навел порядок в этом городе. Потом англичане и американцы ушли, но он остался, потому что новой власти тоже нужен порядок.
– Он суннит?
– Да, говорит, что суннит, хотя наверняка он мунафик, и не более того[22 - Лицемер.]. Иракская власть, а власть в Ираке, как ты знаешь, русский, принадлежит шиитам, может позволить себе ссориться только с одним врагом. Так-то их три – курды, люди Саддама и суннитская «Аль-Каида», но можно ссориться только с одним врагом. Курдов достаточно просто не трогать, дать им жить на своей земле и делать вид, что это еще и иракская земля. Остаются двое – люди Саддама и «Аль-Каида». Аль-Малики[23 - Нури аль-Малики, председатель правительства Ирака. Шиит играл важную роль в региональной политике, в частности, финансировал из своих денег солдат Башара Асада в Сирии, посылал туда оружие и добровольцев. Пережил несколько покушений «Аль-Каиды».] надо было выбрать одного из двух врагов, и он выбрал «Аль-Каиду». Люди из Тикрита сохранили те посты, которые им удалось получить при американцах, и заработали новые. Среди них и Салем бин Тикрити. Без него в Басре и мышь не шевельнется, он важнее губернатора, важнее любого другого человека в южном Ираке. Это он и украл ваших людей, русский, точнее, украли по его приказу…
– Но зачем ему это?
– Потому что американская армия ушла, но американцы здесь остались, русский. И с этим ничего не поделаешь. Американцы здесь остались, американцам нужна защита. Салем бин Тикрити ее обеспечивает не бесплатно, конечно. Весь город знает о том, что у американцев проблемы, что они теряют месторождения. Вот американцы и попросили Салем бин Тикрити помочь им. И тоже не бесплатно.
– Но среди похищенных трое американцев!
Араб улыбнулся:
– Ударный авианосец «Гарри Трумэн» прошел Ормузским проливом, брат. Думаю, уже через несколько дней мы можем услышать о героической операции американского спецназа по спасению пленных американских буровиков. А вот удастся ли спасти русских – это зависит от позиции твоей страны, брат…
Брат катнул желваками:
– Понятно. Что будем делать? Ты знаешь, где их содержат?
Действительно, понятно. И почему так просто удалось остановить конвой, а как не остановиться, когда приказывает полиция? И почему американцы отвалили без боя, скорее всего, просто сымитировали по договоренности, отдали какого-нибудь новичка из Сербской Краины на растерзание. Все понятно…
– Их могут содержать в любом полицейском участке, местная полиция никогда не задает вопросы своему начальнику. Ходят слухи, что табаньей[24 - Табанья – в Ираке так называется президентский пистолет. С ним связано множество историй. В частности, в середине восьмидесятых аятолла Хомейни прислал в Багдад предложение о мире, но с условием, чтобы Саддам Хусейн ушел в отставку. На заседании правительства министр здравоохранения предложил, чтобы Саддам ушел в отставку для вида, а когда переговоры о мире закончатся – вернулся к власти. Саддам пригласил его в соседнюю комнату и там расстрелял, после чего вернулся за стол и спросил, будут ли еще предложения. Табанья окружена мифами и легендами, считается, что убивающий из табаньи не берет на себя греха.] Салем бин Тикрити умеет пользоваться не хуже, чем его знаменитый родственник. Но думаю, он держит людей в своем компаунде. Думаю, он все-таки хочет получить с американцев какие-то деньги, а люди в его руках, американцы, гарантия того, что он эти деньги получит. На Востоке любую договоренность соблюдают только тогда, когда у противной стороны есть сила, чтобы заставить ее соблюдать, Салем бин Тикрити понимает это как никто другой в здешних краях…
– Ты можешь узнать, так это или нет?
– Думаю, что могу, брат…
Басра с одной стороны ограничена протекающей в черте города рекой Шатт аль-Араб, с другой стороны – вырытым саперами во время войны 80–88 годов длинным, прямым каналом, который должен был преградить иранским полчищам путь к месторождению Румайла в случае, если они все-таки возьмут Басру. Между этими двумя водными артериями и расположена Басра, которую многие называют южной столицей Ирака или иракской Венецией. Место это малопривлекательное – насыпанные саперами, возвышающиеся на метр-два от земли насыпи, по которым и проходят дороги. Эти насыпи готовились как линии обороны, глубокие, залитые водой рвы, разливы нефти, грязный, в радужных разводах, напитанный водой песок. Здесь достаточно воды для того, чтобы вести сельское хозяйство, но его не ведут, только сажают плодоносящие деревья. Басра – город торговцев, контрабандистов, рыбаков и вольнодумцев. Британское присутствие мало что здесь изменило, разве что АК-47 у многих сменились на американские автоматы М4 да очень популярным стал кофе из кофеен «Старбакс» – даже арабы оценили вкус старбаксовского кофе.
Хамсин уже наваливался на город всей своей непередаваемой мощью, дороги почти опустели, мало кто рисковал передвигаться в такую погоду, тем более что во многих местах если завязнешь, то дай Аллах спастись самому, а про машину и думать не стоит. Ветер с песком летел параллельно земле, дворники лихорадочно елозили по стеклу, размазывая грязную жижу, но помогало мало. Кузьма – а именно он был за рулем – уже зарекся нажимать на клавишу стеклоомывателя – если и помогало, то на несколько секунд, а потом становилось еще хуже. Он продвигался вперед со скоростью десять миль в час, ориентируясь по навигатору GPS, подсказкам этого странного араба и собственной интуиции. Надеяться можно было только на то, что дорога эта, построенная саперами, абсолютно прямая, какой только и бывает военная дорога. Где-то на перекрестке их должны были ждать люди, с которыми араб связался по спутниковому телефону Thuraya, который мог работать и в спутниковом, и в сотовом режиме…
Было такое ощущение, что машина не едет сама, что ее подхватил сель, поток грязной жижи с гор, и волочет, чтобы где-нибудь как следует приложить о поваленное дерево или камень, затопить холодной грязной жижей салон и убить всех, кто находится в нем.
Полицейская машина вынырнула из мглы совершенно неожиданно, настолько неожиданно, что Кузьма не успел вовремя среагировать, понять, что светлый силуэт впереди это есть полицейская машина, и он боднул ее кенгурятником в зад. Это он сделал напрасно, потому что через несколько секунд иракские полицейские уже выволакивали русских из машины, разбив стволами автоматов два окна…
– Халас! Халас![25 - Хватит! (арабск.)] – закричал араб, выскакивая из машины…
Иракские полицейские, поняв, что ошиблись, оказались довольно дружелюбными малыми. Они даже угостили русских питой – лепешкой с начинкой из смеси овощей и мяса, считающейся здесь богатым блюдом, почти деликатесом…
У патруля был большой, выкрашенный в полицейские цвета «Шевроле Аваланш»[26 - Дорогой, но очень распространенный на иранских дорогах внедорожник. Его делали как дорогой пикап на базе «Шевроле Сабербан», контрактников же привлекло то, что он единственный, у которого можно снять или сдвинуть заднюю перегородку и перебраться из салона в кузов и наоборот.], видимо, оставшийся от американцев. На высокой стойке стоял пулемет М240, зачехленный, около которого никто не дежурил. Русские перебрались в салон полицейского пикапа, оставив в своей только водителя…
– Здравствуйте, – старательно произнес грузный, пожилой, седоусый полицейский, явно гордясь тем, что может обратиться к гостям на их языке, на русском языке, – как поживаете? Как здоровье ваших родителей?
Брат выпучил глаза, такого он не ожидал.
– Вы знаете русский?
– Да, я учился в России. Россия – холодно.
– Али коммунист, – сказал араб.