Нет пути назад

Примерно в час ночи, по моему мнению, я проснулся. Подошел к двери, чуть толкнул… рука, к изумлению, не почувствовала сопротивления. Я толкнул сильнее… кушетка была пуста.

Вышел, взяв ботинки в руки, чтобы не шуметь. Осторожно прошел к лестнице. Спускаясь вниз, услышал вполне недвусмысленные звуки… они еще и шармуту приволокли. Нет, положительно, я не понимаю, какого хрена мы еще с ними возимся. Может быть, потому, что кому-то выгодно, чтобы это продолжалось и продолжалось?

Я осторожно лег на ступеньки, чтобы не засветиться. Постепенно переставляя руки, начал продвигаться вперед.

На первом этаже увидел такое, отчего меня чуть не вырвало, простите, прямо там. На толстом одеяле, на котором накрывали дастархан, оскверняя место, где принимают пищу, проспавшийся от выпитого амир Хабибулла, который еще пару часов назад рассказывал мне, как он будет резать русских, занимался… понятно чем. В роли женщины выступал тот парнишка, таксист, который привез меня.

Вот это бы снять и показать по телевидению. Пусть все знают, как соблюдают Коран те, кто кичится своей набожностью и тем, что они в точности соблюдают заветы Корана. Собрать шариатский суд и спросить, как с такими поступить, если учесть, что сам пророк Мухаммед сказал про это: «Воистину, вы превзошли в мерзости все остальные народы».

В принципе, информация о том, что большинство моджахедов содомиты, так как в горах нет женщин, известна, и Духовное управление мусульман уже выпустило фетву насчет этого, где признало, что они действуют не по воле Аллаха и вышли из ислама ввиду своих действий. Но здесь этому мало кто верит. Потому что не хотят верить.

Вот так вот, господа. Если вы полагаете, что я проникся каким-то скрытым сочувствием к моджахедам, к бандитам, к ашрарам, то вы глубоко заблуждаетесь. Это гной рода человеческого. Они говорят: не прелюбодействуй, а сами занимаются друг с другом содомией, насилуют детей. Они говорят: не укради, а сами вымогают на джихад: наши ничего нового не придумали, они просто перехватили их нишу, освоили их способ заработка. Они говорят: имущество и жизнь неверного разрешены, а сами убивают мусульман, и убивают их намного больше, чем нас, неверных, потому что наша жизнь разрешена, да взять ее не так-то просто. Они говорят, что они на истине, а мы на лжи, на заблуждении, но обманывают самым гнусным и отвратительным образом. Недавно у блокпоста в Афганистане удалось перехватить пятилетнюю девочку, внимание сержанта морской пехоты привлекло то, что пятилетний ребенок без родителей. На девочке был пояс шахида. Когда ее начали спрашивать, кто послал ее сюда, она сказала, что мама погибла, а ее родной дядя одел на нее этот пояс и отправил к нам, сказав, что если она дернет за веревочку, то на русских солдат посыплются цветы. Правильно – девочка никому не нужна, это не мальчик, продавать женщин на базаре русские запрещают, кормить ее накладно – пусть хоть так послужит делу джихада. Девочку забрала одна из гражданских вольнонаемных, а сержант попал на губу на пятнадцать суток за пьянку и дебош. Хорошо, что не застрелился.

Так что это даже не люди. Это существа, звери в человеческом обличье. И я их давил, давлю и буду давить, пока жив. Но сначала надо разобраться с предателями. Потому что, пока они есть, ничего не закончится. И я предпочту получить нож в живот, чем нож в спину. Вот так вот, господа…

Но пока они мне нужны. И потому, не выдавая свого присутствия, я пополз обратно в комнату…

Где-то в Афганистане

23 января 2017 года

Еще ночью буран кончился, и на черном небе стали видны белые как снег звезды…

Утром пришла еще одна машина. Груженый пикап марки «Атаман», дешевый и проходимый, Нижегородского завода братьев Атанасовых. У него спаренная кабина от среднего грузовика, уродливая, но места там масса. Корпус гражданской реконструкции[5 - Вольнонаемный корпус из местных, который за русские деньги восстанавливает инфраструктуру и занимается стройкой. Проверенным дают легкое стрелковое оружие на случай нападения бандитов. Он был создан здесь с самого начала, но это была идея адмирала Воронцова, он начинал с этого в Персии, нанимал местных, чтобы восстанавливать дороги и дома, а не приглашал подрядчиков. Потому-то и победил, замирил Персию, а не создал очаг ваххабизма из мирной страны, как американцы из Ирака в нашем мире. Вовлечение местных – ключевое условие мира, и делать это надо быстро, опережая боевиков.], а вы как думали? Джихад с доставкой на дом, твою мать. Боевики откинули заднее сиденье, там был большой кофр для инструментов. Мало кто догадался бы, что он мельче, чем должен был быть, и у него есть двойное дно.

– Лезь сюда, неверный, – приказал мирный, опухший после вчерашнего амир.

Я скептически осмотрел предназначающееся мне место.

– Я там замерзну. Сейчас же зима.

– Все мы в руках Аллаха.

– А что сделает с тобой шейх, ведь он дал слово и мы обменялись заложниками. Не много ли ты на себя берешь?

Амир злобно посмотрел на меня, но меня это не впечатлило. Теперь я знаю, кто он такой: он не воин веры, не аскет. Он лжец, негодяй и содомит. Отброс общества. Хоть я и неверный, но знаю, что Аллах отвернется и плюнет, когда эта мразь предстанет перед ним. Или спросит: ради чего ты вышел на моем пути, Хабибулла? Ради меня или ради того, чтобы делать безнаказанно харам и учить других хараму, думая, что за это не будет ответа?

Подумав, амир решил, что рисковать не стоит. Он отдал приказание, и мне принесли тюфяк, тот самый, на котором я спал.

– Может, тебе еще харама дать, неверный, чтобы не скучал в дороге?

– Обойдусь, – сухо сказал я и полез в свое узилище.

За мной закрыли второе дно, дальше со стуком что-то положили. Наверное, инструмент. Затем я почувствовал, как машина покачивается, боевики рассаживаются про местам, как закрываются двери…

Заурчал двигатель. Тоже простой и примитивный, от сельскохозяйственного трактора: эта машина как раз и делалась простой, дешевой, которую можно отремонтировать в любой деревне, а не гнать на сервис. Сначала колотило, потом двигатель прогрелся и заработал ровнее. Качнувшись на рессорах, машина тронулась…

Удобств тут мало, но жить пока можно.

И пока делать все равно нечего, скажу вам еще кое-что. Про афганцев.

По-моему, главным различием между цивилизованными и нецивилизованными людьми является наличие или отсутствие веры. Цивилизованность связана с потерей веры, ничего не принимается на веру, всему требуются доказательства. Поэтому смешны исследования европейских геополитиков о том, что Россия изначально является дикарской, нецивилизованной страной. Весь мир пользуется таблицей Менделеева, весь мир слушает Чайковского, читает Пушкина. В двадцатом веке в России изобрели телевидение[6 - Телевидение изобрел Зворыкин, вертолет и стратегический бомбардировщик – Сикорский. Все они после революции (в нашем мире) бежали в США и там работали. Мало кто знает, что Зворыкин уже в сороковые изобрел управляемые авиабомбы с телевизионным наведением, а также вооруженный беспилотник, управляемый с самолета-матки для атаки японских аэродромов. И это все было воплощено в металле и опробовано.], пассажирский самолет и стратегический бомбардировщик, авианосец, вертолет, еще в двадцатые годы наши ученые выполнили первые научно признанные теоретические изыскания по делению атомного ядра, внесли ключевой вклад в вопрос беспилотных и пилотируемых космических полетов. Все это стало бы невозможным без мощнейшей научной школы и, главное, без вековой тяги русских к знаниям. Она была и в восемнадцатом, и в девятнадцатом, и в двадцатом веках. Русские читали книги, даже самые бедные[7 - Книги выпускали тиражами в десятки и сотни тысяч, а такие нужные, как, например, ежегодник с агрономическими советами и календарем, – миллионами, они были почти в каждой крестьянской семье. Так что утверждения о том, что до Ленина Россия в массе своей не умела ни читать, ни писать, – ложь.] все равно приобщались к печатному слову. И сейчас мы ничего не принимаем на веру, мы уважаем ученых, а не фанатиков и шарлатанов, и даже мусульмане в нашей стране поступают так же.

А вот эти…

Знаете, что самое страшное, почему нам так упорно противостоят эти люди, в общем-то, несчастные и бедные? Как раз вера. Если, к примеру, снять ту мерзость, которую я видел вчера, и показать ее по телевидению – удивительно, но они в это не поверят. Они поверят тому, что будет вещать полуграмотный мулла в подпольной молельной комнате. Вера не просто заменяет им разум – вера подавляет разум, заставляя не верить собственным глазам. Поэтому, если мы покажем это, те из афганцев, кто верит, заявит, что это ложь. Что это русские все так подстроили.

Так что вера – это не всегда хорошо.

Из этого же проистекает, что большинство афганцев не думает и не хочет думать, не хочет делать выводы. Будучи наместником (когда это было), каждый четверг я обращался к афганцам через Радио Афганистана. Довольно прилично зная фарси, я читал обращение на дари, а переводчик-синхронист переводил на пушту. Эти обращения я построил не как зачитывание составленных кем-то в штабе инструкций, а как разговор: я понимал, что, если афганцы это слушают, для них это как голос России, далекой и непонятной. Я говорил им: посмотрите, как вы живете. Посмотрите вокруг себя: что из того, что окружает вас, вы построили собственным трудом, а что дал вам Аллах? Вспомните, когда последний раз ашрары оказали вам какую-то услугу. Когда они просто поговорили с вами так, как я сейчас говорю, без наставлений и угроз? Что хорошего принесли ашрары в жизнь Афганистана? Какое из зданий, помимо мечетей, построено в те годы, когда в Кабуле действовали исламисты?

Из положения афганцев вытекает еще одна бедственная характеристика – их лень. С ней я столкнулся впервые, и только в записках тех, кто прошел Замирение на Востоке в двадцатые – сороковые годы. Они не просто ленивы – они патологически ленивы, и это проистекает из беспредела, который происходил на их земле. Все то хорошее, что у них было, мог отобрать бай: если он начинал подозревать, что феллахи укрывают хороший урожай, то посылал нукеров пороть их. Если один из королевских мытарей видел, что какой-то купец хорошо торгует, он просто накладывал на него налог дважды, и никто не смел пожаловаться. Да и общество – оно тоже не любило, когда кто-то начинал жить хорошо, ибо это напоминало им, что они живут плохо. Вот почему афганцы гениальны в части придумывания отговорок, из-за чего не сделаны те или иные вещи. Каждый раз на совещаниях они говорили о том, чего им надо, что им не хватает, но сразу замолкали, как только разговор заходил о том, что они должны дать или сделать. Это больной народ. Его можно вылечить только через два поколения. И на войне это произойдет быстрее.

Жестоко, но это так.

Мы уже выехали за город. Тянуло холодом, несмотря на ватник, трясло. Потом остановились – я догадался, что это. Контроль – один на шоссе Джелалабад – Кабул, первом национальном шоссе, блокпост. Один из ключевых, здесь, по-моему, даже есть рентгеновский аппарат, как на таможенных пунктах пропуска. Вот только все машины под него не загонишь.

Очередь. Я начал задумываться, а по мне ли эта авантюра. Мы так до вечера ехать можем, а зимой много часов практически без движения – не для моего возраста, скажем так…

Машина двигалась рывками. Я догадался, что проверяют быстро, возможно, часть сотрудников бросили на расчистку снега: в Афганистане снежный буран – это настоящее бедствие, это у нас он – обычная зимняя неприятность.

Авантюра…

Человека, с которым я должен был встретиться, звали Джелалуддин Хаккани. Старший из братьев Хаккани, лидер так называемой Организации Хаккани, по нашей оценке, представляющей наибольшую опасность в приграничной зоне. Под его началом – до двадцати тысяч боевиков, как в горах, так и легализовавшихся, чтобы продолжать террористические действия. Объявлен вне закона Высочайшим решением, за его голову назначена награда в один миллион рублей золотом. После ликвидации генерала Абубакара Тимура – самый опасный из всех террористов, действующих в нашей зоне ответственности.

В отличие от многих других террористов и лидеров террористических групп, практически неграмотных, закончил медресе, а потом и исламский университет в Аль-Азхар, в Каире. Придерживается принципов ваххабизма – крайне агрессивного суннитского религиозного течения, созданного британской разведкой с целью дестабилизации Османской империи, а потом применявшегося против нас. Магистр усуль аль-фикх исламского правоприменения с правом быть кади, исламским судьей. Виновен по меньшей мере в двухстах террористических актах против русских, на его личном счету не менее пятисот загубленных жизней.

Просто удивительно, почему такой человек пошел на контакт с нами.

Его люди установили контакт со мной, когда я покупал очередную партию мобильных телефонов. Несколько человек, двое из которых были в полицейской форме, скорее всего, настоящей полицейской форме. Они запросто могли бы убить меня… я бы убил двоих, возможно, троих, еще менее вероятно – четверых, но их было восемь, и пятый однозначно убил бы меня. Но вместо этого они сказали, что один шейх желает говорить со мной, и только со мной, и более ни с кем из русских. И если я желаю с ним поговорить, то они гарантируют мне безопасность, для чего несколько человек из числа крайне авторитетных в горах, представители трех разных родов, не просто гарантируют мне безопасность, а спустятся вниз и отдадут себя в руки моих людей как гарантию моей безопасности.

Я поверил. Потому что шейх не такой дурак, и хоть он и фанатик, но понимает, что вступать в конфликт сразу с тремя пуштунскими племенами, в том числе и со зловещими африди, воинами и мятежниками, – это уже слишком. И что если он нарушит обещание и убьет меня, Шура муджахеддинов, скорее всего, примет решение, что он действовал не по воле Аллаха, и выдаст его пуштунам на расправу. Конечно, можно было предположить, что, например, у уважаемого шейха обнаружили рак, и ему теперь все равно, и он перед смертью решил, что еще может сделать против русских: разменять свою жизнь на мою. Но… в общем, я поверил. И дал свое согласие.

Мы снова поехали…

Самое плохое – все приходилось держать внутри. Доверять никому нельзя, ни единому человеку, ни единому! Поэтому официальные структуры просто не знают, где я нахожусь, и если шейх все же обманул, я погибну. Но такова плата. Такова плата за победу, по крайней мере, это более достойно.

Мы ехали по дороге, и я знал по какой. Шоссе на Пешавар, первое национальное. Это всего лишь дорога по русским меркам, словом «шоссе» у нас обозначается нечто другое. Его строили англичане в шестидесятых годах; в некоторых местах оно сужалось так, что можно было пройти только одной машине в любую сторону, приходилось пропускать идущие в разные стороны машины по очереди, а высота скальных стен в этом месте достигала нескольких десятков метров, отчего становилось жутко. Британцы взорвали эти стены и создали дорогу, проходимую для бронетехники, но узким местом оставался Хайберский проход, ворота в северо-западную Индию. Когда мы пришли, то расширили и проход до трех рядов в каждую сторону, и теперь эта дорога была намного более оживленной, чем раньше. Я понимал это по гудению фур, идущих в Пешавар. Город, объявленный вольным торговым городом по условиям Бисмаркского урегулирования. Город под британской властью, но никто не вправе запретить там торговать. В том числе и русским. В этом был смысл: если мы не выбьем Британию из Индии военной силой, то рано или поздно выдавим своими товарами. Британцы просто потеряют рынок, оккупация Индии станет затратной и будет забирать денег больше, чем приносить, и тогда они уйдут.

Вопрос в том, что дальше. Что-то мне чертовски не нравится, в кого превратились мы, русские, за последнее время. По зубам ли нам этот кусок…

Скверно было еще и то, что стало тяжело дышать… Тут и так тяжело дышать: горы, приехавший сюда человек первое время задыхается. А тут еще и водилы – чтобы хоть немного повысить мощность двигателя в горах, они убирают нейтрализатор и делают что-то типа прямоточной системы. Да и солярка здесь не лучшего качества. В результате грузовики дымят как паровозы, весь этот дым, вся эта гарь скапливается в ущелье, по которому идет трасса, и дышать тут чертовски тяжело. Особенно когда лежишь без движения в сорока сантиметрах от дорожного полотна.

Черт бы все побрал, не спать!

Интересно, далеко ли? По моим прикидкам – километров десять от Кабула отмахали. Зона безопасности двадцать, это как раз радиус применения примитивных ракетных систем «Б-1»[8 - Бомбометатель-1, реально существует. Цена на базаре – двадцать долларов за штуку.], и в этой зоне, по заверениям разведки, нет и не может быть ни одного отряда моджахедов. Нет, конечно, сами моджахеды есть, но поодиночке, с легальными документами и без ракетных систем. Дальше идет зона свободной охоты, которую не удается стабилизировать даже постоянным дежурством беспилотников. Каждый месяц хоть что-то, но происходит[9 - Тут надо пояснить, что ситуация все же несравнима с той, что была в нашем мире в 1986–1987 годах. Нет ни укрепленных постоянных лагерей, ни караванов с оружием – все это быстро гасится. Но террор – и городской, и на дорогах – есть.]…

И интересно, в каком состоянии я буду, когда мы приедем на место? Живом или не очень.