Разновидности зла

Через двадцать лет грамотное поколение войдет в жизнь. Оно будет в основном жить в городах, работать на нормальной, требующей значительных знаний работе, многие уже в городах закончат полный гимназический курс образования и поступят на высшее образование. Они уже не потерпят над собой власти полуграмотных самодуров-царьков, они не будут подчиняться заскорузлым, покрытым пылью времен законам – они захотят жить в нормальной, цивилизованной стране. Женщины тоже захотят перемен – навряд ли какой-то афганской женщине нравится, что ее могут продать, как скотину, на базаре, могут убить просто так, ни за что, что у мужа может быть несколько жен.

И тогда снова начнется война, но в этой войне на их стороне будет больше половины населения Афганистана. И они одержат победу, на сей раз – окончательную победу…

– Что говорят пуштуны, начиная какое-нибудь важное дело? – спросил фельдмаршал Апраксин, глядя в глаза своего гостя.

– Они говорят, что для начала не мешало бы позавтракать…

Завтрак быстро накрыли в комнате, примыкающей к кухне, – смысла занимать обеденную залу не было. Завтрак был афганским, но богатым – с мясом. Мясо барашка, правда холодное, оставшееся после вчерашнего ужина. Зато лепешки и кислое молоко с зеленью – тоже примета богатства хозяина – свежие.

Супруга фельдмаршала Ольга к завтраку не вышла, и гость даже не подумал спросить, где она и что с ней. По меркам пуштунов, интересоваться у хозяина дома относительно его жены – любой вопрос, даже самый невинный, считается верхом бестактности.

– Почему вы на нашей стороне? – вдруг спросил фельдмаршал.

– Простите? – переспросил гость.

– Мы с вами довольно давно знаем друг друга. Вы не предатель, но вы понимаете, что после сегодняшнего многие сочтут вас предателем. Человеком, предавшим пуштунов, продавшим их Белому Царю. Но я не думаю, что вы лицемерны. Так почему вы на нашей стороне?

Гость вытер пальцы и рот салфеткой. Умение пользоваться салфетками и столовыми приборами выдавало в нем не совсем обычного афганца. Афганцы едят руками, максимум чем они умеют пользоваться – ножом, чтобы наколоть на него куски мяса. Еще некоторые племена переняли от русских обычай жарить мясо над огнем на стальных прутьях – правда, пережаривали.

Заданный хозяином дома вопрос был тоже бестактным – в Афганистане вообще не принято спрашивать что-либо «в лоб». Однако гость долгое время знал русских и знал, что они могут спрашивать и так – у них это считается нормальным, как и то, что хозяйка этого дома не носила даже платка и вступала с ним – посторонним мужчиной – в разговоры. Однако на вопрос надо было ответить – этого требовали и правила поведения в гостях, и понимание того, что русскому нужны какие-то гарантии, что он не переметнется на другую сторону. История Афганистана полна предательств, предать неверного здесь не позор, а доблесть…

– Вы знаете, что значит быть мужчиной? – вопросом на вопрос ответил афганец.

– Полагаю, что да, – ответил фельдмаршал.

– В Афганистане быть мужчиной – значит подчиняться требованиям кодекса поведения Пуштун-Валай, а также быть мусульманином. Именно так это было всегда. Именно так меня учил мой отец. – Афганец на секунду поднял глаза, воздавая должное ушедшему: – Долгие годы мы все – я, мои братья, другие люди моего племени – учились этому. Мы учились стрелять, воевать, убивать. Мы радовались, когда мусульмане нападали на неверных. Мы радовались, когда лилась кровь и когда мы лили ее сами. Мы считали, что мы живем правильно и нам нечему учиться у других народов – наоборот, это другим народам нужно постигать все благородство души, все мужество пуштунского воина. А потом прилетел самолет, и моего племени не стало. Почти всего моего племени не стало. Вы знаете об этом?

Фельдмаршал кивнул – он знал это. Еще одно преступление в длинной цепочке злодеяний, совершенных англичанами на этой земле и в других землях. Тем, кто вопиет об ужасах персидского замирения, о взрыве в Бендер-Аббасе, следовало бы изучить историю Афганистана. Когда англичанам потребовалось, они применили ядерное оружие не задумываясь, это было первое боевое применение ядерного оружия за последние тридцать с лишним лет – и они пошли на это без всяческих колебаний. А потом забыли об этом. У англичан есть одна неприятная черта – они забывают о том, что совершили, а потом нагло смотрят на тебя и говорят, что этого не делали. Или придумывают какие-то небылицы…

– …Так вот, эфенди, я тогда задумался – мы же живем на одной земле. Вы, англизы, пуштуны, хазарейцы – мы все живем на одной земле. Для того чтобы добраться до земель твоего народа отсюда – два дня пути на машине, эфенди. Но почему-то у проклятых англизов нашелся и самолет, и бомба, чтобы сжечь нас невидимым огнем, а у нас ничего этого не нашлось, понимаете?

Фельдмаршал снова кивнул.

– И тогда я посмотрел на то, как мы живем, эфенди, и сравнил с тем, как живут другие. У меня были русские друзья, я спрашивал их, как они живут. У каждого есть машина, а у нас это роскошь, у многих нет даже осла, потому что осла надо кормить, а нечем. У многих есть собственный дом, а у нас даже в Кабуле многие живут в земляных домах[5 - До прихода СССР в 1979 году так и было. Более того – существовал даже подземный рынок.], в норах, как крысы. Наконец, у вас есть такой же самолет и такая же бомба, как у англизов, и поэтому англизы десять раз подумают, прежде чем сунуться к вам. А ваша армия захватила Афганистан и прогнала англизов за три дня, сделав то, что мы не могли сделать сто лет. Те люди, которые будут потрясать оружием на Лойя Джирге и говорить хвалебные речи, и многие из них смелые люди и умелые воины, эфенди… но ни они, ни их отцы, ни отцы их отцов не смогли сделать то, что вы сделали за три дня.

И тогда я понял, эфенди, что мы не учителя, а ученики и что нам надо учиться жить, как и вы, чтобы никто больше не посягнул ни на наш народ, ни на нашу землю. Что Лойя Джирга, какие бы правильные слова в ней ни были сказаны, ничто против самолета и бомбы. И потому я решил, что мое племя и я будем служить Белому Царю. Потому что служить великому Царю лучше, чем жить в земляной яме и ждать, пока англизы опять придут.

Фельдмаршал кашлянул:

– Я… не могу говорить за Его Величество, вы должны это понимать, друг мой. Но… полагаю, если бы Его Величество слышал это, он сказал бы, что ему не нужна служба. Слуг и так достаточно… но слуга служит за деньги. А друг… друг – это не слуга. Каждый народ из тех, что живет в Империи, блюдет свои традиции, волен молиться своим богам и говорит на своем языке всякий раз, как захочет… – Фельдмаршал протянул руку. – Вот хлеб. У нас есть традиция: пожать друг другу руки над хлебом – означает крепкую дружбу навсегда. Давайте пожмем друг другу руки, а потом пойдем на Лойя Джиргу. И попытаемся что-то сделать хорошее для вашей страны и вашего народа – право же, они мало видели хорошего за всю их жизнь…

14 сентября 2012 года

Афганистан, Кабул

Северная часть города

Вопреки бытующему мнению – Афганистан до прихода русских знавал и хорошие времена. Шестидесятые… семидесятые… период относительного мира во всем мире за исключением Тихоокеанского региона. Страна была под британским влиянием, британская молодежь направлялась сюда «прочистить голову». Прочищали голову обычно с помощью конопли – в Афганистане было полно конопли, она росла на склонах гор, как сорняк, и сами афганцы курили ее, как другие курят табак. Право же, табак стоит денег, а тут – нарвал и кури. Выделывали тут и опиумный мак, мало кто знает, что опиумное молочко идет… точнее, шло на приготовление различных лекарств. Более того, до семьдесят третьего года любой врач с лицензией мог прописывать больным и кокаин и героин в качестве обезболивающего и успокоительного, таким образом, наркоман мог получать небольшие дозы легально.

Потому в шестидесятые годы едва ли не на каждой улице Кабула можно было встретить хиппи. Бородатые, нечесаные, от изобилия доступных наркотиков совершенно потерявшие понимание времени и пространства, они перемещались по городу как сонные мухи, покупали лепешки на базаре, пили из реки Кабул, из которой сами афганцы пить не осмеливались, валялись прямо на земле на туристических спальниках и исповедовали свободную любовь. Афганцы их не трогали, считая их почти что бидуна – святыми сумасшедшими, юродивыми. С тех пор прошло столько времени, что иногда казалось, будто вся планета изменилась. Компьютеры, Интернет. Но тут… тут не изменилось почти ничего. Кроме людей…

Старый, потрепанный «Фиат» – универсал, с большими круглыми глазами фар, его за это называли еще «лягушкой» – остановился на углу так называемого «британского района», укрепленного района на севере столицы страны, где жили британские специалисты. Район этот сильно отличался от обычной кабульской застройки, состоящей то из дорогих вилл, то из непередаваемого убожества лачуг. Британцы построили для персонала посольства, британской больницы, университета, дилера «Бритиш Моторс» и некоторых других органов и организаций, действующих в Кабуле, крепенькие бетонные четырехэтажки, примитивные, но при необходимости превращающиеся в бетонные бастионы. Четырехэтажки стояли правильными квадратами, в центре каждого такого квадрата была общественная зона – футбольное или волейбольное поле, к примеру. Его размеры были рассчитаны аккурат под посадку среднего транспортного вертолета типа «Вестминстер».

Сейчас британцы покинули этот район, и его обживали русские. Пока их было немного – большую их часть составляли врачи и корреспонденты. Ничего особо интересного здесь никто не ждал – открытого сопротивления русским не было, жизнь приходила в некую норму. Были здесь, конечно, и разведчики…

Молодой парень, с вытянутым лицом, разночинского вида, с очками в золотистого цвета оправе на большом носу, шмыгнул на переднее сиденье машины, рядом с водителем. На нем был армейский универсальный жилет, только вот переделанный под репортерские нужды, и с ним была серая, джинсовой ткани сумка под камеру. Была у него и аккредитационная карточка, подлинная и непросроченная, выданная присутствием[6 - Присутствие – аналог британского «офис». Если там говорят «офис окружного прокурора», то у нас «присутствие окружного прокурора».] генерал-губернатора. Последним штрихом, подтверждающим то, что он является журналистом, были ручка и карандаш в нагрудном кармане, оба дорогие, автоматические, в стальном корпусе.

– Салам алейкум, – поздоровался он, – я не опоздал?

Водитель ничего не ответил, только хмуро посмотрел на него и тронул машину с места.

«Фиат» покатился вниз… Дорога шла вниз под небольшим уклоном, чтобы выйти, в конце концов, на Майванд, главную транспортную артерию афганской столицы, ведущую из западных пригородов в Старый город на востоке, огороженный старинным забором с воротами, закрывающимися на ночь. Мимо катились бетонные заборы, оставшиеся еще от англичан, хазарейцы в своих деревянных сандалиях, натужно тянущие в гору свои неподъемные телеги, часто даже вдвоем – один тянет, другой толкает. Велосипеды… простые афганцы охотно покупали велосипеды, потому что велосипед не требует бензина, как машина, еды, как осел, и если даже на нем наехать на мину, то только поранит, но ногу, скорее всего, не оторвет. Те, кто побогаче, использовали мотоблоки, к которым пристегивали самодельные телеги, и везли товар, ведя мотоблок в поводу… Благотворительные организации поставляли мотоблоки в сельские районы, но там они ломались, да и бензина не было, а вот в городе были и мастера и бензин. Машин было мало, в основном – британские, семидесятых – начала восьмидесятых годов, разрисованные, как передвижные храмы. Было много женщин, закутанных в чадры… по утрам их бывало много, они шли на базар за покупками, и это было единственное, ради чего они могли выйти из дома без сопровождения мужчины. Много было и детей – они клянчили милостыню, бросаясь едва ли не под колеса. На фоне этого настоящими мастодонтами выглядели русские грузовики… русские караванщики до сих пор снабжали Афганистан всем необходимым, порой даже мукой, когда той не хватало. Угрюмые, носатые, высокой посадки, с колесами в рост подростка, кустарно бронированные автомобили казались реквизитами из фильмов об инопланетном вторжении. Оставалось только понять – на Землю или с Земли на другую планету…

Были и патрули на броневиках, но немного. Зато было больше, чем обычно, разукрашенных, с пулеметами пикапов, они стояли у дверей вилл, а заборы и стальные ворота этих вилл были разукрашены разноцветными лентами… причем сочетание цветов имело значение и обозначало то или иное племя. Это – многочисленные местные князьки и эмиры приехали на Лойя Джиргу, чтобы себя показать и на людей посмотреть. Еще больше родственников и членов племенных формирований ожидало во временных лагерях за чертой города – во избежание, так сказать, русские постановили, что вождь любого племени, большого или малого, может привести с собой только двадцать человек. Вожди подумали и, от греха, зная сами себя – согласились…

Журналист достал камеру, небольшую, полупрофессиональную, пишущую на карту памяти последнего поколения, емкостью в сто двадцать четыре гигабайта, и начал снимать, опустив окно машины. Водитель заметил это, молча дотянулся и вырвал камеру. Положил ее между сиденьями рядом с архаичной палкой переключения передач.

– Эй!

– Не то снимаешь…

Журналист обиженно замолчал, но ненадолго. Профессия журналиста предполагает толстую кожу – профессионального журналиста очень нелегко оскорбить…

– Меня Иосиф зовут. А тебя?

Водитель хмуро усмехнулся.

– Жид, что ли?

– Нет, русский.

– Ага. А я грузинский…

В водителе и в самом деле было что-то грузинское… черные вьющиеся волосы и нос, например. Впрочем, он мог быть и местным…

– Ты антисемит?

– Нет. Но кто вас любит…

Водитель снова цинично хмыкнул.

– Ну, кому надо, тот любит… – ответил журналист, – давно здесь работаешь?

– Давно…

Перед выездом на Майванд образовалась пробка – два кортежа не могли поделить дорогу. Водитель раздраженно нажал клаксон, который был тут не в центре ступицы, а на одном из отходящих от нее крыльев…

14 сентября 2012 года