Экспедитор. Оттенки тьмы

Я кивнул.

– Ну, вот.

– Я так понял, у них поставки откуда-то. С Турции, что ли?

Попцов кивнул.

– И так или иначе, придется работать – хотя бы чтобы понять, на что можно рассчитывать.

– Тепкоев до всего этого кем-то вроде изгоя был, – вдруг сказал Попцов.

Есть контакт.

– Почему?

– Он оздоевский. Их считают не совсем чеченцами.

– Как же он тогда в органы попал?

– Как-как. Вот, может, потому и попал. Ты в курсах, что в Ингушетии в горах банды отсиживались конкретно?

– Слышал.

– Все лесные жались к границам. Или Дагестана, или Грузии, или Ингушетии. Чуть что – и они там.

– То есть он стучал?

– Я этого не говорил.

* * *

– Короче, чечен есть чечен. Он в обе стороны работал, как и все они. Ни один чечен, сколько бы он присяг ни давал, не переступит через свои понятия. Главное – родня. Но вот за деньги – он не дул. Свои вопросы решал.

Я хрустнул пальцами.

– Услышал.

Уходили нормально. Без соплей, без проводов. Это вообще лишнее, нервы у всех не железные. Просто загрузились на заводе, встали на трассу и пошли. Проводов не организовывали, из семей никто не пришел – ни к чему это. К плохому.

Все мы понимали, куда мы идем. Дикая территория, между нами и самарскими бандитами, не зачищенная, частично контролируется отморозками, выдавленными как нами из Вятки, так и самарскими – со своей территории. Частично там зомбаки и монстры. Но идти надо. И именно там, где нас не ждут…

Про мои проводы лучше не писать – на нервах были. Еще раз повторил про бдительность и сам лично проверил, чтобы оружие было разложено как надо и замки чтобы держали. Не идти я тоже не мог.

Пока шли по Удмуртии – я, как и многие – дремал, как мог. Даже если не хочешь – надо спать, хотя бы глаза закрыть – непонятно, когда еще доведется поспать.

А потом – как всегда неожиданно и некстати – появились сны…

Подмосковье

Первый год Катастрофы

– Ну проезжай, б…! Чо встал!

* * *

– Песдюк!

Видимо, Леха – наш водила – сказал это громче, чем следовало, потому что впереди обозначилась движуха. От одного из джипов, явно угнанного, потому что без номеров – отделились два мена и направились к нам. Оба лысые, точнее не совсем лысые – пушок по всей голове равномерно пробивается. Только с кичи снялись. Тот, что первым идет, – похоже, без всего, на руках партаки блатные. Второй чуть отстает – у него «АКМ». Огражданенный это «ВПО-136» или боевой «АКМ» – хрен его знает.

– Саня.

– Вижу.

Сам я достал из кармана – у меня тогда нормальной кобуры не было, а штаны от «Хеликон» позволяли в кармане ствол носить – большой «Зиг-Зауэр 226».

Конечно, не родной – родной фиг себе позволишь, это тебе не старые добрые времена с долларом ниже тридцатника, когда даже «Найтфорс» казался не таким уж и дорогим. Китай, но хороший Китай. В Китае вообще оружие лучше, чем о нем думают – там нет частников, и все оружие без исключения проходит военную приемку. А испытательный патрон в Китае в полтора раза мощнее нашего. Так что нравится мне китаец всем, кроме магазина – щечки острые, запросто палец порезать можно.

Кладу руку с пистолетом на колени. Снаружи не видно, и хорошо, что не видно – ни к чему. Угрожать смысла нет, сейчас каждый сам себе босс. Но если придется стрелять – то стрелять придется быстро. И не только по этим двоим – но и по тем вон петухам топтаным, которые машины поставили посреди всей дороги и с понтом разговаривают, а другие подождать должны, пока боссы перетрут.

Но мне пофиг до их раскладов. Я ждать не собираюсь.

Блатной подошел со стороны водилы. Второй встал перед машиной со своим «калашом». Дурачок, думаешь, нас «калаш» испугает – мы его делаем, чего его бояться. Если чо, ты же первый под колеса и попадешь. Не понял, бычара, что сейчас авторитет ни тебя, ни босса твоего – не пляшет, каждый как может, так и выживает. И вот эти понты с перекрытой дорогой реально могут худо кончиться.

Но до них еще это не дошло. Выкобениваются гады…

– Че ты сказал?

– А что я сказал?

– Не, повтори, че ты сказа…

Блатной сглотнул окончание слова, потому что только что до него дошло, что с пассажирского ему прямо в лобешник смотрит ствол.

– Братишка, убери машину, дай нам проехать, – сказал я.

* * *

– Прими по-братски, торопимся очень. Встреча тут у нас.

Базар тоже надо уметь тереть, тут каждое слово – в жилу. Видели, как сидявые разговаривают – как заторможенные, потому что каждое слово может иметь последствия. Здесь не зона и понятия не зоновские, но следить за словами надо не меньше. И взвешивать – что и как сказать. Потому что сейчас у каждого, кто выжил, – ствол. А закона нет совсем – гикнулся закон вместе с остатками тех, кто его поддерживал. Они первый удар на себя и приняли вместе с врачами – выезжая на вызовы и не зная, что укус – это смерть. А потом и жизнь – но такая, что врагу не пожелаешь, в виде полуразложившегося, но каким-то чудом живого трупешника.

Беспредел сейчас на Руси. Такой, какого со времен Емельки Пугачева не было, а то и похуже. Зоны разгромлены, углы все разом откинулись – в том числе пожизненники из «Черного дельфина» и тому подобных мест. В зонах уцелели все – их, от того что происходило на воле, уберегла запретка. Многие стакнулись с бывшими ФСИНовцами – понятное дело, еще до всего этого кто-то же чай, колбасу, водку, мобилы таскал, верно? Теперь они и есть главные. Почти везде.

Братишка – так часто друг к другу обращаются военные, а неуставные черные флиска и штаны от «Хеликона» – указывают на спецназ или что-то подобное. Контора, с какой лучше не связываться. Прими по-братски, и в целом дружелюбный тон – так и надо, вроде как не прогибаешься под давлением, а вежливо высказанную просьбу исполняешь. Встреча тут у нас – значит, мы не залетные какие-то, не сами по себе, на базаре нас ждут, и если чо – выедут сюда. И предъявят. А так как на базаре тоже авторитетные люди – еще неизвестно, чем кончится эта терка. Так что лучше и в самом деле уступить.

Ну а с ходу пистолет в лобешник – это намек на то, что мы ни перед чем не остановимся. Если что – тупо помножим на ноль, и привет.

– Прими по-братски, – повторил я.