Это внешне безобидное слово приобрело свой второй, страшный смысл в конце восьмидесятых в СССР. Когда на живущий как будто в теплице, без особых потрясений народ вдруг начали обрушиваться эти самые события. В Оше взялись резать друг друга. В Карабахе в ход пошли артиллерия и авиация. В Тбилиси людей давили во время разгона митинга. В Прибалтике протестующие ложились под танки, а кайселлитовцы стреляли своим в спину из охотничьих ружей. В Приднестровье – русских за Днестр, жидов в Днестр. Каждое это событие походило на удар топором по теплице, удар, крушащий все на своем пути, оставляющий тепличные растения один на один с суровыми природными условиями. Не под пленкой или стеклом, а на холоде, на ветру, наедине с хищными зверями и птицами. Для США таким ударом стало одиннадцатое сентября. На следующий день нация проснулась совсем другой: иллюзий о наступившей «эре милосердия» больше не было. А была эра дронов, похорон, гробов, накрытых американскими флагами, чрезвычайной выдачи, тайных тюрем и PATRIOT ACT[1 - Чрезвычайная выдача – это процедура передачи США подозреваемых в терроризме в обход законов страны пребывания. ПАТРИОТ-АСТ – закон, принятый после 9/11, лишающий американцев важнейших конституционных прав и гарантий, в том числе ограничивающий презумпцию невиновности.]. Соединенные Штаты Америки разом лишились всех иллюзий. А когда вновь позволили себе поверить в счастливый сценарий, столкнулись с арабской весной и «Исламским государством» – самой страшной организацией со времени гитлеровской СС. События теперь – это повод мстить, похищать, пытать, убивать. События – это повод стать такими же, как они. И видит Бог, они сами этого хотели…
– А здесь он что делает?
– Хороший вопрос. Кстати, ты знаешь местные языки?
– Нет.
– Плохо. Надо учить. Ладно, я тебя сейчас толкну…
Старший толкнул молодого и громко сказал: «Пся крев!» и еще что-то.
– Вот так. Нормально. Теперь нас примут за поляков. А то кое-кто уже стал к нам присматриваться… – и без перехода, – я этого сукина сына встретил на улице пару недель назад. Решил немного последить. Похоже, он здесь легально, с видом на жительство, полицейских и высылки не боится. Нигде не работает. У них неподалеку отсюда молельня, прямо в социальном доме. На первом этаже. Туда он ходит не один, кое-кого я знаю по событиям в Македонии. Думаю, он в чем-то замешан. Надо будет узнать…
– Узнать – а потом?
– Концы в воду.
– Что значит концы в воду?
– То и значит. Знаю я поблизости одно местечко… там никто не будет искать.
– Постойте… мы его собираемся убить?
Старший тяжело посмотрел на молодого:
– Когда ты переходил в отряд, тебе задали вопрос, помнишь?
– Да. Готовы ли вы выстрелить в безоружного гражданского, если на то будет приказ президента США.
– И что ты ответил?
– Да… но у нас нет приказа президента США, сэр.
– А он теперь не нужен. Эти сукины дети взорвали Париж атомной бомбой, забыл? Рано или поздно эта дрянь окажется на нашей земле. И тогда будут взрываться наши города. Эти люди вне закона, с ними нельзя договориться. Они не хотят договариваться и учитывать чужие интересы. Они хотят убить нас, наши семьи, разрушить наш образ жизни, забрать себе нашу страну, а потом и весь мир. И чем меньше их будет, тем проще. Увидел – убил, вот и все. А теперь решай, прямо сейчас. Со мной ты или нет…
– Я готов, сэр… – после паузы ответил молодой.
Старший усмехнулся. Когда-то ему тоже пришлось сказать эти слова… и сказаны они были в условиях, куда более худших, чем эти.
– Под столом.
Из рук в руки перешли ключи.
– Выходишь первым. Мой автомобиль справа – «Мерседес» серого цвета. Садишься, свет в салоне не включаешь и ждешь. Я выйду следом за этим приятелем. Если он пойдет в твою сторону – двинешь его дверью, как только он поравняется с машиной. Если он пойдет в другую сторону – трогаешься следом. Я его сам упакую, просто будь рядом, когда это понадобится. Ферштейн?
– О’кей, сэр.
– Допей пиво и иди…
Парень в футболке с именем Аллаха на албанском языке дохлебал пиво и вышел…
Машину майора армии США Конрада Миллера, последняя должность – командир отряда Группы асимметричной войны, бывшего специального крыла «Дельты Форс» – он нашел сразу. «Глазастый» «Мерседес», устаревший на два поколения, – на вид ему можно было дать лет десять или больше. Машина – самое то для передвижения по безлимитным европейским автобанам. Здесь такая машина стоит совсем недорого, а благодаря тому, что в Европе существует такое понятие, как кар-чек[2 - Техосмотр. В США техосмотра нет.], состояние у него еще хорошее…
Он нажал на кнопку противоугонки на брелоке – машина не пиликнула, не мигнула фарами. Но когда он подошел и дернул за ручку, дверь открылась. Майор был старым и опытным уличным бойцом – он переделал противоугонку так, чтобы машина снималась и вставала на охрану без каких-либо сигналов…
Парень в футболке с именем Аллаха на албанском – его звали сержант Альдо Моралес – сел за руль «Мерседеса». Не включая света, потянулся к бардачку. Пальцы нащупали шершавое покрытие… знакомые очертания пистолетной рукоятки. Скорее всего, это «вальтер» сорок пятого калибра в специальном исполнении. У него не съемный глушитель, как на большинстве пистолетов, а штатный, интегрированный в пистолетную рамку, и потому он более короткий и эффективный в бою. Такие пистолеты вместо более тяжелых «хеклер-кохов» использовали германские боевые пловцы и группа «Дельта».
Плохо было то, что этот пистолет наверняка где-то зарегистрирован. Ну да… пусть офицер думает.
Уже стемнело, совсем. На улицах зажглись фонари, где-то вдалеке грохотала гроза и сверкала молния, было душно, но дождя не было. Моряки с пришедших в порт судов и туристы бродили от заведения к заведению, искали приключений…
Не зажигая свет, как и было приказано, сержант включил мультимедийный центр, настроенный на местную радиостанцию. Из динамика полился мелодичный нашид на немецком под названием «Хайя гьаляль-Джихад». Его исполнял некий Абу Тальха аль-Германи, этнический немец – ваххабит, принявший радикальный ислам, выехавший в Пакистан, прошедший там подготовку и вступивший в бой с частями международной коалиции на стороне «Аль-Каиды»[3 - Это не шутка. Имя подлинное.].
Мы сделали выбор, мы уже давно выбрали Аллаха, Его Посланника, и жизнь после смерти… Созданы были для служения, пришли, чтобы победить, жить и умереть, хайа аля-ль джихад… Когда мы идем в бой, Он вселяет в наши сердца чувство защищенности и спокойствия… Желая встретиться с Ним, увидеть Его лик, крепко мы держимся за Его нить и сражаемся до своей смерти…
Сержант спецназа морской пехоты США, относящийся к временной тактической группе, занимающейся обеспечением безопасности военных объектов США, сидел в гамбургском порту, слушал нашид на немецком мусульманском радио и все больше удивлялся тому, как далеко все зашло.
Что-то с силой шваркнулось о дверь, он вспомнил, что должен делать, но было уже поздно. Майор уверенно паковал невысокого бородатого типа, выкручивая тому руки.
– Сэр…
– Открой багажник.
Сержант открыл багажник, и майор перевалил туда тушу бородатого, связанного по рукам и ногам жгутами для компьютерных кабелей. Багажник был изнутри выстлан толстой полиэтиленовой пленкой.
– Сэр…
– Заткись и садись назад. Не рядом…
Куда они ехали, сержант не понимал, потому что город знал плохо. Но он догадывался, в какую историю влип, и оттого испытывал двойственные чувства. С одной стороны, эти гребаные ублюдки убили уже столько людей, что пора было угостить подонков их же собственным блюдом. С другой стороны, он никак не думал, что помощь, о которой его попросили, обернется участием в судилище в составе какого-то комитета бдительности[4 - Обычное название гражданских организаций, незаконно берущих на себя полицейские функции.], мать его. И это явно не первое дело этого комитета – хрен знает, сколько их было до этого…
В-третьих, он облажался, и это было плохо…
Майор свернул в темный переулок. Мимо проплывали ржавые бока контейнеров. В просветах между сооруженными из них вавилонскими башнями сверкали молнии. Морпехи выехали на контейнерную площадку порта.
«Мерседес» остановился на самом ее краю, тут никого не было – ни у причала, ни на самой площадке. Ее построили давно, до кризиса работало все, как того требовал график отгрузок. А теперь был чертов кризис, и все опустело, работа сохранялась только в новых и самых эффективных логистических центрах. В этом были слишком велики издержки – его и забросили. Огромные краны, стоявшие в темноте, походили на великанов, а лабиринт из пустых, теперь никому не нужных контейнеров был похож на сказочный лес, в котором так легко заблудиться.
Майор резко развернул машину, она остановилась багажником к бетонному причалу.
– Справа чисто, сэр, – автоматически сказал сержант Моралес.
– Отлично… – пробурчал майор, – пошли.
Из «кармана» в двери машины майор достал перчатки, надел их. Потом вынул мощный фонарь на светодиодах и еще какую-то штуку, напоминающую переноску. Двигатель он оставил работать, переноску воткнул в гнездо прикуривателя. С заднего сиденья забрал большую сумку, из которой извлек бытовую дрель, и подмигнул Моралесу.
– Око за око, зуб за зуб. Эти парни обожали дрели. У них было такое выражение: наши мертвые в раю, а ваши в Садде[5 - Распространенное выражение времен американского присутствия, означавшее, что убитые люди сброшены в районе плотины Садда, недалеко от Багдада, откуда весь город хоть как-то получает питьевую воду. Одновременно майор допускает неточность, так как пленник суннит, а в Садда трупы сбрасывали боевики шиитской милиции из Садр-Сити, так как плотина расположена совсем недалеко. В период наиболее активного противостояния там каждое утро находили минимум 7–8 трупов.]. Слышал?
Моралес покачал головой: