Потерянное поколение

– Пойду прилягу, пока тихо. Вы тоже отдыхайте, – вслух сказала Тамара.

Спокойной ночи желать в этом отделении было не принято: плохая примета.

17

Популярность Милочки росла и быстро вышла за пределы отделения. Мужская часть персонала больницы из кожи вон лезла, стараясь попасться ей на глаза и удивить галантностью, остроумием, эрудицией. Женская часть персонала обсуждала её наряды и поведение. Алексей Алексеевич тщательно проверял истории болезней и листы назначений, написанные ею, в надежде найти сначала стратегическую ошибку, затем, хоть какую-нибудь оплошность. Ошибок не обнаруживалось, больные выздоравливали. Милочка была с ним вежлива и немногословна. В конце месяца на общем собрании она была названа лучшим врачом отделения. Для Милочки это явилось полной неожиданностью. Первым сообщил ей новость Алексей Алексеевич, который ждал её, чтобы сдать смену.

– Прошу простить за сомнение в ваших способностях, Людмила Сергеевна, – сказал он.

– Для сомнений нужны факты, – ответила Милочка, – у вас же было тупое предубеждение.

– Называть человека тупым некрасиво, – миролюбиво заметил Алексей Алексеевич. – За предубеждение прошу прощения. Я вам конфеты принёс в знак примирения. Чайку выпьем?

Он достал из ящика стола большую яркую коробку и придвинул Милочке:

– Открывайте. Не пробовал даже. Вас ждал.

– Здорово. Я больных лечу, а вы взятки конфетами берёте, – Милочке вдруг стало весело.

– И не только конфетами. Разливайте. За номинацию «Лучший доктор отделения».

Бутылка коньяка была извлечена из другого ящика и заняла своё место на столе.

Дверь ординаторской открылась.

– Разрешите?

Не дожидаясь ответа Галина Николаевна, а следом за ней ещё человек семь медперсонала вошли в комнату.

– Людмилочка Сергеевна, – торжественно провозгласила Галина Николаевна, – мы вас поздравляем, желаем позиции не сдавать, быстро дорасти до заведующей отделением…

– До главврача, – вставил кто-то.

– Чего там, сразу до министра здравоохранения. А мы будем вами гордиться, – перебил Алексей Алексеевич.

– Не завидуйте, Захаров, – остановила его Галина Николаевна, – бутылку лучше откройте. Тая, принеси чашки.

– Чего командуете, Галина Николаевна. Вы все равно не пьёте. Трезвенница вы наша, – возмутился Захаров. Но бутылку открыл, разлил в принесённые чашки. – За вас, Людмила Сергеевна! Мир? Будете со мной разговаривать?

– Мир, – сказала Милочка и рассмеялась.

Анатолий Семёнович, прийдя утром на работу, тоже поздравил Милочку и пригласил к себе домой на ужин.

– Спасибо, – кокетливо улыбнулась Милочка, – а жена ваша будет?

– Жена с детьми у бабушки в деревне.

– Жаль, хотелось бы с ними познакомиться.

– Конечно, познакомитесь. В следующий раз, – засмеялся Анатолий Семёнович.

– В следующий раз и поужинаем, – ответила Милочка.

Она пошла домой спать, а Анатолий Семёнович походил по отделению, поразмышлял и сел писать на неё докладную. Сочинял долго, затем написал что-то о несоблюдении протоколов лечения и необоснованном поощрения молодых врачей, рассчитывая одновременно подставить и Милочку, и заведующего отделением и отнёс своё сочинение главному врачу больницы. Комментариев по поводу докладной не дождался. Главный пробежал её глазами, отложил в сторону на стопку бумаг.

– Иди работай, Семёныч, – сказал он. – Разберёмся.

18

Кто-то окликнул Милочку, когда она выходила из больничного двора. Обернувшись, она увидела Вадима и вспомнила, что неделю назад они договорились встретиться. «Ой, как неудобно, если он действительно меня ждал тогда», – подумала она, а вслух сказала:

– Бабушку ещё не выписали?

Бабушку давно выписали, в этот раз Вадим заходил забрать рецепт на её лекарства.

– Я вас тогда часа два прождал, – объявил он.

– Простите, – сказала Милочка. – Мы можем это исправить?

«Зачем я про исправление добавила. Вот бестолочь. Подумает ещё, что нарываюсь на свидание».

– Идёт, – сказал Вадим, – вторая попытка.

На этот раз всё прошло удачно. Они встретились раз, другой, а затем стали встречаться каждый день. Через пару недель об из отношениях уже знала вся больница.

– Сорвалась рыбка. Стареешь Семёныч: то ли крючок заржавел, то ли наживка не по сезону, – выдыхая сигаретный дым, смеялась Тамара.

– Не очень-то и хотелось, – отвечал он, – мне лишняя головная боль ни к чему.

В ординаторскую зашла медсестра Лена.

– У вас назначено полтора грамма пенициллина, а Людмила Сергеевна вчера два назначала. Так что делать? – обратилась она к Анатолию Семёновичу.

– Что написано, то и делай. Она вчера назначала, а я сегодня. Состояние больного изменилось. Поняла? – заорал он.

– Пойду, поработаю, – сказала Тамара. – Держись, Семёныч.

19

Милочка осторожно поставила на стол чашку, полную только что заваренным чаем. В то же мгновение от лимонного дерева, нависающего над столом, отделился листок и плавно опустился в кипяток.

«Точное попадание, – подумала она, – никогда не видела, чтобы с этого дерева листья падали. Они, конечно, опадают, вот и в кадке лежат, но в процессе опадания никогда не видела. Может, у дерева осенняя линька, и скоро все листья опадут? Надо спросить у старожилов».

Продолжая размышлять о сезонных процессах в природе и в условиях отдельно взятой ординаторской, она поднесла чашку к губам и отхлебнула, позабыв вытащить залетевший туда листок. Что-то неясное промелькнуло перед ней. Милочка на секунду зажмурилась, покрутила головой, а когда открыла глаза, её взору предстала четкая картина. Прямо перед ней, за столом напротив, что-то писала в журнале медсестра. На месте правого виска медсестры часто пульсировало алое пятно, окружённое огненно-жёлтым нимбом. Медсестра перестала писать, поднесла руку к голове и прижала ладонь к виску. Алый пульсирующий свет теперь подсвечивал ладонь, как если бы она лежала на выпуклой поверхности яркой лампы.

«Что за фигня?», – подумала Милочка, отхлебнув ещё глоток.

Медсестра вздохнула и осторожно опустила голову на стол. И тут Милочка увидела другое пятно прямо на месте её шейных позвонков. Это пятно было неонового синего цвета и, в отличие от алого собрата, не пульсировало. У Милочки в мозгу вызревала догадка.