Плененная поневоле

Вот только когда увидел эту девчонку, в глаза ей посмотрел, то внутри что-то кольнуло.

Я впервые увидел в человеке столько чистоты, наивности и искренности. Голос ее, глаза, вся пропитана счастьем, светилась вся, улыбалась. Коснуться захотелось этой чистоты. И когда дотронулся до ее руки, во мне будто дьявол проснулся. Сломать ее захотелось. Не поверил её наивности. Не может быть таких людей. Все продажные и испорченные. И она не исключение.

Даже когда велел раздеться, все равно улыбалась, гирлянду пошла включать, наивно глазками своими хлопала. Я решил, что ждать не буду товарищей, лично сломаю ее, выбью из нее эту невинность. Ненависть и злость будто пожирать меня изнутри начала. И в тоже время, хотелось еще больше коснуться, пропитаться этой теплотой от нее.

Когда сказал ей, что буду с ней делать, то я не увидел в них настоящий страх, не увидел испорченности, ни злобы, ни ненависти. Да что с ней не так? И что со мной случилось? Я давно не испытывал даже и одного процента того, что испытывал, когда коснулся ее обнаженной спины. Умыться захотелось, в себя прийти и закончить свой план.

Но когда вышел из ванной и увидел ее за окном, снова внутри все сжалось. Нельзя отпускать, сначала растоптать. И еще больше разгневался, когда увидел, как радуется снегу. Она не от страха плакала, от чего-то другого. Она улыбалась.

Вместе с тем, непреодолимое желание возникло, поцеловать ее, почему, не понимаю до сих пор. Но мне не только захотелось ее в грязь вогнать, но и самому получить хоть малейшую долю этой чистоты и искренности.

Я понял, что она и целоваться не умеет, она и тут чиста и невинна. А когда начала радоваться еще и предстоящей смерти, совсем озверел. Маму она увидеть захотела. Во всем нашла что-то светлое и хорошее. Ненавижу. Не верю. Фальшивка. И я докажу это.

Когда насиловал её, во мне не было этой холодности и жестокой расчетливости, с которой, изначально, планировал это делать. Во мне были эмоции, которые я похоронил навеки, как считал до этого.

Я знаю, что у любого человека есть пороки, и я был уверен, что она не такая, какой хочет казаться. Я надеялся ее раскусить, раскрыть эту лживую натуру. Ведь все об этом говорило, ее тело, ее грудь с торчащими сосками. Но войдя в нее, я опять проиграл, она девственница, никем не тронута, чистая до безумия.

И даже после насилия, в ванной, я увидел ее улыбку. И то, как она обняла меня сама, выбило меня из колеи. Как это возможно, что даже это ее не сломало? Почему это не омрачило ее светлую душу и сердце? Значит мало, еще надо, не хватило. Я знал уже, что сделаю с ней.

Это уже игра, азарт, сделать так, чтобы сломать, чтобы ненавидела, разбудить в ней темноту, найти изъян. Но пока происходит все наоборот. Это она меня ломает, выпускает всех чертей наружу. Это раздражает, но дико хочется еще.

И я уже тогда решил, что никому не позволю дотронуться до нее. Это мой свет, которого мне так не хватало долгое время. Не смогу убить, не сейчас, позже, когда сломаю ее внутреннюю красоту.

Ставлю на место Валида, хватаю девчонку и веду в свой номер. Дикая злость и ненависть за то, что она во мне пробуждает что-то запретное.

Хватаю ее за горло, убить и все, и нет проблемы. Но когда глаза закрывает, отпускаю резко. Нет, не могу, мне мало ее. Целовать начинаю, жадно, дико, страстно. Хочу ее еще раз, я так никого другого не хотел. Глаза, губы, волосы, тело, все прекрасно. Все нравится. Возможно, это все алкоголь. Другого объяснения нету.

Она в сознание приходит, начинает отвечать на поцелуй, робко так, неумело. Блядь. Почему? Почему не отталкивает, почему не боится? Отпускаю ее, бью с размаху по стене у ее головы.

– Я что тебе сказал! Сидеть в ванной и не высовываться, пока я не разрешу! – кричу на нее. – Зачем ты это сделала, глупая? – говорю ей на ухо, уже шепотом. Сам под кофту ей залезаю, трогаю. Запах ее вдыхаю. Пьянит лучше алкоголя. С ума сводит. Понимаю, что маленькая, что под запретом, но не могу остановиться.

– Я хотела с папой поговорить. Я думала, вы врете. – дрожать начинает. В глаза ее смотрю, голубые, чистые, наивные. Красные все от слез, но даже так, прекрасна до невозможности.

– Убедилась, что не вру? Легче стало? – мотает головой.

– Делайте уже, что хотели, не мучайте, прошу. Либо отпустите. – размечталась. Не то и не другое.

– Документы твои где?

– Дома.

– Поехали!

– Правда? Домой? И я увижу сестру? – снова улыбаться начинает. А меня это и бесит, и нравится одновременно.

– Попрощаешься. – беру свою куртку, и мы выходим.

Странно идет так, больно наверно. Скорее всего порвал. Морщится, но улыбается. А у самого в память проникло, как имел ее, как кайфовал. Какая маленькая она, везде. От этих воспоминаний, снова колом стоит.

Берет свои вещи в раздевалке и выходим на улицу, в машину ее сажаю, сам за руль сажусь.

– Вам нельзя же за руль? Лишить могут, у нас около дома часто стоят гаишники. – это она сейчас обо мне заботится?

– О себе бы лучше заботилась. Пошла в самое пекло, а если бы я не нашел? М?

– Спасибо, что спасли. – чудная. Благодарит своего насильника, вместо того чтобы бояться и ненавидеть. – Но Вы ведь меня так и так отдадите и убьете. Зачем тогда спасли?

– Я сначала сам тебя до смерти выебу, потом другие. То, что сегодня было, тебе сказкой покажется. – ну наконец-то, испугалась, маленькая. Щечки покраснели.

Едем до ее дома молча. Лишь изредка подсматриваю за ней, как в окно смотрит, иногда улыбку ее ловлю. Да что у нее в голове? Неужели она на столько глупая, раз не понимает в чьих руках оказалась. Я разве не ясно дал понять, что ее ожидает?

Выходим из машины, иду к подъезду, а она сзади замешкалась. Оборачиваюсь.

– Слышите? Снег хрустит. – топчется на месте и сияет вся от счастья. Идиотка! Разодрать готов! Подлетаю к ней, с яростью хватаю ее за предплечье, сжимаю. Морщится от боли.

– Ты это специально делаешь? Прекращай строить из себя наивного ребенка. Раздражаешь.

– Больно. Раз есть такая возможность, почему мне нельзя насладиться тем, что люблю? Это же мой последний вечер, как я поняла? Прошу, не говорите только ничего сестре.

– Ты просто заберёшь паспорт, попрощаешься и выходим, поняла? – кивает, и я толкаю ее в подъезд, поднимаемся на нужный этаж. Все это время, наблюдаю, как она шагает. На руки бы подхватить… но не стал. Слишком много чести.

Открывает дверь, в нос сразу ударил запах еды и ее запах. Тут все пропитано ею.

Слышу, в комнате начинает музыка играть. Юля смотрит на меня умоляющим взглядом, и я кивком отправляю ее в ту комнату. Улыбаться начинает снова, радоваться, глаза светятся от счастья. Я вышибу из нее эту наивность, сегодня же.

Она быстро снимает обувь и направляется туда. Замирает от увиденного в восторге. Смеяться начинает.

– С днем рождения, урааа… – слышу из комнаты голос ее сестры и хлопушку. Детский сад.

– Спасибо, родная, как же все красиво. Это ты сама все сделала? Когда успела? – слышу ее голос уже из комнаты.

Прохожу тоже, заглядываю. Комната вся украшена шариками, светящимися гирляндами, свечами, а в углу стоит наряженная ёлка. На стене гирлянда из фотографий девчонок, флажков и надписи «С днем рождения!». Посередине стоит праздничный стол.

Снова в груди кольнуло. Это тепло, уют, атмосфера, все такое настоящее. Словно в другой мир попал. В моем же мире, давно не существует человеческих, теплых отношений. Даже в детстве, родители откупались дорогими игрушками и на этом все. И долю всего увиденного, не было в моей жизни. Каждый сам по себе.

Наблюдаю, как они обнимаются, на глазах у Юли слезы. Сестре ее, лет пятнадцать. Такие же белокурые волосы, черты очень похожи. И такие же невинные и жизнерадостные глаза.

– А где папа? Ой… – с интересом смотрит на меня ее сестра.

– Алён, папа скоро придет. А я попрощаться пришла, я уезжаю. – гладит ее по волосам.

– Как это? Куда? Зачем? – выпучила глаза Алена.

– Замуж выходит. – вмешиваюсь в их разговор я.

Глава 6

Замуж? Что? Наверно он просто подыграл, ну конечно.