– Не знаю. Нет, не разберу. Это имеет значение?
Агата не ответила и запустила новое видео, сразу остановив его.
– Теперь посмотрите вот это. Рядом с вашим сыном еще один мужчина. Вы можете его опознать?
Светлана долго разглядывала стоп-кадр, но сокрушенно покачала головой:
– Нет, боюсь, он мне никого не напоминает. А кто это?
Не ответив, Агата вздохнула, внесла записи в протокол и протянула его Светлане. Та взяла ручку и размашисто черкнула, не перечитывая. Поднявшись, она сделала шаг к дверям, но остановилась и повернулась. Агата подняла брови.
– Вы отдадите мне записи? – попросила Светлана. В ее голосе отчетливо звучала мольба. – Это ведь, наверное, последнее видео, где Антон еще жив…
– По окончании следственных действий, – пообещала Агата. – Вообще, это против правил, но вам я лично все перешлю.
Романова кивнула и вышла за дверь. Я проводил ее взглядом и повернулся к Агате, которая вновь таращилась в монитор, разглядывая видеозапись.
– Итак, что мы имеем, – подытожила она. – В бассейне с Антоном предположительно находились фигуристка Алиса Серебрякова и нападающий Дмитрий Сомов. Если, конечно, Романова не ошиблась. А это уже хорошая зацепка. Они точно скажут, кто с ними был в бассейне. Я выпишу повестки, а ты притащишь их ко мне.
– Это явно была Серебрякова, – ответил я и протянул Агате телефон.
На экране высвечивался профиль фигуристки в соцсетях. На последнем селфи Алиса Серебрякова позировала с букетом роз того же цвета, что и найденный в машине лепесток. Под фотографией, рядом с грустным смайликом, виднелась лаконичная надпись: «Вот и всё».
– Интересно, что она имела в виду, – заметил я. – Запись датирована сегодняшним утром, за час до того, как нашли тело.
– Выпишу им повестки, тащи всех на допрос, – приказала Агата.
* * *
Побегать пришлось изрядно. Новое дело не отменяло всех имеющихся, и до самого вечера даже присесть было некогда. Из положительного – одно из моих дел решилось само собой. По убийству на бытовой почве фигурант сам пришел с повинной, совесть замучила.
Агата показалась мне не такой, как всегда, – излишне взвинченной и мрачной. Я готов был поклясться, что от нее, как от старухи, попахивает корвалолом, пробивающимся сквозь аромат сладкого французского «Пуазона». Следак, что принимает сердечный препарат вместо алкоголя, – настораживающий пунктик. Ранее на сердце Агата не жаловалась, даже когда влипала в различные переделки из-за своего характера, неуживчивости и длинного языка. Что-то такое в ее жизни происходило, но лезть с вопросами я не стал. Захочет – расскажет, нет, значит, не мое дело. Ее прежняя язвительность нравилась мне гораздо больше этой угрюмой замкнутости, что торчала сквозь напускную деловитость. Да и, вообще, Агата мне нравилась. Особенно после того, как стряхнула с себя неудачный брак с местным криминальным журналистом Никиткой Шмелевым, легкомысленным балбесом, что уже лет пятнадцать, как сох по другой. Пару месяцев назад я даже попытался подкатить к Агате, но был недвусмысленно послан в пеший эротический тур.
Ладно.
Я позвонил в контору, которая занималась охраной объекта, и отправился туда для беседы, благо, там работал бывший сослуживец, который согласился без запроса проверить, что интересного происходило с бассейном. Оказалось, интересного было много. Регулярно, по ночам, последние три месяца кто-то снимал бассейн с охраны, используя код сигнализации, а потом ставил вновь. Жалоб на несанкционированное проникновение от руководства спорткомплекса не поступало. Все, что запечатлевали камеры до того, как их выключали, так это одинокого мужчину с капюшоном от толстовки на голове, полностью скрывающим лицо, – он подходил к дверям, вводил код, а потом шел к дверям серверной. После – темнота. Затем камеры включались, мужчина запирал двери и уходил. Я посчитал: за три месяца таких случаев было девять.
Жора Милованов сообщил, что Антона Романова действительно оглушили предметом с небольшой тупой поверхностью, которым мог выступить, например, молоток. Рана была не смертельной. После хоккеиста сунули головой в воду и держали, пока он не захлебнулся, причем макнули целиком, а потом вытащили наружу. Ни на теле, ни под ногтями не обнаружили чужого ДНК, фрагментов кожи и крови. Если что и было, все смыла вода из бассейна.
В разблокированном телефоне – никаких угроз. Да и, вообще, телефон оказался новым, его практически не использовали. В переписке – несколько чатов, однако в большинстве своем или безобидная болтовня, или рабочие моменты, датированные двумя-тремя днями. В настройках почти всех чатов стояло автоматическое удаление через неделю. И только один чат насторожил сразу. Это был неизвестный номер, с которого Антону прислали сообщение, на которое он ответил: «Да, я сейчас вернусь». Судя по времени, сообщение пришло примерно через полтора часа после того, как Романов покинул бассейн. А вот что было в сообщении, прочитать не удалось, поскольку его удалил или сам Романов, или его отправитель. Агата сообщила, что отправила запрос на восстановление переписки, но это требовало времени. Номер, с которого пришло последнее сообщение Антону Романову, не отвечал и в сети не был зарегистрирован.
Тогда
Ледовая арена заполнена зрителями едва ли на четверть, и даже те, кто купили билеты на самые дешевые места, постепенно спускаются туда, где лучше обзор, а хоккеисты не выглядят букашками. «Стальные волки» играют с белорусами, исход матча предрешен с самого начала, так что эта игра особого интереса у зрителей не вызывает. На трибунах в основном фанаты «Волков». Белорусы чудом победили своих соперников в прошлый раз, но в этот им ничего не светит, и все, что им оставалось, – проиграть с наименьшим позором. В первом же тайме Антон Романов выиграл вбрасывание, сделал пас Сомову, а тот заколотил шайбу в ворота противника на третьей минуте.
– Это похоже на избиение младенцев, – недовольно говорит Таня. – Сдавались бы сразу, все равно продуют всухую. Зря мы пошли. Даже ради «Волков» не стоило.
– Я пошла не ради «Волков», а ради одного конкретного волка, – говорит Алекс и тычет пальцем в арену, где под номером «восемь» катается Антон Романов. – На него я готова смотреть бесконечно.
– Только громко об этом не кричи, – усмехается Елена и дергает подбородком в сторону. Алекс оборачивается и презрительно щурится. Там в первых рядах сидит Алиса Серебрякова и пялится в телефон. Игра Серебрякову не слишком волнует, она лишь изредка поднимает голову в особо опасных моментах, когда комментатор бесстрастно говорит об очередной атаке. Словно почуяв спиной, что о ней говорят, Алиса отвлекается от экрана, начинает ерзать и вертеть головой.
– Какое лицемерие, – хмыкает Алекс.
– По-моему, это мило, – с сомнением говорит Таня. – Они все-таки пара. Поддержка даже в такой явно выигрышной позиции очень важна. Я бы хотела, чтобы мой парень ходил на все соревнования.
– Да чихала она на поддержку, – кривится Алекс. – Им светит совместный контракт на рекламу каких-то там кроссоверов. Смотри, где она сидит, – прямо под камерами. Как только «Волки» бросаются в атаку или забивают, на всех мониторах появляется ее счастливая морда, посылающая воздушные поцелуи. За бабки я бы и не так старалась.
– Это зависть, Саш, – говорит Елена.
– Зависть, я и не пытаюсь отрицать, потому что мне бы тоже денежки не помешали, вы же в курсе моей ситуации. Но я не реагирую с таким негативом на просто богатых людей, а вот эти псевдоголубки меня до ужаса бесят. Противно, когда люди изображают любовь, которой нет и в помине.
Таня и Елена переглядываются – голос Алекс звучит зло и раздраженно. Да и в целом она сама на себя не похожа. В том, как она смотрит на Антона Романова, есть нечто большее, чем раздражение и зависть. Недавнее веселье пропадает, подруги видят, как Алекс хмурится, согнувшись почти пополам, складывает руки на коленях и таращится на хоккеистов, что носятся за черным кружком шайбы. Лицо Алекс, освещенное далекими прожекторами и экранами, становится прозрачным и неземным. В этом неверном свете она кажется то ли демоном, то ли святой.
– Саш? – говорит Таня и трогает ее за плечо.
Та выныривает из своей неподвижности и оборачивается на подругу. Лицо моментально меняется, с него сползает угрюмая безнадежность, уступая место напускному веселью.
– А?
– Сань, что-то случилось?
Алекс улыбается, но ее глаза, обычно беззаботно голубые, как незабудки, сейчас серые и мертвые, и улыбка, как оскал животного, жестокая и агрессивная. Таня ежится, но не убирает руку, вонзаясь ногтями другой в собственную кожу, сквозь джинсы, и Алекс спустя мгновение обмякает.
– Да ерунда. Что могло, то со мной уже случилось. Вы не хотите пить? Я бы бахнула газировки или минералки хотя бы.
Таня и Елена одновременно мотают головами. Алекс встает и, заставляя людей подтягивать коленки, направляется к выходу с арены. Подруги провожают ее многозначительными взглядами. Таня поворачивается к Елене и открывает рот, чтобы высказать свое мнение, но «Волки» забивают очередную шайбу.
– Что-то наши сегодня грубо играют, – рассеянно говорит Таня. – Очень жестко и грязно. Особенно Антон. Ему обычно все с рук спускают, но, кажется, сейчас точно удалят. В прошлой предсезонке он так не лютовал. О, ну все, точно, смотри, его удаляют!
– За что?
– Здрасте! Он шестой номер клюшкой прямо в лицо ударил. Ты не заметила? Это же грубейший фол. Хотя в прошлый раз он кого-то по спине огрел, и ничего, прокатило. Они с Сомовым прямо жестят, бывает, тот вечно со скамейки штрафников не вылезает. Он так хитнул нападающего казахской команды, что тот половины зубов лишился. Но его ни разу еще не дисквалифицировали ни на игру, ни на сезон, хотя Сомов прямо напрашивался.
– А ты нахваталась терминологии, – удивляется Елена.
– Ну, я в прошлом году часто ходила на хоккей, – смущается Таня. Глядя на подругу, она торопливо добавляет: – Чего ты? С папой, он фанат. Вы с Сашкой на соревнованиях были, я как раз потянула связку, долго восстанавливалась, ну и от нечего делать ходила. А папа, ты же знаешь, все подряд комментирует. Я поначалу не очень интересовалась, а потом стала понемногу разбираться, ну и втянулась.
– А чего же перестала ходить? – спрашивает Елена. Таня пожимает плечами, но подруге кажется: и эта от нее что-то скрывает.
– Да просто перестала, – отвечает Таня. – Стало некогда, да и надоело. Иногда с папой выбираемся. Ну, сегодня вот пошла за компанию с Сашкой. Ты не находишь, что с ней неладное творится?
– Может, влюбилась? – предполагает Елена, радуясь, что ее голос звучит естественно. Таня фыркает.
– В кого? В Романова? Я вообще никогда не поверю, что она способна любить кого-то, кроме себя. Ну, точнее, способна, конечно, нас же она любит, но Сашка никого не полюбит больше себя, слишком эгоистична. Да она никогда бы и не сказала об этом прямо. Нет, если и смотрит на Антона, то, по-моему, исключительно из инстинктов. Тем более он такой козлина самовлюбленный. Тут что-то другое.
Подруги ненадолго замолкают, прокручивая в голове недавний разговор, и одновременно произносят:
– А, может, это…