С той стороны. Повести и рассказы

Ноги у меня мгновенно ослабли, и я плюхнулся задницей на койку.

– Ничего, это бывает, – успокаивающе сказал врач. – Посттравматический синдром. Ложные воспоминания и тому подобное. Ты не беспокойся, со временем пройдёт.

Они с медсестрой немного постояли, сочувственно глядя, и вышли.

Значит, это у меня были галлюцинации? Я схожу с ума? Психотерапевт и всё, что он говорил – не более чем плод моего больного воображения? И всё, что я вспомнил – тоже?

Тогда почему Жора приходил ко мне с угрозами?

Ответа не было.

***

Через два дня меня выписали. Я вышел из здания больницы, опираясь на костыль. Ещё немного я хромал – сросшаяся кость всё же побаливала. Но в целом я чувствовал себя вполне сносно. На выходе меня уже ждали мать и такси, которое она вызвала.

Вырваться из больничного плена и вернуться домой – какая же это радость!

Следующие три дня я занимался в основном тем, что пересказывал многочисленным гостям свою историю падения в шурф и того, как я выбрался через пещеру. Во всех подробностях. Разумеется, начиная с того места, когда я очнулся на дне ямы. Все выражали сочувствие напополам с восхищением – мол, какой ты, Славка, молодец! Вот так и надо – никогда не сдаваться! Но всё же надо быть осторожнее, чтобы не попадать в такие переделки. Иначе ведь, сам понимаешь… И далее в таком духе.

Но главного никто не знал.

Я по-прежнему хранил молчание относительно того, что привело к данной ситуации. Я уже и сам не был ни в чём уверен. Как я мог положиться на свои воспоминания, если частью этих воспоминаний был фантом, образ, рождённый моим воображением?

Однако желание установить правду росло во мне с каждым днём.

И когда я почувствовал, что могу передвигаться без подпорки, я попросил Витьку о встрече. Дескать, дружище, есть важный разговор. Домой к нему идти не хотелось – вдруг там окажется Жора. А я бы много отдал, чтобы больше никогда не увидеть его физиономию.

Поэтому мы договорились встретиться в кафе, где частенько зависали компанией.

Витька согласился без особого энтузиазма в голосе. Я его понимал. О чём ещё важном между нами могла идти речь, кроме как о тех событиях?

Тем не менее, он пришёл. Когда мы уселись на наше излюбленное место – столик в углу возле окна – и заказали себе по кофе с мороженым, я решил сразу перейти к делу.

– Слушай, Витька, ты мне друг? – спросил я без обиняков, глядя ему в глаза.

– Ну, друг, – ответил он, чуть помедлив.

– Я не буду тебя снова спрашивать, как я оказался в шурфе. Чёрт с ним! Ты мне расскажи, что там случилось, по дороге с пасеки?

– Ты меня за этим позвал? – Витька опустил взгляд себе в чашку и стал размешивать ложечкой сахар.

– Да, за этим.

Я решил, что отступать уже ни к чему.

– Да ничего там особенного не случилось. Ты чего, Славка? – Витька хлебнул кофе и поднял на меня глаза, стараясь выглядеть невозмутимо. Но в его голосе задрожала беспокойная предательская нотка.

– Вить, я понимаю, что этот упырь тебя зашугал конкретно, – как можно спокойнее сказал я. – Я и сам его боюсь, честно тебе скажу. Он мало что здоровый, но к тому же совершенно безбашенный. Но и на него можно управу найти. Мы сможем, понимаешь?

Витька тяжело вздохнул.

– Ты чего от меня хочешь, Славка?

– А ты что, не понимаешь? Если он что-то такое сделал… он же ответить за это должен. Нам надо в полицию заявить. Или ты его думаешь покрывать?

– Что сделал? Что он там, по-твоему, сделал? – Витька уже заметно занервничал.

– Ну, например, человека задавил, – продолжал нажимать я.

– Какого хрена ты несёшь, Славка? – Витька зло усмехнулся. – Чего ты выдумываешь? У тебя что, крыша от сотрясения поехала?

Я смотрел на него несколько секунд. Витька покраснел – это был видно невооружённым глазом. И молча глядел на меня с рассерженным и ошарашенным видом, будто я ни с того ни с сего съездил ему по морде.

Мне стало понятно: ничего он мне не скажет. И на мою сторону добровольно не станет. Страх перед Жорой был сильнее.

И ведь я знал, знал, что ничего от него не добьюсь. На кой же чёрт я затеял и эту встречу, и этот разговор? Никому лучше от этого не стало, это уж точно.

Витьку мне трудно теперь считать другом, подумал я. И хорошо, если он Жоре ничего не скажет о нашем разговоре. Иначе тогда плохо может стать мне.

– Ладно, Вить, не хочешь – не говори, – я положил рядом с недопитой чашкой деньги и встал, собираясь уходить. – Но я всё равно так или иначе узнаю, что там было.

– И что ты намерен делать? – спросил Витька с ехидцей.

Вот тут бы мне, наверное, лучше было промолчать и оставить его со своим страхом. Но я помимо воли, будто некто другой шевелил моим языком, сказал:

– Я поеду туда. На то место, где всё случилось. А там что-то скверное случилось. И сам всё вспомню.

– Ну давай, дерзай, – ухмыльнулся Витька. – Только я тебя туда не повезу.

– Обойдусь как-нибудь без твоей помощи, – бросил я и пошёл на выход.

***

По дороге домой, перемалывая в голове неприятный разговор с Витькой, я успел сто раз пожалеть о том, что в запальчивости выдал ему свои намерения. Но отступать уже не хотелось. Да, он может передать Жоре, как уже делал. Но я надеялся, что Витька не придаст моим словам такого уж большого значения. Типа, если я до сих пор ничего не вспомнил, то и не вспомню уже никогда.

А кроме того, меня охватило какое-то злое упрямство. Наверное, мне хотелось доказать, прежде всего себе самому, что я не так уж боюсь Жору. И в своих поисках пойду до конца, чего бы мне это ни стоило. Хотя я понимал, что он запросто может свернуть мне шею и, если что, не остановится.

В полицию обращаться за помощью было бы глупо. Кто бы мне поверил, если у меня ничего, кроме воспоминаний, не было? И охрану от Жоры ко мне бы никто не приставил. Помощников у меня тоже не было, оставалось действовать в одиночку.

Получалось одно из двух: или мои воспоминания ложны, или Жора действительно сбил пасечника. Никто о том точно не знает, кроме них троих: Жоры, Витьки и Даши. Но ни Витька, ни Даша не подтвердят, если что-то и было. И пока я сам не вспомню, это останется тайной.

Мне обязательно надо вспомнить, хотя бы для себя. И единственный способ вспомнить – поехать туда, где всё случилось. Или ничего такого не было.

Интуитивно я был уверен: там всё выяснится.

В конце концов, я ведь могу поехать на пасеку. И, если старик-пчеловод окажется там жив-здоров, на том и успокоиться. Мне было бы этого достаточно.

Матери я ничего не рассказал о своих то ли воспоминаниях, то ли видениях. И о подозрениях своих тоже молчал. Не хотел её зря тревожить и расстраивать.

Ещё через несколько дней я дождался хорошего прогноза на завтра, и решил: пора.

Матушке сказал, что хочу съездить на велосипеде туда, к пасеке. Я уже ежедневно и подолгу разъезжал по округе. Ибо лечивший меня врач рекомендовал побольше двигаться после длительного лежания в палате. Так, мол, организм быстрее восстановится после травм.

На её обеспокоенный вопрос, что я там забыл, ответил, что мне в прошлый раз там понравилось, места очень красивые. Узнав, что я собираюсь ехать один, она взяла с меня слово, что не поеду на то чёртово месторождение, где чуть не разбился. Я пообещал, что меня там не будет, и что вообще буду предельно осторожен.

Как потом выяснилось, после того, как я собрался, сел на велосипед и уехал, мать всё же позвонила Витькиным родителям. Она хотела уточнить, не поехал ли Витька или ещё кто-нибудь из наших общих друзей со мной. Так, на всякий случай. Она не могла знать ни о том, что с Витькой я прекратил общаться после разговора в кафе, ни тем более о причинах нашей с ним размолвки. О моей поездке сразу же узнал и Витька, потому что был в тот момент дома.

А я тем временем крутил педали и мчался на своём двухколёсном транспорте по краю шоссе. Я следовал маршрутом той роковой поездки, которая едва не стоила мне жизни.

За два часа я добрался до места назначения. Недалеко от того самого поворота.

С одной стороны от узкой грунтовой дороги простирался зелёный цветущий луг, где-то в полукилометре от дороги поблёскивало небольшое озерцо. И ещё я разглядел в том же направлении, поближе, такие же сооружения, как на пасеке, похожие на большие почтовые ящики. Их было пять штук. Да, это были ульи, которые пчеловод поставил здесь. Возможно, я тогда не обратил на них внимания, или видел их мельком, но забыл.

А с другой стороны грунтовки высился сосновый лес, в километре позади дорога отворачивала и ныряла в его тёмные недра. И где-то далеко за бесчисленными деревьями маячила знакомая верхушка известнякового месторождения.

Да, если это и вправду случилось, то здесь. Сомнений не было.

Я остановился и некоторое время размышлял, что дальше: ехать на пасеку или оставаться тут. Да, я ведь хотел туда съездить… Но по-прежнему мысль о пчёлах, которых там полно, вызывала у меня дрожь.

Наконец я набрался решимости и покатил к пасеке. Это было нужно сделать. Иначе весь путь мог оказаться напрасным.

Мне повезло: хозяйка оказалась дома. Но выглядела она совсем не так, как месяц назад, когда мы вчетвером заявились к ней. Её взгляд был потухшим и скорбным. И мне сразу, как я её увидел, показалось, что она ещё больше постарела.

Как ни странно, она помнила и меня, и всех остальных. Она, как и в прошлый раз, сразу усадила меня за стол и стала потчевать чаем с мёдом. Я без предисловий поинтересовался, где хозяин, как он, здоров ли.

– Пропал он, милок, – со вздохом ответила старушка. – Аккурат в тот день, когда вы приезжали. Поехал ставить ульи и не вернулся.

У меня внутри всё похолодело. Худшие мои опасения подтверждались.

– Так его… и не нашли до сих пор? – с замиранием сердца спросил я.

– Не нашли, – она уголком платка вытерла слезящиеся глаза. – Ульи стоят на лугу, и машина наша с прицепом была там недалеко. А сам как сквозь землю провалился. Милиционеры-то приезжали, расспрашивали всех в округе, искали его, да всё зря. Я уж все глаза проплакала…

У меня так защемило сердце от жалости к ней, что я сам еле удержался от того, чтобы не зареветь. И мне уже становилось всё ясно.

Но что-то говорить определённо было рано. Что я ей мог сказать?

Я сглотнул болезненный ком, стоявший у горла, и с трудом выговорил:

– Я догадываюсь, что случилось. И я сделаю всё, чтобы найти его.

Она подняла на меня выцветшие, окружённые паутиной морщинок, серо-голубые глаза:

– Как ты его, сынок, найдёшь? Всё уж обыскали без тебя.

Я подумал, что лучше ответить, и выдавил:

– Дело в том, что я его видел перед тем, как он… пропал. То есть мы, все мы видели… Только понимаете, мне нужно ещё немного времени. Я к вам вернусь и всё расскажу. Обязательно!

– Ну, Бог тебе в помощь… – она опять тяжело вздохнула, и я видел, что не особо она верит в то, что я сказал.

Я встал, наскоро попрощался и вышел из дома. Сел на велосипед и поехал обратной дорогой. По пути я отметил, что несколько пчёл вьются надо мной, и припустил что было мочи. Скоро они отстали.

Когда я подъезжал к повороту, меня вдруг охватила мелкая дрожь. Как будто некий толчок, идущий изнутри, заставил меня остановиться. Следуя изгибу дороги, я завернул за деревья и остановился. Да, вот оно, то самое место, где в моём воспоминании был сбит машиной старик-пчеловод. В том, что наша машина сбила именно его, у меня уже не осталось ни капли сомнения.

Так куда же он подевался?

Я походил туда-сюда по пыльной дороге, по примятой траве. Точно, вот здесь стоял его автомобиль с кузовом на прицепе. А вот тут рядом стоял он сам, когда Жора наехал на него.

Господи, подумалось мне, какая нелепая жестокость судьбы! Сделав своё дело, он встал здесь, непонятно зачем, и никто никогда уже этого не узнает. Может, что-то ремонтировал, а может, просто наслаждался видом или думал о чём-то своём. И смерть настигла его здесь в виде мчащегося с сумасшедшей скоростью джипа.

В том, что старика не было в живых, я тоже был уверен.

Он ведь должен был слышать звук быстро приближающегося автомобиля. Почему же не отошёл в сторону? Может, он был глуховат? Но ведь он и так стоял не на дороге, а на обочине. Откуда ж он мог знать, что джип не проедет мимо, а понесётся прямо на него? Что за рулём пьяный детина, который почти не управляет машиной?

Наверняка это место менты потом тщательно осмотрели, когда искали пропавшего человека. Тут уже не было ничего, что бы напоминало о трагедии. «Уазик» пчеловода с прицепом отогнали. Возможно, догадывались, что тут произошло. И знали наверняка со слов старушки, что мы были у неё. И наверняка ведь установили, кто именно был, и всех разыскали и допросили. Но ничего установить следствию не удалось.

Не было никаких прямых улик против Жоры.

Я лежал в больнице с провалами в памяти, а остальные…

Остальные всё как-то скрыли. И Жора, скорее всего, всем руководил.

Каким образом? А я, что я-то делал?

Глубоко дыша и застыв как вкопанный, я отчаянно силился вспомнить.

Психотерапевт, которого я вообразил себе, уверял, что я смогу. Сам. Надо только быть на месте, где всё случилось. И вот я здесь.

Значит, пришло время.

Как бы в ответ на эти мысли я ощутил ещё один внутренний импульс, но на сей раз острый и болезненный. Это было похоже на удар током, который я однажды уже испытал в жизни. Я содрогнулся всем телом. И одновременно будто бы прорвалась некая перегородка, которая сдерживала во мне давление изнутри, ставшее сейчас непереносимым. Некая невидимая освобождённая сила, подобно ударной волне от эпицентра взрыва, рванулась из головы во все стороны. Весь мир перед глазами вспыхнул, переливаясь радужными огоньками. Я непроизвольно зажмурился и стоял так несколько секунд…

…А когда открыл, мы вчетвером стояли возле неподвижно лежащего тела.

***

– Откуда он взялся? – со злостью повторял Жора, склонившись над ним.

Потом присел на корточки, тяжело отдуваясь, потормошил сбитого за плечо. Человек лежал ничком, никак не реагируя, разбросав в разные стороны руки, безвольные, как плети.

– Не дышит, мать его… – пробормотал Жора.

Первый раз на его физиономии я видел растерянность.

Даша подскочила к распростёртому на траве телу, тоже присела, подняла его голову. И, обращая к Жоре искажённое лицо, истошно заголосила:

– Ты же его убил! Понимаешь? Уби-и-ил!

Мы с Витькой остолбенело стояли рядом, не в силах осознать то страшное и непоправимое, что произошло на наших глазах.

Жора перевернул тело на спину. В том, что человек погиб после такого удара, сомнений не оставалось. Он не дышал, глаза были полузакрыты и невидяще блестели из-под полуопущенных век.

Но даже не сознание этого, а другое окатило меня смертельно леденящей волной.

Я сразу узнал этого человека. Это был Пётр Арсеньевич.

Он был в той же рубашке и жилетке, в тех же потёртых вельветовых брюках, когда являлся ко мне в палату. И даже знакомые мне очки с толстыми стёклами в роговой оправе валялись неподалёку. И те самые часы на цепочке выскользнули из кармана жилетки.

Теперь я понял, почему при первом «визите» он показался мне знакомым.

Мои воспоминания выбрали именно такую форму, чтобы преодолеть страх и вырваться из подсознательной темницы. По-другому я бы не вспомнил.

Наверное, настоящий психотерапевт так бы объяснил мне это.

Да, я должен был прийти сюда снова, чтобы всё восстановить до полной картины. И теперь я заново переживал то потрясение, которое испытал в тот июльский солнечный день. Мой внутренний кинопроектор сейчас прокручивал последний эпизод того жуткого, но такого реалистичного фильма. А я замер на месте и смотрел, как…

…Даша всхлипывала, прижав ладони к лицу. Мы с Витькой молчали, окаменевшие и растерянные.

Жора недовольно зыркнул на подругу и бросил:

– Да хорош истерить! Надо что-то делать.

– Мы должны пойти в полицию, – медленно выговорил я.

– Ты ещё, очкарик, будешь советы давать, – Жора перевёл на меня тяжёлый, давящий взгляд. – Без сопливых скользко!

Витька наконец промямлил:

– Это же батькина машина. Ведь если узнают…

– Да, Жора, – Даша подняла на него заплаканные глаза. – У отца скоро выборы! А тут такое… На его машине сбит человек. А с нами что будет? Жорик, а с тобой? Господи…

– Если никто не узнает, то всё будет норм, – насупившись, ответил Жора.

Казалось, он почти протрезвел и о чём-то раздумывал. Потом он сказал, обводя нас троих цепким колючим взглядом:

– Заховаем его куда-нить. Так, чтоб никто не нашёл. Машину отмоем, – он кивнул на бампер, заляпанный кровью. – Я потом сразу в мастерскую. Если вмятины, то подрихтую. И всё будет шито-крыто. Главное – молчать всем. Никого не видели, ничего не знаем.

Даша молчала, швыркая носом, молчал и Витька. Похоже, они были согласны с Жорой.

Мне было и перед Жорой страшно, и оправиться я всё ещё не мог. Но словно бы кто-то другой внутри меня упрямо пробормотал, не сводя глаз с трупа старика:

– Мы не должны ничего скрывать. Только хуже себе сделаем. Мы должны всё рассказать.

– Профессор, ты чё…? – Жора матерно выругался и угрожающе уставился на меня. – Хочешь нас всех заложить? Сначала тебе плохо будет. Соображаешь?

Я ничего не ответил. Возражать дальше этому амбалу было опасно.

Но и смириться с тем, что Жора собирался сделать, всё моё нутро отказывалось.

– В общем, так, – Жора огляделся. – Вон там озеро, – он показал пальцем на водоём, блестевший в нескольких сотнях метров от нас. – Пока никто тут не появился, надо его в воду. И с концами. Хер кто найдёт.

Даша проговорила тихо:

– Жорик, он же всплывёт!

– Не всплывёт, – отрезал Жора. – Мы к нему груз привяжем. Витька, аккумулятор есть запасной?

– Да, есть, в багажнике, – проблеял Витька.

Вид у него был совсем жалкий и подавленный. Но судя по всему, он был согласен с тем, что затеял Жора. И Даша, и он были согласны. Их трое, а я один.

– Доставай! – Жора снова овладел ситуацией. – И трос буксировочный!

Витька как загипнотизированный стоял, уставившись на Жору с беспомощным выражением на лице. Я его отчасти понимал: ещё один шаг – и он станет Жориным пособником; он знал это, и какая-то его часть сопротивлялась.

– Ну чё встал? – прикрикнул Жора. – Шевелись давай!

– Витька, помоги Жорику, – подала голос Даша. – Ты ж сам должен понимать, нельзя никак нам засвечиваться.

Она повернулась ко мне, утирая ладонями потёкшую тушь около глаз:

– И ты пойми, Славка. Это теперь наша общая тайна. Ради Витьки хотя бы.

– Я вам в этом не помощник, – сказал я, отошёл и сел на траву.

Что ещё я мог сделать?

Меня мутило и трясло, – даже не столько от того, что случилось, сколько от того, что они намеревались совершить. От того, как легко согласилась с этим Даша. И от того, как Витька, мой давний друг Витька, легко сдался в этой ситуации. И стал выполнять под диктовку Жоры то, чего делать было нельзя.

Жора недобро посмотрел в мою сторону, но ничего не сказал. Видимо, он справедливо решил, что на меня рассчитывать не стоит. Обращаясь к Витьке и Даше, он распорядился:

– На машине туда не повезём, следы будут на лугу. Понесём его с Витькой за руки и за ноги. Даха, а ты аккумулятор тащи.

Потом он подобрал очки старика, запихнул их в карман его жилетки вместе с выпавшими часами. Маску пчеловода напялил на голову убитого со словами:

– Ничего оставлять тут не будем.

Я наблюдал, как Жора деловито обматывает и стягивает верёвкой безжизненное тело старика, и у меня внутри всё сжималось от отвращения. Я видел, как Витька бестолково суетится рядом, пытаясь ему помочь. Как они вдвоём с Витькой поднимают и несут тело, туда, где сверкала водная гладь. Они тащили его долго, с остановками. Хоть старик был худой, но ноша была не из лёгких. Даша понуро плелась за ними, неся в руках увесистый свинцовый аккумулятор.

Поднявшись, издали я видел, как Жора где-то у берега приматывает аккумулятор к ногам трупа. Потом они с Витькой, сняв обувь и закатав брюки, занесли тело в воду за несколько метров от берега – к участку озера, где глянцево блестели заросли кувшинки. И бултыхнули свою ношу в воду. Поверхность заколыхалась, поглотив тело, разошлась лёгкими кругами и успокоилась.

***

Я смотрел, как они возвращаются, и знал: то, что они сделали, и чему я был свидетелем, навсегда провело между мною и ними не переступаемую черту. Они теперь будут жить с этим. А я? Мне что делать? Разве я смогу хранить это в себе?

Наверное, они говорили об этом между собой по дороге назад. Когда они вернулись, Витька и Даша старались не смотреть на меня. Как будто меня не было.

Жора подошёл ко мне, дымя сигаретой. Он был весь потный, брючины мокрые и испачканы тиной, а вид у него был грозный. Без предисловий, тихо и угрожающе он сказал:

– Очкарик, ты не видел ничего, как и все мы. И ничего не знаешь.

Я посмотрел прямо в его физиономию, собрался с духом и ответил:

– Я всё видел. И ничего не обещаю.

Лицо его скорчилось в злую гримасу, и я подумал, что он меня сейчас ударит. Но он только процедил сквозь зубы и сигаретный дым:

– Если кто узнает, тебе не жить. Ты понял?

И, не дожидаясь ответа, повернулся и пошёл к нашей машине, где стояли Витька с Дашей и о чём-то переговаривались. Жора тоже включился в разговор. Говорили они тихо, так что я не слышал, о чём у них шла речь.

Потом Жора достал из багажника пластмассовое ведро и снова отправился к озеру.

Витька подошёл ко мне.

– В общем, Славка, такое дело… – он избегал на меня смотреть, – ты никому… о кей? Ты ж понимаешь… Мы ж друганы с тобой.

– А ты сам-то, Вить, как теперь будешь жить? – вместо ответа сказал я.

– Так и буду… А что делать, если так получилось? Никто ж не хотел… Чего нам теперь всем, из-за этого старика жизнь ломать?

Я пожал плечами.

– Витька, ты-то не виноват. Это всё он. Я, если что, всегда встану на твою сторону.

– Да, но понимаешь… Батя мой избираться в городскую думу собрался. Ты ж в курсе. А тут такая фигня. Нам это надо?

Он посмотрел на меня исподлобья, тревожно, ища поддержки.

Но, наверное, не увидел её в моих глазах, потому что тяжело вздохнул и выговорил:

– Ладно, как-нибудь всё уляжется. Сейчас съездим куда хотели и домой…

– Ты ещё можешь об этом думать? – я хмуро поглядел на Витьку. – После такого? Какие к чёрту прогулки! Скорей бы назад.

– Понимаешь, Жора ещё пьяный, – тихо проговорил Витька. – Я боюсь, как бы он ещё кого-нибудь не сшиб. Надо съездить, проветриться. Всем нам.

– Ну разве что, – нехотя согласился я. – Хотя настроение паршивое…

Жора скоро вернулся с ведром воды. Даша взяла тряпку и стала отмывать джип спереди. Через полчаса бампер был чистым.

– Садимся, поехали! – скомандовал Жора. – Теперь ты рули, пионэр.

Он как будто забыл то, что сотворил совсем недавно. А меня больше не замечал.

Мы сели в машину. Я по наивности был уверен, что скоро буду дома.

Но я не знал, о чём они втроём переговаривались. Ведь я на свою беду дал понять, что не собираюсь хранить их страшную общую тайну. И возможно, тогда они вместе решили, что от меня лучше избавиться. А последний диалог с Витькой устранил все сомнения и у него.

Хотя, скорее всего, это только Жора так решил. А Витька и Даша просто согласились. Точно не знаю, и наверное, не узнаю никогда.

Во всяком случае, они сошлись на том, что вернутся в город без меня. Но так, чтобы всё выглядело как несчастный случай. Ведь со мной нельзя было поступить так же, как со стариком. То, что мы поехали вчетвером, было известно нашим родителям.

Я не догадывался, что задумал Жора. А он, видимо, знал, что на той известняковой горе есть места, где можно упасть с большой высоты.

Витька повернул ключ, и джип тронулся с места. Мы понеслись к месторождению.

***

Всё. Я вспомнил до самого конца.

Когда я смотрел последние кадры, меня била дрожь. Витька, которого я считал своим верным другом, взял и так запросто предал меня. Пусть даже он сам не хотел, чтобы я погиб. Но он готов был это допустить. Только чтобы скрыть то, что натворил этот негодяй Жора.

У них с Дашей тоже был интерес, чтобы я молчал. Хоть и не такой важный, как для Жоры, но всё же… Для их папаши публичный скандал в преддверии выборов – тоже совсем ни к чему. И это как бы понятно.

Но всё-таки, всё-таки… неужели всё это для Витьки дороже, чем жизнь друга? Ладно там справедливость в отношении убитого пчеловода. Но он и мной был готов пожертвовать ради спокойствия их семейки.

Нет, никогда я Витьке не смогу такое простить.

Но теперь-то что мне делать?

Я побрёл лугом по направлению к озеру. Ноги дрожали и плохо слушались. Воспоминание перевернуло мне душу. Оно было потрясающе ярким и чётким, плоть до деталей, – я действительно прожил этот отрезок жизни второй раз.