Девушка из JFK

– Вот что, Батшева, – сказал он с расстановкой. – Во-первых, Тора приказывает чтить своего родителя, даже если его пришлось положить под дюну за то, что трахал свою малолетнюю дочь. Во-вторых, ты знаешь обо мне слишком много. Слышала ли ты, что случается с теми, кто знает обо мне слишком много?

– О чем ты, мамми? – я постаралась усмехнуться как можно беспечнее. – Разве я тебе не жена и не мать твоего сына? Разве я не родилась в квартале Джесси Каган?

Разговор происходил в преддверии ломки, когда Менахем Царфати был склонен подозревать всех и вся. Некоторое время спустя его арестовали. Следствие вели с широким охватом, давили на свидетелей, изобретали всевозможные ментовские трюки, сулили золотые горы потенциальным доносчикам и вроде бы даже нашли кого-то. Мени ушел в полную несознанку, молчал, как рыба, и эта стратегия оправдалась. Единственный дурачок, согласившийся свидетельствовать, не дожил до суда. Бедняга прятался в Мексике, но его достали и там. В итоге прокурорам пришлось ограничиться мелочевкой: Мени сел на три года, хотя мог бы получить с полдюжины пожизненных.

Когда наконец разрешили свидания, я поспешила к нему. Он уделил мне полминуты: ровно столько, чтобы сказать, что лично займется мною по выходу из тюрьмы. Не знаю почему, но Мени был уверен, что это я сдала его ментам. За время следствия его паранойя выросла десятикратно.

– Я мог бы поручить другим, – сказал он, прожигая меня «тем самым» взглядом, – но такие вещи мужчина должен делать своими руками. Жди, сучка.

– Мени, – пролепетала я, обмирая от ужаса, – ты ошибаешься, Мени. Я ни в чем…

Но он уже отвернулся от меня к тюремщику, сигнализируя, что хочет вернуться в камеру. Следующие два года я провела в напряженной подготовке к предстоящему возвращению отца моего ребенка. Денег катастрофически не хватало. Мне платили пособие, кое-что подкидывала тетя Мали, время от времени подворачивалась подработка в приюте; остальное приходилось добывать уборкой чужих квартир и мытьем лестниц в подъездах добропорядочных кварталов. Жила я по-прежнему в Мениной квартире, но заранее присмотрела себе убежище в одном из ветхих домов Южного Тель-Авива, где ютились лишь суданские нелегалы и те, кому совсем некуда податься.

На что я надеялась? Наивно ожидать, что получится надолго спрятаться от того, кто с легкостью нашел сбежавшего штинкера в Мексике, за горами и морями. Но я и не планировала скрываться слишком долго. Мне хотелось продержаться хотя бы три-четыре недели, пока Царфати не подобреет на свободе, набив нос кокаином и отойдя от застарелой тюремной злобы. Тогда, возможно, у меня появится шанс уговорить его не вынимать из кармана смертоносную бритву.

И вот, в один прекрасный октябрьский вечер, забрав Арика из детского сада, я вернулась домой аккурат к телефонному звонку. На другом конце провода был смутно знакомый мужской голос.

– Госпожа Батшева Царфати?

– Да.

– Добрый вечер. Это из полиции. Старший инспектор Шкеди.

Ну да, Шкеди, вспомнила я. Он допрашивал меня два года назад.

– Что вам от меня надо?

Он вздохнул.

– Вообще-то вы могли бы и повежливей. Я ведь со всей душой…

– Вы со всей душой посадили моего мужа, оставив меня одну с ребенком! – зло выпалила я. – Говорите, что надо, или я отключаюсь.

– О! – подхватил инспектор. – Я ведь звоню именно в связи с ним. Не с ребенком – с мужем. Мени Царфати выходит через неделю. Если, конечно, вы не опротестуете решение комиссии…

Пол поплыл у меня под ногами. Через неделю… всего через неделю…

– Алло! – проговорил Шкеди. – Вы еще со мной или уже в обмороке? Пожалуйста, примите мой совет, госпожа Батшева. На вашем месте я бы опротестовал…

Я повесила трубку, не дожидаясь конца фразы. Идиот! О каком протесте он говорит? Протест, может, и задержит выход Мени на полгода или год, но уже точно лишит меня последнего шанса уцелеть. Я уложила Арика спать и долго сидела на кухне, свесив голову и опустив руки. Беда, сколько к ней ни готовься, всегда приходит внезапно. На следующее утро мы с малышом переехали в убежище, где намеревались прятаться от нашего любящего папочки. Эта девятиметровая комнатушка с отдельным входом была выгорожена хозяевами из поделенной натрое малогабаритной квартиры. В двух других частях проживало то ли двадцать, то ли сто двадцать суданцев и эритрейцев.

Две недели спустя мне уже хотелось, чтобы Мени нашел нас поскорее. Заплесневелые стены нашего жилища сквозили щелями, почерневший потолок грозил обрушиться, по ночам дуло, а нелегалы за перегородкой непрерывно выясняли отношения на неизвестном мне языке. Я выходила только за продуктами, а Арика и вовсе не выпускала. Но как долго можно продержать без движения непоседливого четырехлетку? В какой-то момент мне стало настолько тоскливо, что я, нарушив все правила безопасности, позвонила тете Мали.

– Батшевуш! – радостно закричала она. – Куда ты пропала, тебя весь мир ищет! Почему твой мобильник отключен? И что это за номер?

– Я звоню из автомата.

– Еще есть автоматы? – удивилась тетя Мали. – Слушай, девочка, ты должна меня навестить. Это срочно. Завтра вечером. Приезжай вместе с Ариком.

– Я не могу, тетя Мали…

Мали вздохнула и вдруг, отбросив радостный тон, переключилась на режим жалобы:

– Девочка, ты должна. Я очень больна…

– Что случилось? – испугалась я.

– Я очень больна, – повторила она. – Завтра у нас последняя возможность увидеться, потому что на следующее утро меня увозят.

– Увозят? Куда?

– В другую больницу, на операцию. Приезжай завтра, вечером. И дай три длинных звонка, потому что мы не всех впускаем. Знаешь ли, такая болезнь…

Она вздохнула еще безнадежней.

– Да что за болезнь, тетя Мали?

– Вот приезжай, сама и увидишь! – решительно оборвала тетка. – Пока!..

Я вернулась к малышу, проклиная себя за то, что вообще подошла к телефонному автомату. Вот уж поистине: стоит всего на полшага отойти от хорошо продуманного плана – и тебя тут же утягивает в опасную неизвестность. Болезнь? Какая такая болезнь? Уж не специально ли она придумала эту историю, чтобы заманить меня к себе? Но зачем? Мали мне не враг – напротив, единственный близкий человек, одна на всем белом свете. Если она настаивает, да еще и по такой причине, могу ли я отказать?

Поселок, где жила тетя Мали, находился недалеко от Нетании, в стороне от мест обитания Мени Царфати и его бандитов, так что при определенном везении поездка туда могла сойти мне с рук. Но вполне могла и не сойти: если Мени ищет меня всерьез, то за домом тетки наверняка наблюдают… Конечно, разумнее всего было бы оставаться в убежище, но тоска одолела меня настолько, что я решила: будь что будет. Найдет так найдет. Убьет так убьет. Сидеть взаперти еще хуже. Арик, узнав, что мы едем к тете Мали, запрыгал от радости: он любил играть с ее младшим сыном, своим сверстником. Вид счастливого малыша окончательно развеял мои сомнения.

На всякий случай я составила маршрут в обход Центрального автовокзала. Лишняя пересадка удлинила дорогу и утомила мальчика; когда мы подходили к Малиному дому, Арик уже канючил не на шутку. Я позвонила трижды, как просила хозяйка. Ждать пришлось дольше обычного; затем послышался слабый голос:

– Кто там?

– Это мы, тетя Мали. Батшева с Ариком.

– Минутку, Батшевуш…

«Минутка» длилась так долго, что я начала сердиться. Стою тут, как дура, с капризничающим малышом на руках… Наконец щелкнул замок, и дверь приоткрылась; в щели виднелось скорбное лицо моей облаченной в халат тети Мали. Господи, да она и в самом деле больна!.. Я вошла в темную гостиную, опустила Арика на пол и с превеликим облегчением распрямила затекшую спину. И тут вспыхнул свет – так неожиданно, что Арик вскрикнул и прижался к моей ноге. И сразу же нас оглушил хор дюжины голосов:

– С днем рождения!

Я попятилась к двери и наткнулась на Мали; пока мы топтались у входа, она сбросила домашний халат, под которым оказалось праздничное платье. Моя красивая тетя улыбалась во весь ярко накрашенный рот и ничуть не походила на серьезно больную.

– С днем рождения, Батшевуш!.. Рои, где ты? Рои! Смотри, кто к тебе пришел! Это ведь Арик!

Рои, ее младший сын, уже бежал к нам, не дожидаясь повторного приглашения. Лишь в этот момент до меня дошло: сегодня пятое ноября, мой день рождения. Двадцать лет. Мне двадцать лет. Слезы хлынули, прежде чем я успела нажать на тормоза. Оставалось лишь закрыть лицо руками и заставить себя всхлипывать не слишком громко. Мали, обняв за плечи и бормоча что-то успокоительное, отвела меня в ванную. Вот уж сюрприз так сюрприз…

Приведя в порядок мою распухшую от слез физиономию, мы вернулись к гостям, и я смогла в полной мере оценить предусмотрительность тети. Среди приглашенных не было никого, кто мог бы выдать меня – намеренно или случайно: ни бабушки, ни дядьев, ни тем более Мениных родственников, включая Шломин. Квартал Джесси Каган остался на этом празднике без представителей. Что, конечно, имело и оборотную сторону: я знала здесь только Мали и ее семью. Остальной кворум моя заботливая тетя набрала с бору по сосенке из соседей, а также из друзей и сослуживцев мужа.

Среди последних выделялся невысокого роста крепыш по имени Мики Шварц – не столько своей непримечательной внешностью, сколько дорогим костюмом и галстуком, что выглядело необычно для наших мест, где даже на свадьбы и официальные приемы норовят прийти в мятых джинсах и футболке с растянутым воротом. Знакомя нас, Мали сказала, что он вместе с ее благоверным отслужил срочную в бригаде «Голани».

– «Голани»? – удивилась я.

Мики поднял брови. На вид ему было лет сорок; короткая стрижка, квадратное лицо, круглые живые глаза и узкогубый щелеобразный рот, делающий его обладателя похожим на говорящего робота из мультфильма.