О-О

– Из Беер-Шевы? – переспросил Барбур. – Стал-быть, так тебе и зваться – Беер-Шевой. А негритос и без погоняла обойдется. Много их тут развелось, вонючек…

Дикий Ромео к тому времени уже вовсю бегал по крышам, и это было единственным, что по-настоящему беспокоило Беер-Шеву в его новой ипостаси гида и обитателя Комплекса. Казалось, Ромео специально послан сюда каким-то хитрым мучителем, чтобы Беер-Шева ни на минуту не забывал о вечной и нескончаемой пытке – пытке вопросом: действительно ли он столкнул с крыши своего лучшего друга? Стоп-кадр с падающим Авишаем по-прежнему оставался непроницаемым для памяти. Ни к чему не приводили и попытки разговорить Чоколаку: тот сразу же замыкался – наглухо, как тогда, перед следователем.

Страшно было смотреть на лунатика, слепо раскачивающегося на краю карниза, – страшно даже не за него – за себя. Страшно было ощущать зуд в кончиках собственных пальцев – этот зуд звал подойти, подтолкнуть – и тогда, может быть, вспомнить. А когда приступ кончался и Дикий Ромео благополучно возвращался на свой матрас, беер-шевину бедную душу раздирали самые противоречивые чувства. Конечно, он испытывал облегчение от того, что приятель снова остался жив, но в то же время где-то в глубине души и огорчался продолжению пытки, и радовался очередной отсрочке приговора – приговора самому себе…

Сегодня Дикий Ромео опоздал. Луна уже вываливалась из-за горы, а он все не шел, и Беер-Шева, как всегда, поджидавший на Эй-крыше возле акации, решил проверить, в чем дело. Они почти столкнулись в коридоре. Сначала Беер-Шеве показалось, что Ромео случайно пропустил выход на лестницу и вот-вот осознает свою ошибку, но лунатик уверенно свернул в корпус Би и продолжал идти вперед, слепо задрав голову и удивительно точно минуя попадавшиеся по пути ямы и препятствия. Наверное, тут-то и следовало остановить его – позвать Чоколаку и превосходящими силами скрутить, связать, не пустить дальше.

Но Беер-Шева упустил момент. Упустил, уронил, почти столкнул… – или просто столкнул, без всякого «почти»… Именно об этом думал он снова и снова, глядя на Призрака и Чоколаку, которые передавали друг другу бинокль на дальнем краю крыши.

– Почему я? Почему именно я?..

– Ты что-то сказал? – обернулся Призрак.

Беер-Шева махнул рукой:

– Ничего.

Но Призрак уже шел к нему, пристроив на лицо сочувственную гримасу. «Сейчас утешать будет, – понял Беер-Шева, – проявлять дружескую заботу. Ромео гикнулся, теперь он окончательно в начальничках. Без году неделя в Комплексе, а вот поди ж ты… рационализатор хренов. И откуда он взялся такой? С виду белая косточка, цфонбон, и речь гладкая, а фразочки вставляет – шпана шпаной, и главное – к месту все, к месту. И глаза иной раз опасные, посмотрит – как резанет…»

– Кончай париться, братан, – сказал Призрак, подойдя. – Сам видишь, все устроилось. Заберут его, похоронят как человека. Получается, зря ты на Барбура накинулся… – он помолчал секунду-другую. – Или не зря? Тогда объясни. Сам видишь, я тут человек новый, многого не знаю.

– Не знаешь? – неприязненно переспросил Беер-Шева. – Все-то ты знаешь. Барбур – сволочь расчетливая. Какой-нибудь Кац, если ему что мешает, тут же за ножик хватается, а Барбур – нет, никогда. Этот ждет, пока нарыв созреет. Разве что поддавливает потихоньку – авось сам лопнет, без надреза. С тем поговорит, этому наврет, того запугает. Он ведь и к тебе подходил, правда? Мол, ничего личного, но мешает Ромео бизнесу, шумит чересчур. Подходил ведь, а?

Призрак пожал плечами.

– Ну, подходил, так что? Одно дело – на лишний базар жаловаться, и совсем другое – убить. Ты ведь внизу кричал про убийство, так? Вот я и говорю, что нелогично это, не вяжется. Ромео Барбуру доходы утроил – зачем его резать? Невыгодно…

– Наоборот! – перебил его Беер-Шева. – Мертвый Ромео для Барбура куда выгодней. Мертвец не шумит, не спорит, жрать не просит. Памятник ему поставил и греби деньги – чем плохо? Сам прикинь: тот лох, который в шахту упал – кем он был при жизни? Никем, хомяком жирным обыкновенным. А теперь ему цветы несут, свечки зажигают.

Какое-то время Призрак обдумывал услышанное, потом покачал головой.

– Все равно… трудно поверить. На Би-крышу никто просто так не полезет – разве что лунатик. Ты вот не пошел – и правильно сделал. Барбур тоже не дурак – лезть во все эти О-О…

На лицо Беер-Шевы вдруг выползла странная, похожая на змейку улыбка. Он встал с ведра и подошел к Призраку вплотную.

– Ты веришь, что О-О существует, а, умник? В О-О веришь, а в то, что Барбур может убить – нет? Интересно…

– Ни во что я не верю, – смущенно отвечал Призрак. – Что ты прицепился?

– Нет уж, нет уж, сам напросился… – Беер-Шева плаксиво сморщился: – «Я тут человек новый, многого не знаю…» – вот и слушай теперь, если не знаешь. Есть он, О-О. А может – она, О-О. Но скорее всего – оно, О-О… Или, если уж совсем точно – хрен-знает-как, О-О. Рюхаешь? Есть!

Он начинал говорить тихо, а теперь почти кричал, размахивая руками: