– Раз уж тебе уготовано быть золотым мальчиком, то и крестик надо золотой. Цепочки нет, я его не носил. Хранил в столе.
Венька хмыкнул.
– Чисто крестоносец буду!
– Знаешь, есть такой Храм Яслей[6 - Храм Яслей – Храм (Базилика) Рождества Христова, город Вифлеем, Палестина; построен над пещерой Рождества, где, согласно каноническим Евангелиям, появился младенец Христос.] в Вифлееме. А в окрестностях храма – лавки с освященными в нем атрибутами веры.
– Крестик, который ты с себя снял, другой был.
– Верно, тот был православный. А этот – крест рыцарей-странников, тамплиеров. Вот, возьми.
Мальчик протянул руку. Крестик в его ладони засиял.
– Ты не огорчайся, но он не очень-то золотой. Но я буду его держать в руке, и часть его станет мной. И тогда часть тебя тоже станет мной, потому что ты с ним что-то делал и присутствуешь в нем.
– Я медитировал, чтобы передать ему свою энергию.
– Буду вспоминать тебя… – Светлые глаза пацана заглянули в глаза Пилота, и он невольно весь подобрался, подтянулся, как струна; с бешеной скоростью в его сознании закружились, понеслись картинки, они закручивались, как стружки от сверла, и разлетались по сторонам.
– Не бойся. Я теперь так вижу. – Веня отвел взгляд.
Пилот выдохнул, медленно расслабляясь. Сила, которая его вздернула, отпустила…
– Ты увидишь Будду. – Пилот нервно улыбнулся. – Шутка…
– Не увижу, – серьезно ответил Веня.
– Поверь, вполне возможно, ведь в шутке присутствует…
Веня отмахнулся:
– Это он меня увидит.
– Правда? – Пилот широко распахнул глаза – он иногда поражался своей наивности. – Вот бы и мне…
– Шутка! – перебил его Веня и засмеялся.
Пилот, глядя на него, порадовался: ведь до сих пор он и улыбки Венькиной не видел. Слушая подхрюкивающий пацанский смех, Пилот понял, что мальчик счастлив…
* * *
…На лицо Пилота упали холодные капли. Он снова увидел небо. Теперь по нему ползла тучка, нехотя стряхивая с себя остатки влаги.
– Какая по счету была реальность? – Пилот прикрыл глаза, возвращаясь на скамейку. – Для меня. И как вообще их считать… Откуда начинать…
Она сидела там же, где вот только одну реальность назад он разговаривал с Венькой. Пилот ощущал ее, но не видел. Он каким-то уровнем сознания представлял ясно, будто видел воочию: она занимает вот такой объем вот такой формы… И отвечает ему:
– При чем же тут счет? На твоей планете вариантов немного – или ноль, или один. Особо выбирать не из чего.
Ее присутствие усилилось, как бы захватило и вобрало в себя Пилота, словно пульсирующая паутина. Он еле выдохнул:
– Ха-ха. Как тонко.
И тут же наступила холодная пустота, словно его вытолкнули из теплой комнаты на улицу, в промозглый осенний вечер…
* * *
…Дождевая вода полилась по лицу струйками, затекая под воротник на шею, прокрадываясь далее на спину и грудь. Пилот рывком поднялся на ноги, коснулся навигатора – посмотреть время. Уже двадцать минут он ждет товарищей. Оглянулся на крутой спуск – он обозначал древний берег реки. Когда-то в незапамятные времена таяли ледники, и дикие неуемные воды, ниспадавшие с тогда еще не Уральских, а совершенно безымянных гор, пробили глубокое и широкое – почти километровое – русло.
Пилот завел квадрик, развернулся на кромке болота и поднялся по уклону древнего берега. Осмотрелся. У края матерой горной тайги – свободный пятачок полянки. Останки развалившейся избушки. Несколько полуистлевших ящиков с кернами. Когда-то, в 60-70-х годах прошлого века, здесь стояла геологическая партия. Да и трек, по которому команда Пилота вышла к подножию горы Эквачахл, не что иное, как старая заросшая колея, пробитая сквозь тайгу советскими геологами: кое-где еще можно заметить шурфы… И, чтобы пройти трек на квадриках, пришлось не один день усердно работать бензопилой и топорами.
Пилот высвободил из груды трухлявых мокрых бревен помятый алюминиевый чайник, тронутый черным нагаром. Пробормотал сочувственно:
– Раз тебя не взяли, значит, собирались вернуться…
Он повесил артефакт на ближайший сук, продолжая рассуждать:
– А вот парни сегодня что-то медленно идут… Светлое время исходит, придется ночевать здесь. Места для палаток хватит.
Едва Пилот принял решение, как послышалось тарахтение двигателей. Один за другим, мокрые от колес до шлемов, подъехали Эльф и Тракторист. Они вкатились на середину полянки, облепленные разноцветной листвой, как ярмарочные повозки.
– Мучительно хочется чаю! – Шустрый Эльф первым снял шлем.
– Меняю весь урожай уральского чая на кружку кофе, – проворчал Тракторист.
– Кофе на ночь вредно, – возразил Пилот.
– До темноты еще почти полтора часа. Можно ехать.
– На болото заходить разумнее утром. Предлагаю ночевать здесь.
Предложение не встретило возражений. Через час палатки стояли. Под тентом томился Тракторист, в нетерпении ожидая возвращения товарищей. Пилот и Эльф спустились вниз по склону, чтобы сделать несколько снимков сумеречного болота. В вечерней тишине засыпающее болото бормочет и журчит, как невидимый гигантский младенец. Причудливые невесомые фигуры испарений кое-где поднимаются над кочками и кривыми деревцами.
Эльф шепотом заметил:
– Неравномерно, однако: где-то туман поднимается, а где-то – нет.
– Болотное творчество.
– Со вспышкой надо!.. Тогда туманные мимолетные скульптуры получатся на снимках эффектно.
«Ишь, знаток…» – подумал Пилот и достал камеру. Выставил покадровый режим и сделал несколько быстрых серий.
Среди темных облаков появился неровный бок луны. Ее ленивый свет неспешно опустился на болото. Дневные цвета осени – желтый, красный, бежевый сменились лиловыми и темно-карминными цветами лунной ночи. Не изменились только цвета пожухшей рогозы и болотного хвоща – лунный свет лишь подернул их тонким слоем серебристой пелены, похожей на плесень. Пилот переключил камеру на видео, но не прошло и минуты, как луна пропала за облаками.
– Досадно… – буркнул Пилот.
Темень стала плотной, почти ночной. От болота потянуло зябкой сыростью. Эльф закурил. И к слабому аромату тления приятно примешался запах сигаретного дыма…