Новеллы горной тайги

И верно – кое-где на скалах кривоватые сосенки, плотно укутанные снегом, напоминали фигуры танцующих скоморохов и гномов.

Местами на скалах укрепились разлапистые низкорослые ели, похожие на деревенских толстушек в пышных сарафанах. Снежные накидки не могли скрыть пестрых ленточек и побрякушек, повязанных на еловых лапах поклонниками местной силы.

Но сегодня, 2 января, турист еще не оправился от праздников и не обременял древние камни своим присутствием. Обильный новогодний снегопад скрыл следы прежних посетителей и окутал скалы флером первозданности…

Погуляли-походили по «городу», а Пилот в кураже заскочил на снегоходе на макушку одной из скал. И даже хотел выполнить полет с ее крыши, но Тракторист отговорил. Он потоптал снег за скалой и сообщил, что приземление будет жестким – под снегом близко притаились валуны.

Пришло время чаепития и бутербродов. А после Пилот откинулся на руль снегохода, вытянул ноги вдоль сиденья и задремал…

…Высокая худая фигура, обретая объем и гладкость, медленно вырастала из снега. Тусклый свет зимнего солнца, пробиваясь сквозь заснеженные кроны, ложился на черное тело женщины.

«Какая же она Золотая?» – подивился Пилот.

Солнечный свет падал на женщину пятнами и полосами, и под ними чернота сходила, уступая место цвету красному с оранжевым отблеском. Когда фигура приняла тигровый окрас, по ней пробежала дрожь. Она словно вспыхнула и сбросила остатки черной скорлупы.

Перед Пилотом стояла оранжевая, сияющая солнечным блеском женщина. Грудь, живот, бедра упруго колыхались, словно в лучах заката она покачивалась на морских волнах.

Не переступая, женщина приблизилась.

«Бог ты мой, только бы не закричала!» – подумал Пилот и робко вымолвил:

– Поговори со мною, Баба, о чем-нибудь поговори…

– Ва-ве-ле-чи-те… – не открывая уст, вещала женщина. – Ва-ве-ле-чи…

На каждый врастяжку произносимый слог перед Пилотом открывается картинка, скорее даже голограмма. Картинки начинают мелькать, сменяясь быстро, как кадры ускоренной съемки, а иногда замирают, словно стоп-кадр.

Бескрайняя тайга карабкается на склоны древних гор, переступая через быстрые реки, сбегающие с хребтов.

– Это – Уральские горы! – узнает Пилот.

Люди в телогрейках рубят кедры, строят избы и мосты, кладут гати.

– …Похоже на волну морского прибоя. Людская волна накатила в эти дикие места…

Останки домов и печей, скелеты дорог и мостов. В болоте одиноко торчит красная кабина вездехода.

– Отлив, волна откатилась… – догадывается Пилот.

Въездная стела, почерневшая, скрюченная – «Город Карпинск». Пустая улица пятиэтажок без окон. Заброшенный город без людей. На пустой площади лежат фонарные столбы. Что-то напоминают… Ах, да! Словно бы выложена римская цифра LX.

– Минет 60 лет, и здесь наступит запустение… – понимает Пилот.

Большая стела «Город Екатеринбург». Едва различимая, заросшая деревьями. Пустые улицы, редкие прохожие и старые авто. На въезде в город огромный торговый центр с проваленной крышей. Окраины захватывает лес…

– Людское море, пенясь, отступает… – шепчет Пилот. – Теперь народу здесь не больше, чем когда-то в скромном Карпинске…

Он заставляет себя посмотреть в лицо женщины и, возвышая голос, спрашивает:

– Что это? Пророчество?

И видит, как на сухом мерцающем ее лице раскрывается рот, провал его безысходно черен, по краям – два серебряных зуба. Из этой черноты готов вырваться крик…

– Только не кричи! Пожалуйста!.. – молит Пилот.

И слышит глухие толчки ее смеха…

– Надо же, смеется… – растерянно бормочет Пилот. Он пытается смотреть в глаза женщины.

Глаза без век не моргают. Их темно-оранжевую поверхность пересекает черная вертикальная линия. Она, как стрелка прибора, мелко дрожит.

«Глаза не человеческие…» – думает Пилот и решается спросить:

– Баба…Золотая, ты не человек? У тебя есть имя?

– Ва-ве-ле-чи-те… – монотонно бубнит Баба, сомкнув уста. – Ва-ве-ле-чи…

– Похоже, кричать не будет, – успокаивается Пилот и, осмелев, спрашивает:

– Прекрасная… э-э… прекрасное созданье, ты здесь живешь?

– Ва-ве-ле-чи-те… Ва-ве-ле-чи…

– Исчерпывающий ответ… – констатирует Пилот и видит…

Копер, квадратная башня заброшенной шахты. Она чуть наклонилась. Окна заварены ржавыми листами железа. Все покрыто серебристым куржаком.

– Мы там были… – вспоминает Пилот. – Там снегоход не ехал. Мотор надрывался, а снегоход – ни с места! На руках вынесли! Так и не поняли, что да почему – на 10 метров оттащили, он и поехал… – Это… – напрягает память Пилот, – хребет Рудничный… или Рудянский… Здесь недалеко. Кто-то рассказывал – шахта вроде и затоплена, а иной раз слышны крики…

Пилот чувствует – кто-то тянет его за ногу, но Баба стоит смирно, руки по швам.

Вот только она медленно истаивает, как мираж, а вместо нее возникает фигура Тракториста. Он хлопает Пилота по ноге, вопрошая:

– Чего стонем? Баба приснилась?

– Ага, приснилась… – подтверждает Пилот. – Золотая…

– Это хорошо, это правильно, – улыбается Тракторист. – Не зря, значит, приехали.

Он хлебает чай. От горячего чая изо рта валит пар.

– А у Бабы пара не было… – сонно соображает Пилот. – Не живая она…

– Солнце, однако, садится. Ехать надо, пока светло.

Пилот скидывает ноги на снег, надевает шлем.

– Поехали. – И заводит снегоход…