– О, да ты не радовал своих прежних хозяев… Теперь повернись ко мне и не смущайся, для меня ты – раб, существо бесполое. Ты понимаешь, что ты бессловесная тварь, Питер?
– Да, мисс.
– Называй меня Юлия.
– Хорошо, мисс Юлия.
– Фу, болван! – Она топнула ногой и ударила стеком по полке. Питер вздрогнул. – Говори мне просто – Юлия.
– Да, Юлия.
– Вот так. – Хозяйка смягчилась. – Теперь подойди.
Питер подошел. Он был напряжен, опасаясь, что эта стерва выкинет еще какой-нибудь фокус.
– А ты хочешь, чтобы я тоже разделась?
– Я… я не знаю… Юлия…
– Мы могли бы вместе обливаться водой, а?
– Я не смею ничего желать, вы – моя хозяйка.
Она еще постояла молча, потом фыркнула и ушла, а Питер бессильно опустился на теплую полку, его тело покрылось гусиной кожей, а зубы начали выбивать дробь.
Наконец явился Мургаб и застал Питера в слезах.
– Она… она разглядывала меня, словно я… – Питер не мог подобрать подходящего слова. – Словно я какой-то бык!
– Она – хозяйка, – сухо заметил старый слуга. – Вот тебе штаны и рубаха, а еще чистые обмотки и башмаки – как раз тебе впору.
– А подштанники?
– Рабам белье не полагается.
Питер стал одеваться. Одежда оказалась впору, башмаки – тоже.
– Чьи это вещи?
– Я не должен говорить.
– А кафтан мне вернут? Он очень просторный – в него можно заворачиваться, как в одеяло.
– Старых вещей нет.
– Ты их сжег?
– Нет, их забрала хозяйка.
– Но ведь они грязные и в крови!
– Потому и забрала.
Поняв, что сказал лишнее, Мургаб выскочил из термы. Питер, криво усмехнувшись, вышел за ним.
Старый слуга ждал его.
– Питер, ты только сегодня сюда явился и уже задал мне много вопросов. Держи язык за зубами – и проживешь долго. Если нет, то лучше бы тебе сбежать…
Мургаб развернулся и быстро пошел прочь, Питер в недоумении зашагал следом.
21
В бедной комнате его ожидал обед – большая теплая лепешка и вода в кувшине. Это было очень кстати, после термы есть захотелось особенно сильно.
Насытившись, Питер почувствовал, что хочет спать, однако мысль о том, что, заснув, он может навлечь на себя гнев хозяев, заставила пойти за советом к Мургабу.
– Скажи, какая у меня сегодня будет работа?
– Пока хозяин ничего мне не говорил, – развел руками слуга. – Сегодня можешь отдыхать.
– Что, и спать можно?
– Конечно, – кивнул Мургаб, пряча глаза.
– Ты советовал мне бежать…
– Не помню этого. Иди спать.
– Но сейчас еще день.
– Спи, пока можно, невольничья жизнь сложная – старайся есть с запасом, спать с запасом, неизвестно, какие могут случиться обстоятельства.
Спорить Питер не стал и, вернувшись к себе, лег на приготовленную чьими-то заботливыми руками постель. Он проспал несколько часов и, проснувшись, будто явился из небытия. Открыл глаза и ничего не увидел – за окном сгустились сумерки, потом посмотрел на дверь и подскочил от ужаса – в открытом проеме кто-то стоял. Питер не сразу понял, что это Мургаб.
– Если хочешь бежать, сегодня для тебя последняя возможность, – произнес старый слуга и закрыл дверь комнаты.
– Вот так дела, – прошептал Питер и почувствовал, что вся его одежда пропиталась холодным потом. – Неужели действительно бежать?
Он промокнул лицо тощей подушкой и сел. В голове тяжело ухало, обрывки мыслей мешались друг с другом, не давая ни на чем сосредоточиться. Бежать! Сегодня же! Но куда? Говорят, тут близко море – можно увязаться за обозом, поработать в каком-нибудь порту. Будет тяжело, но он справится, накопит денег и вернется в Гудбург, а там банкиры Нуха Земаниса – Нарстад и Хикле, они перепишут на него дядины капиталы, и все ужасы останутся позади.
Питер встал и, подойдя к двери, осторожно ее приоткрыл – в коридоре был слышен негромкий храп Мургаба. Неужели он успел так быстро заснуть? Миновав дверь в его комнату, Питер выглянул во двор – здесь тоже было тихо, мирно пели цикады, а в небе мерцали крупные звезды.
«Вот она – свобода!» – подумал Питер и вдохнул теплый, пахнущий садовыми травами воздух. Оставалось лишь перебраться через забор и двинуться на юг – туда, где начинаются дороги, ведущие в портовые города. Дождаться утра и пристать к обозу – чего уж проще.
Осмелев, Питер вышел во двор и притворил за собой дверь. В хозяйском доме не светилось ни огонька. Ступив на прогретые за день камни, Питер почувствовал решимость: сейчас он доберется до ограды, взберется по ступенчатым уступам – и свобода.
В темноте двор казался куда больше, чем днем, свет неполной луны размывал контуры предметов, делая их призрачными.