Маргарита

Это совсем расположило, как и рука – сильная, с длинными пальцами – вместе что-то аристократическое и мужицкое.

Рыба хорошая – семга, севрюга полукопченая, гость показал рукой, что достаточно, и не поторопился закусывать.

Непонятно откуда мелькнула мысль, что гость может быть иностранец, и тотчас человек произнес:

– Прибыл к вам ненадолго из заграницы.

– Вы из старой эмиграции, или я ошибаюсь?

– Да, можно сказать даже – из очень старой.

– И давно у нас не были?

Гость что-то в памяти взвесил.

– Порядочно уже.

– А живете сейчас?

– О, в разных странах. Приходится ездить по свету.

И опять на мысль о его занятиях тотчас ответил:

– Я специалист по древним культурам, рукописным историческим памятникам, прежде всего.

– Очень интересно. Тогда позвольте спросить о готовящемся сейчас на Западе издании…

– Евангелия от Иуды? – опередил гость.

– Как вы догадались?

– Многие сейчас интересуются, очень многие.

– Не фальшивка?

– Помилуйте, как может быть не фальшивкой нечто исходящее от каинитов – разумеется, их собственная фабрикация.

– Помню только, что это секта гностическая первых веков. Вы их как-то совсем отрицательно охарактеризовали.

– Да и не за что похвалить – все с ног на голову переворачивали. Каин у них, видите ли, относился к разряду сверхпосвященных, Содом и Гоморра чуть ли не сосредоточие благодетели.

– А предатель Иуда зачем им понадобился?

Гость чуть подумал перед ответом.

– Не сам Иуда, нет. Просто Ему очень противились, – ударение ясно показало, о ком именно речь. – Только почему вы назвали Иуду предателем?

Странно прозвучавший вопрос озадачил.

Дмитрий взялся рукой за бутылку, чувствуя, что гость совсем не против «продолжить».

– Ну а как же его еще называть? Собственно, имя давно нарицательное.

– Нарицательное, – сильная рука взяла рюмку, и они снова чокнулись.

Гость выпил и опять не обратил внимания на тарелку, но заметив сожалеющий взгляд угощающего хозяина, взял вилку и скушал кусочек севрюги.

– Весьма приличного качества, – похвалил он, – астраханская, браконьерского происхождения. – И коснулся салфеткою губ. – Нарицательное имя, вы правы. Нарицать человечество очень хорошо научилось, а вот следить за собой – не очень.

Он поразмыслил немного, окунувшись ушедшим зрением внутрь. Совсем глубоко…

– Иуда ничего не писал. Ведь и времени у него для этого не было, – голова уверенно очень качнулась, – абсолютно не было времени.

– Вам, однако, не понравилось почему-то, что я назвал Иуду предателем, хотя слова эти вовсе не оригинальны.

Лицо собеседника отразило слегка, что ему действительно не понравилось.

– Я бы сказал, это несколько неделикатно в отношении того, кто потом наложил на себя руки.

Митя подумал, что если честно – смерть Иуды всегда выпадала для него из общего евангелического контекста, и умный собеседник, пожалуй что, правильно указал на упущенный оттенок в религиозной истории.

– Вот, – подтверждая его мысль, проговорил тот, – это, во-первых. А во-вторых, предательство, Дмитрий Игоревич, очень не простое понятие. Вам, как хорошо образованному гуманитарию, не приходила мысль рассмотреть его в категории самого языка.

– Этимологически, вы имеете в виду? Ну, пре-дать, приставка здесь, конечно, несет переходящую смысловую нагрузку. Передать нечто?

– Именно, и в других языках структура слова такая же. Хотя в некоторых предательство выражается другим нашим выраженьем – «измена». Но тоже, как видите, «из» и «мена» – выход из установленного менового процесса.

Собственно говоря, из этого небольшого разбора не следовали никакие серьезные выводы.

Но гость пояснил:

– Понятие, таким образом, появилось как простая комбинация обыденных слов, а выведенное из обыденного-земного не может выражать глубокие смыслы. Возьмите, например, для сравнения, слово «чудо», оно ни в коем случае не вторично.

В машине, отвозившей его домой в ближний московский загород, Митя почти сразу заснул, и за час с лишним вполне освежился.

Где-то у него визитная карточка этого интересного собеседника… вышло, что подвалила компания разогретых совсем казаков, и гость быстро откланялся, а на место его бухнулся невысокий коренасто-округлый мужик в мундире и с атрибутами непонятного войска.

Дальше, однако, помнилось, как через сонную дымку.

Мужик, побратавшийся уже с прочими атаманами, оказался головою войска американо-канадского, созданного еще до революции и укрепленного затем белым эмигрантским движением. Странное дело – Митя о такой организации раньше слыхом не слыхивал. Что еще… хамская исключительно рожа, улыбающаяся острыми зубами, которых реже во рту против нормального. Руки проворные, похожие на лапы какие-то от животного. Североамериканский этот казак первым делом налил себе водки полный фужер и опрокинул так, словно пасть его напрямую переходила в желудок, а затем проворно сложил стопочкой с почти нетронутой тарелки ушедшего гостя всю рыбу и таким же манером отправил во внутрь. Умудрился при этом сделать своего рода «Наполеон», переслаивая севрюгу и семгу.

И нес без остановки туфту какую-то.

Теперь, когда машина повернула в родной переулок, Митя вспомнил все обстоятельней.

Словечки разные со псевдофольклорным окрасом: «исполать»… то есть ему, Дмитрию, исполать неизвестно что, и «к миру на погубленье сошло черное воронье», а он, опять же, «супротивна ему надёжа», и «в уговорном стремленье» – значит, к Дмитрию – казачество североамериканское вместе с неграми, которые в их ряды прямо прут, они-мы выгоним супостата. Какой-то мировой масштаб получался с непонятным исходом – куда выгонять в таком случае, в космос? Затем «представитель» махнул второй фужер с водкой, понюхал тарелку и спел куплет из известной песенки «Ехали казаки по Берлину» – прочие на исполнение ответили стройным «Любо!», а Митя понял, что нужно сматываться.

Благо журналистов уже не осталось, разъехались сдавать материалы – этот животнообразный, начал раздавать щелчки в воздух, сопровождая: «мы этих нехристей, мы этих арабов, армяшек, грузинцев разных…», хорошо не дошло до евреев, хоть и свои кругом, а все равно кто-нибудь донесет.