Озеро: воскресшие

Они поднялись на холм, с которого за деревьями были видны высокие башни Замка. Райан достал планшет, отсканировал подкожный чип на запястье, и часть зеленого дерна отъехала в сторону, обнажив стальную дверь. Как обычно, Райан первым спустился в крипту по узкой железной лестнице. Мэри вошла следом. В проходе над их головами одна за другой зажигались лампы, озаряя путь вниз, глубоко под землю. Ровно сорок ступеней. Каждый раз Мэри пересчитывала их все. Эта привычка казалась Райану забавной игрой, но Мэри знала: считая ступени, она просто успокаивает себя перед встречей с очередным добровольцем.

Колонны поддерживали высокий сводчатый потолок, десяток светильников наполняли зал светом. У дальней стены крипты стояла панель управления с тремя виртуальными мониторами, проекцией клавиатуры и вращающимся рабочим стулом. Посреди зала, на возвышении, царствовало белое кресло экстракции: отрегулированное в полулежачее положение, будто памятник на постаменте, оно было главным. Вне всяких сомнений.

– Доброволец только что подъехал. Я открою ворота. – Динамики коммутатора заговорили голосом Четверки.

Райан проверял оборудование: виртуальные мониторы запестрели вереницами цифр и кодов. Все было готово.

Мэри заняла свое место возле белого кресла, прикрыла глаза, глубоко дышала. Сегодня ей было не по себе. Впервые за все время работы с добровольцами она осознала, что их воскресшие могут быть не так безобидны, как кажется. Ночная история с Эштоном все еще будоражила память яркими, пугающими всполохами. Она посмотрела на вторую дверь, через которую входили добровольцы. Дверь вела прямиком к выходу с территории Замка, к воротам, чтобы добровольцы могли зайти в крипту, минуя сам Замок и сад.

Никому из посторонних Райан не дозволял появляться на своих землях и тем более смотреть на живущих там воскресших до тех пор, пока его проект не будет полностью завершен. Увиденное вряд ли могло уложиться в голове непосвященного. Место, населенное давно ушедшими в мир иной людьми, чем бы они сейчас ни были, – это зрелище не для слабонервных.

Райан делил добровольцев на две психологические группы. Одни были уверены в своей правоте и необходимости того, что собираются совершить. Ждали дня, часа, когда наконец смогут сесть в кресло экстракции памяти и снова увидеть потерянного навеки человека, ощутить его присутствие. Другие же, наоборот, боялись. Добровольцам этого типа казалось, что они нарушают естественные и божественные законы, взламывают основы бытия, чтобы поставить их с ног на голову. Страх путал их воспоминания, сбивал коды, встряхивал верные алгоритмы и выворачивал их наизнанку.

Женщина, что вошла в зал, робко озиралась по сторонам. Увидев белое кресло, она едва заметно вздрогнула и застыла на месте, не решаясь сделать шаг к постаменту. Второй тип. В таких случаях Мэри была незаменима.

– Добро пожаловать, Анетта.

Мэри подошла к ней и уверенно протянула руку, приглашая, успокаивая, всем своим видом показывая, что все будет хорошо.

Четверка стояла за спиной добровольца, ее сосредоточенный взгляд казался застывшим. Она просматривала на внутренних мониторах файлы и скачивала программы, необходимые Райану для настроек.

Анетта опустила глаза, она явно хотела что-то сказать, но еще не решилась.

– Прошу вас, не стесняйтесь спрашивать, – попросила Мэри.

Взяв Анетту под руку, она подвела ее к креслу экстракции, помогла сесть поудобнее. Женщина слегка улыбнулась, посмотрела вокруг с интересом.

– Я так много читала о вашем проекте, – сказала Анетта, повернувшись к Райану. – Если у вас все получится, кажется, вы создадите рай на Земле.

Ее голос разносился по крипте, отдаваясь легким эхом от белых стен.

– До сих пор не могу поверить, что я здесь. Это приглашение в Замок… Я бросила работу, мужа, взяла билет на самолет и на следующий день была в Дублине.

– На следующий день? Мы ждали вас неделю, – удивилась Мэри.

– Еще бы! В Дублине я вдруг запаниковала: что, если я не имею права, что, если мой воскресший будет страдать? Дорога до Килларни заняла у меня так много времени… Я останавливалась на каждом перекрестке, в каждом отеле по пути, просто сидела и думала, не совершу ли я преступление, приехав в Замок?

Не теряя времени, Мэри надевала нейронный дешифратор на голову Анетты. Райан создал его специально для программы воскрешения – шлем декодировал мыслительные процессы человека в понятные компьютерам символы и отсылал прямиком на сервер.

Повернувшись к женщине вполоборота, не особенно прислушиваясь, Райан просматривал входящие от Четверки данные. Сама же андроид стояла как вкопанная у входа, все еще занятая внутренними программными процессами. Но Анетта ничего не замечала, она говорила словно сама с собой, то ли ободряя себя, то ли оправдываясь за смелость быть здесь.

– Но сегодня утром с дороги я увидела башни Замка. Не смогла сказать себе «нет».

Женщина молитвенно сложила руки, привстала.

– Мистер О’Коннелл, мисс Мэри, пообещайте, что моя дочь ни на секунду не испытает те боль и ужас, которые были с ней в ее последние минуты. Поклянитесь мне!

В таких случаях Райан предоставлял слово Мэри, а сам отводил глаза, поворачивался к мониторам. Ему нравилось, как спокойно Мэри говорит с растерянным добровольцем, как расставляет все точки над «i», как поток ее мягкого голоса уносит прочь страх и сомнения. Вскоре Мэри, как обычно, сказала «мы готовы», и Четверка, подсоединившись к серверу, дала старт процессу экстракции памяти.

Свет в крипте погас, только пара ламп горела над приборной панелью, едва рассеивая тьму, превращая ее в уютный полумрак. Анетта крепко сжала подлокотники кресла. Она все еще страшилась того, что будет дальше.

– Мэри, вы можете взять меня за руку? Если не трудно, – попросила Анетта.

Ничуть не удивившись, Мэри приблизила свой стул к креслу экстракции. Холодная кисть Анетты подрагивала.

Нейронный дешифратор работал как надо – крипта преображалась, предметы и стены размывались, исчезая, будто в густом тумане. Когда первые очертания проявились вокруг, Анетта ахнула. Она сидела в том же кресле, но посреди собственной лужайки, повернувшись лицом к своему дому. Над ее головой синело чистое небо Лос-Анджелеса, солнце яростно припекало, по траве полз зеленый жесткий шланг для полива – садовник тянул его к альпийской горке в другом конце двора.

– В моей станции виртуальной реальности все тоже как настоящее, – привстала Анетта. Она потрогала прогретую солнцем кожу; свесившись с кресла, провела рукой по влажной от полива траве. – Но там только игры, придуманные комнаты и прочая ерунда. Я никогда не видела собственный дом в виртуальной проекции!

– Наша станция работает немного иначе, чем игровая. – Райан повернулся к ним в кресле, которое, казалось, тоже стоит посреди лужайки. – Мы считываем ваши реальные воспоминания нейронным дешифратором, который я создал, и сигнал тут же преобразуется в визуализацию. Я написал программу, которая выдает визуализацию экспромтом, декодируя ее непосредственно из вашей памяти.

Хотя Райан никогда не говорил с людьми об их чувствах и прочей душевной мешанине, он обожал рассказывать им о своем главном сокровище, о деле своей жизни. Тут он оживлялся, закидывал ногу на ногу и любовался видениями вместе с ошарашенными добровольцами.

– Если я сейчас встану, то смогу пройти в свой дом? Открыть вон ту дверь и войти? – спросила Анетта, приподнимаясь.

Но Мэри задержала ее быстрым движением руки.

– Потенциально, да. Но вы здесь не для развлечения, а для воскрешения вашей дочери. Мы должны проделать эту работу вместе.

Анетта все еще оглядывала собственную лужайку. Над ее ухом прожужжал толстый шмель. Он опустился на раскрытый бутон розы: важно качал крыльями, семенил по лепесткам.

– Еще мне пришлось усовершенствовать сами станции виртуальной реальности, которые и так есть в каждом доме. Вы видите, слышите, ощущаете, обоняете не какую-нибудь придуманную вселенную, а собственное прошлое, свою жизнь.

– Это совершенно сбивает с толку, кажется таким настоящим. Потому что здесь все мое, все, что я помню. А воскресшие? – вдруг спросила Анетта. – Моя дочь, она будет такой же, как персонаж игры?

Райан подумал немного.

– Благодаря написанной мной программе, она будет такой, какой вы ее помните. Проекцией, как этот дом или куст роз. Только во много раз более сложной.

Анетта покачала головой. Она знала, что, увидев дочь, все поймет сама, и объяснить словами сотворенное Райаном О’Коннеллом чудо, которое скоро произойдет, было невозможно.

К концу его речи Анетта сидела в кресле глубоко и уверенно, руки согрелись, пальцы больше не дрожали – она была готова.

– Ну что, поехали, – скомандовала Мэри.

Она знала, что пройдет не так много времени, прежде чем Анетта поймет, что в технологии Райана таится не только волшебство, но и боль, и чем более реальным кажется все вокруг, тем тяжелее будет встреча женщины со своим прошлым. С тем самым днем.

– Итак, вы впервые принесли ее домой?

Анетта кивнула.

Мимо нее и Мэри проходит коренастая женщина в синей майке, широких штанах и с автолюлькой в руках. За Анеттой семенит кремовый пудель, явно удивленный и до ужаса взволнованный запахом новорожденной девочки. Торопливые шаги по дорожке, кряхтение и ворчание – муж Анетты обгоняет ее, повсюду разносится сильный запах мужских духов – амбра и ваниль. Он забегает на ступени крыльца, тяжелые пакеты, руки заняты. Он и пудель, оба взволнованы одинаково. Где-то здесь прячется простое счастье: в лужайке, автолюльке, тяжелых пакетах, пыхтении и суете. Трое людей и собака исчезают в недрах дома. Вечереет. Цикады, опьяненные жарой, неистово стрекочут.

В визуальной проекции остались только Анетта и Мэри. Не видно ни Райана и Четверки, ни мониторов, ни крипты, – все это словно было сном, и вокруг только темные стены дома и вид с холма на долину Города ангелов.

Вот Еве уже семь, она скачет по дивану вместе с собакой и громко хохочет, вокруг разбросаны игрушки.

Анетта в кресле экстракции памяти зажимает рот рукой, чтобы не закричать и не сорваться с места. Все смещается в сторону, затем вверх, пахнет жареной индейкой, ночь подсвечена гирляндами. Анетта протягивает руку, чувствует деревянные перила лестницы. Одна из десятка фотографий вдоль ступеней висит криво, и Анетта, чуть привстав, поправляет ее с нежностью. Кресло экстракции выезжает на площадку второго этажа. На двери комнаты Евы висит меловая доска, маленькая и вся в белой пыли. «Не беспокой меня. Я серьезно, мама!» Дверь в комнату открывается – за столом сидит Ева, сосредоточенная, сердитая. Она даже головы не поворачивает к матери и Мэри, словно их здесь нет.