– Ого! В Бродмуре все было скромнее.
– Недавно нам пришлось серьезно повысить уровень защиты. С тех пор как сюда перевели Стефани…
– А кто такая Стефани?
Вместо ответа Юрий кивком указал на женщину, появившуюся из двери позади стойки регистрации. В чертах ее лица угадывалось карибское происхождение. Лет сорока пяти, безупречное боб-каре.
– Стефани Кларк, управляющая в Гроуве, – сухо улыбнувшись, представилась женщина.
Ее рукопожатие оказалось крепче и решительнее, чем у Юрия, и гораздо менее радушным.
– Как управляющая я уделяю первостепенное внимание безопасности, – заявила Стефани. – Это касается и пациентов, и персонала. Если вам не обеспечена должная безопасность, значит, она не обеспечена и пациентам. – Она выдала мне небольшое устройство (сигнализацию, на случай нападения). – Всегда держите под рукой: не нужно просто оставлять это в кабинете.
Я с трудом поборол в себе желание произнести «слушаюсь, мэм!». С этой Стефани лучше не ссориться, иначе проблем не избежать. Я всегда придерживался подобной тактики со строгими начальницами: не спорил, не высовывался, и все было прекрасно.
– Приятно с вами познакомиться, – с улыбкой произнес я.
Стефани кивнула, но не улыбнулась в ответ:
– Юрий вас проводит.
Затем она развернулась и, больше не взглянув на меня, ушла.
– Пойдемте, – позвал Юрий.
И я последовал за ним к массивной стальной двери, ведущей в само отделение. Тут же рядом с металлодетектором дежурил охранник.
– Думаю, вас учить не надо, – произнес Юрий. – Никаких острых предметов, ничего, что может быть использовано как оружие.
– Зажигалки тоже нельзя, – добавил охранник, выуживая ее у меня из кармана и глядя с осуждением.
– Прошу прощения, совсем забыл! – извинился я.
– Я провожу вас в кабинет. – Юрий жестом пригласил следовать за ним. – Сейчас все на общем собрании, поэтому так тихо.
– Я могу к ним присоединиться? – спросил я.
– Не хотите сначала устроиться в кабинете? – изумился Юрий.
– До кабинета я могу дойти и потом. Вас не затруднит проводить меня на собрание?
– Как скажете. – Юрий пожал плечами. – Тогда нам сюда.
И мы пошли по длинным коридорам, отделенным друг от друга запертыми дверьми. Ритмично закрывались двери, лязгали и уезжали в пазы при открытии мощные штыри, поворачивались в замках ключи. Мы продвигались вперед с черепашьей скоростью.
Судя по виду коридоров, ремонт здесь не проводили уже несколько лет: краска на стенах облупилась, помещения пропитались слабым затхлым запахом плесени и разложения.
– Мы пришли, – проговорил Юрий, останавливаясь перед одной из закрытых дверей. – Заходите.
– Благодарю.
Пару мгновений я собирался с мыслями, а потом открыл дверь и шагнул внутрь.
5
Собрание проходило в длинной комнате с высокими зарешеченными окнами, выходившими на глухую кирпичную стену. Пахло кофе и неизменным лосьоном Юрия. Примерно тридцать человек сидели по кругу. Почти все держали в руках картонные стаканчики с чаем или кофе и, позевывая, с трудом отгоняли утреннюю дремоту. Те, кто уже допил, возились со своими пустыми стаканчиками – бесцельно вертели их в руках, мяли, плющили или рвали на кусочки.
Собрание проводилось один или два раза каждый день и представляло собой нечто среднее между административным совещанием и сеансом групповой психотерапии. На повестке дня обсуждались насущные вопросы, касающиеся больницы в целом и лечения конкретных пациентов в частности. Это была, говоря словами профессора Диомидиса, попытка вовлечь пациентов в собственное лечение и побудить их нести ответственность за свое состояние. Не стоит и говорить, что этот метод не всегда работал.
Прошлое Диомидиса, связанное с сеансами групповой терапии, означало, что он любил проводить разного рода собрания и особенно поощрял совместную работу. Видимо, Диомидису нравилось выступать перед аудиторией. В этом он напоминал театрального импресарио. Профессор поднялся со своего места и шагнул мне навстречу с распростертыми объятиями.
– Тео! Вот и вы! Добро пожаловать!
Диомидис говорил с едва уловимым греческим акцентом, который почти исчез за те тридцать лет, что он прожил в Англии. Статный, несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, в этой энергичной, озорной манере он выглядел моложе и больше напоминал легкомысленного дядюшку, чем психотерапевта. Однако это не означало, что Диомидис не уделял должного внимания пациентам. Напротив, утром он приезжал в Гроув первым, еще до прихода уборщиц, и засиживался допоздна, после того как на дежурство заступала вечерняя смена, а то и ночевал у себя в кабинете на кушетке. Дважды разведенный профессор шутил, что самым удачным оказался третий брак, когда он связал свою жизнь с Гроувом.
– Присаживайтесь! – Глядя на меня, Диомидис махнул рукой на свободный стул рядом со своим. – Сюда-сюда-сюда!
После того как я уселся, он с некоторым пафосом произнес:
– Позвольте представить нашего нового психотерапевта! Его зовут Тео Фабер. Давайте поприветствуем нового члена нашей небольшой, но дружной семьи!
Пока Диомидис говорил, я скользил глазами по сидящим вокруг людям, выискивая Алисию. Увы, ее нигде не было. В отличие от профессора Диомидиса, одетого в безупречный костюм и галстук, остальные предпочли менее формальные рубашки с коротким рукавом или просто футболки. Было сложно сказать, где тут персонал, а где больные.
Вскоре обнаружилась пара знакомых лиц. Например, Кристиан, которого я знал по Бродмуру: темная борода, сломанный нос (парень увлекается регби), красивые, хоть и немного устрашающие черты лица. Он ушел из Бродмура вскоре после моего поступления на работу. Помню, Кристиан мне не особо понравился; впрочем, я толком ничего о нем не знал, потому что мы практически не работали вместе. Далее я заметил Индиру, которая проводила собеседование. Она улыбнулась мне, и я слегка приободрился – это было единственное дружелюбное лицо здесь.
Больные смотрели на меня с откровенным подозрением, что вполне понятно. Каждому пришлось пережить насилие: физическое, моральное или сексуальное. Пройдет еще много времени, прежде чем они научатся мне доверять. А кто-то так и не сумеет. Среди пациентов оказались только женщины – с грубоватыми морщинистыми лицами, у некоторых виднелись шрамы. У каждой из них была тяжелая жизнь. Страдания от всевозможных ужасов надломили их душевное здоровье, толкнув в чудовищный мир психического заболевания. Их пути отображались на лицах, что невозможно было не заметить.
Но где же Алисия Беренсон? Я еще раз безуспешно пробежался взглядом по лицам. И вдруг осознал, что смотрю прямо на нее: Алисия сидела напротив меня, с противоположной стороны круга! Я не видел женщину, потому что она была невидимой. Без сомнений, ее сильно накачали седативными препаратами. Тяжело развалившись на стуле, Алисия держала в трясущейся руке стаканчик с чаем. Жидкость тонкой струйкой стекала на пол. Я едва удержался, чтобы не подойти и не поправить стаканчик. Она была настолько не здесь, что не заметила бы, если б я это сделал.
Я не ожидал, что Алисия окажется в столь плачевном состоянии. Немногое сейчас напоминало в ней ту красивую женщину, которую я помнил: глубокие синие глаза, идеальные пропорции лица. Сейчас Алисия страшно исхудала, выглядела неухоженной. Роскошная рыжая шевелюра превратилась в грязное слипшееся месиво вокруг плеч. Ногти на руках были сгрызены, местами до мяса. На обоих запястьях белели старые шрамы от порезов – эти отметины Алисия правдиво изобразила в своей «Алкесте». Ее пальцы дрожали не переставая – явный побочный эффект, возникший на фоне приема сильных наркотических препаратов вроде «Рисперидона» или других тяжелых антипсихотических средств. В уголках приоткрытого рта блестела слюна – неконтролируемое слюноотделение, к несчастью, еще один побочный эффект подобного лечения.
Неожиданно я поймал на себе взгляд профессора Диомидиса. Пришлось прекратить рассматривать Алисию и повернуться к нему.
– Расскажите про себя, Тео. Буквально пару слов. Думаю, у вас это получится лучше, чем у меня, – произнес профессор.
– Большое спасибо. – Я кивнул. – Вряд ли смогу что-нибудь добавить к уже сказанному, пожалуй, кроме одного: я очень рад, что работаю здесь. Волнуюсь и немного нервничаю, но полон надежд. И очень хочу познакомиться с каждым из вас поближе, особенно с пациентами. Я…
Внезапно мою речь прервал громкий звук распахнутой двери. В первое мгновение я подумал, что у меня начались галлюцинации. В комнату ворвалась исполинского роста женщина с двумя деревянными копьями, шипастыми на концах. Она подняла копья над головой, а потом швырнула в нас. Одна из больных закрыла лицо руками и закричала.
Я был почти уверен, что шипы проткнут нас насквозь – но они грохнулись на пол прямо посреди нашего круга. И только теперь увидел, что это вовсе не шипы, а бильярдный кий, сломанный пополам. Эта крупная пациентка, темноволосая, по всей видимости турчанка, закричала:
– Как же меня это бесит! Кий сломан уже неделю, а нового так и нет ни хрена!
– Ну что за выражения, Элиф! – одернул великаншу Диомидис. – Я не стану обсуждать эту претензию, пока не решу, стоит ли допускать вас до участия в собрании, учитывая то, с каким опозданием вы сюда явились! – Профессор эффектно тряхнул шевелюрой и повернулся ко мне: – А вы что думаете, Тео?
Я не сразу нашелся, что ответить.
– Полагаю, важно уважать друг друга и приходить на собрание ко времени… – начал было я.