Охлажденный и Замороженный
Немецкие специалисты, прибывшие вместе с аквариумом, быстро все подключили, проверили и уехали, оставив Женьке толстую инструкцию к стеклянному чуду на немецком языке. Медсестра, работавшая раньше с Макаром Семеновичем, в принципе, знала, где стоят датчики давления, пульса, сахара в крови и в моче. Доктор Закгейм следил за показателями и назначал пациенту необходимые препараты. Здесь проблем не было. Это все можно было сделать и без Жени. Женьке же предстояло заставить Макара Семеновича шевелиться и принимать нужные решения.
После того, как установка начала функционировать, Женькина команда приступила к работе. Для научного эксперимента у председателя колхоза Петра Авдеича за жидкую валюту был выкуплен хорошо себя показавший в случае стоматолога военно-полевой телефон. Ночью, запершись с директором в кабинете, начали давать ему малые токи. Электроды попеременно подключали к разным частям тела директора, пробуя и так и этак. Реакции не было. Постепенно ток увеличивали, меняли места подключения. Через три часа стало казаться, что этот гриб умер и засох еще в прошлом веке.
Команда без сил рухнула на пол, студенты закурили, а потом приняли своей настойки. Женя с Лялей тоже выпили. Постепенно настроение поднималось. «Поднимите мне веки, я ничего не вижу!» ‒ страшными голосами орали студенты, катаясь по полу.
Среди веселья кто-то неожиданно предложил прижечь директору причинное место, для бодрости духа. Ляля пыталась демонстрировать директору стриптиз. Эффекта по-прежнему не было.
Здесь нужно заметить, что члены Женькиной команды, выросшие в СССР, были, по существу, советскими людьми и опирались на достижения науки и техники того времени. Эти достижения они почерпнули из журналов «Наука и жизнь» и «Юный натуралист», где пропагандировали физиотерапию, электрофорез и грязелечение. Поэтому, не удивительно, что друзья прибегали именно к этим методам. Сказалась и прочитанная в детстве научно-фантастическая литература с гиперболоидом инженера Гарина, головой профессора Доуэля и призраком замка Моррисвилль.
В огромном шкафу у Макара Семеновича нашли прекрасную коллекцию спиртного со всего мира, что придало эксперименту новый размах. Женька масляными глазами поглядывал на Лялю, думая, куда бы отослать студентов. И тут кто-то из них вытащил из шкафа дефибриллятор. Прибор держали в директорском кабинете на всякий случай.
Вспоминая навыки, приобретенные из сериалов о скорой помощи, начали тыкать директора в разных местах. Студенты по очереди хватали электроды, Ляля держала Макара Семеновича за ноги. «Разряд!» – командовал Женька. Директор бился в конвульсиях, но в себя не приходил. Все было бесполезно.
В кабинете стоял густой дым от курева, команда крутилась вокруг Макара Семеновича, пытаясь с помощью разных ухищрений заставить его пошевелить хотя бы пальцем. В конце концов, так закрутились, что перестали замечать, кто и что делал. Первоначальный журнал наблюдений, где фиксировали все процедуры, давно валялся на полу. В этой суете неожиданно у Ляли лопнула застежка лифа и щелкнула Макара Семеновича по носу. «Вот блядь!» ‒ сказал директор и открыл глаза.
У Женьки отвалилась челюсть и изо рта выпала сигарета прямо на ширинку Макара Семеновича. Остальные члены «научного» коллектива застыли в глубоком изумлении, тупо глядя на директора. Макар же Семенович зевнул, закрыл глаза и снова умер.
Остаток ночи прошел в бесплодных попытках повторить успех. Макара Семеновича щелкали по носу, трясли перед ним Лялиными грудями, пробовали давать настойку – все было бесполезно. Казалось, директор умер навсегда. Утром пришел доктор Закгейм, проверил показатели и объявил, что все в норме. «Макар Семенович свеж, бодр и работоспособен. После легкого массажа и порции витаминов он будет готов выполнять должностные обязанности», ‒ нимало не смущаясь, объявил доктор Закгейм.
Женька отпустил команду, а сам решил поговорить с доктором. Принеся Закгейму глубокие извинения по поводу своей несдержанности, Женя подарил ему красивую бутылку из директорского шкафа и предложил пообедать. Доктор поначалу задирал нос, сопел и делал вид, что сильно занят, но потом уступил настойчивым Женькиным просьбам.
Зашли в кабачок. Причем доктор прошел мимо двух кафе и одной закусочной и остановился лишь в паре километров от фабрики.
‒ Здесь что, дешевле? ‒ съязвил Женька.
‒ Нет, ‒ ответил Закгейм, ‒ здесь не прослушивают.
При этом доктор обвел зал внимательным взглядом и даже зачем-то заглянул под стол.
Женька решил быть откровенным, он рассказал о ночных экспериментах, умолчав лишь про трясение Лялиными сиськами перед лицом Макара Семеновича, поскольку заметил, что доктор неровно дышит на Лялин зад.
Рассказ не вызвал особого удивления у Закгейма, хотя он и не ожидал от Женькиной команды особых успехов. Единственное, чего опасался доктор, что Женька с компанией окончательно угробят источник благополучия многих достойных гомельских семей, в том числе и его собственной. Женя заверил Закгейма, что у него и в мыслях нет ничего подобного, наоборот, он намерен осчастливить гомельчан еще на долгие годы.
Женька предложил выпить, доктор, к его удивлению, не отказался. После этого беседа потекла более радушно. Закгейм рассказал, что Макар Семенович в принципе живой, кровеносная система, сердце и легкие у него работают. А вот нервная система засорилась, как старая канализация, причем пробить этот засор вряд ли возможно.
‒ Поймите, ‒ убеждал Женьку доктор, ‒ Макар Семенович пережил индустриализацию, сталинские репрессии, хрущевскую оттепель, застой – он все уже видел и ему не интересно, нервные каналы забиты солями и воспоминаниями, и это его устраивает. В физиологическом смысле он больше растение чем человек. Гриб-трутовик, ‒ скривился Закгейм. ‒ Поэтому все, что он может – это сидеть на месте, присосавшись к раствору глюкозы. Ну и пусть сидит, черви не завелись и хорошо!
‒ А как же сексуальная потребность? ‒ поинтересовался Женька.
‒ А…, это… ну, это условный рефлекс, выработанный за долгие годы руководящей работы, это у него происходит автоматически, как спороношение, ‒ объяснил опытный Закгейм.
‒ А вы не пробовали лишать его удовольствия? ‒ спросил Женя. ‒ Может это его оживит.
‒ Его уже ничего не оживит, ‒ поскучнев, заключил доктор.
На прощанье доктор попросил не пользоваться директорским спиртным, поскольку «сумасшедшая Фира» все записывает. И посоветовал не пить заводскую «гидрашку», то есть спирт из опилок. Местные алкаши к «гидрашке» привычны, пьют и не слепнут, а вот новому человеку лучше избегать.
На том и расстались.
Часть 10
Несколько дней Женька пребывал в депрессии, время от времени выныривая на поверхность с помощью крепкого алкоголя. Спиртное придавало уверенности в том, что неразрешимых проблем не существует. «В крайнем случае, уеду в деревню, ‒ думал Женя, ‒ заведу корову, картошку посажу. Проживу как-нибудь». Но эти мысли помогали только на время, в глубине души Женя понимал, что заставить гриб говорить невозможно. Ситуация была тупиковой. «Придется сдать костюм обратно и возвращаться в морозильник», ‒ все чаще думал Женька.
В один из дней, когда он в очередной раз вынырнул из пучины своей хандры, в кафе к нему за столик подсел невысокий лысый человек, плутоватого вида. «И физиономия, прошу заметить, глумливая», ‒ вспомнил Женька слова классика.
Человек был с ног до головы одет в «Адидас». Кажется, даже носки у него были от известной фирмы. Увидев Женькино изумление, незнакомец не стесняясь громко объявил:
‒ Кто имеет «Адидас» ‒ тому любая баба даст!
После чего сунул Женьке с золотым тиснением визитную карточку. На которой значилось:
Иглоукалывание и Магнитный Резонанс
Академик Нетрадиционной Медицины
Норик Мирзоян
Норик без обиняков налил себе из Женькиного графинчика, смачно выпил, понюхал рукав своего «Адидаса» и вежливо спросил:
‒ Кажется, у вас возникли проблемы, коллега?
Женька поморщился от такой наглости, особенно его покоробило слово «коллега», но возражать он не стал.
‒ Я слушаю, ‒ коротко бросил он незнакомцу.
‒ Видите ли, ‒ начал Норик, ‒ я не буду втирать вам про метод Рэйки, исцеление наложением рук, и работу с визуальным фантомом, про лечение через ауру и прочее. В вашем конкретном случае это все не поможет. Но я хочу показать вам одну вещь.
Норик достал из кармана сырую картофелину и положил ее перед Женькой.
‒ Представьте, что это ваш клиент, ‒ пояснил академик. ‒ А теперь используем метод магнитного резонанса, ‒ с этими словами Норик воткнул в картофелину несколько иголок, после чего достал из портфеля прибор, похожий на реостат, включил тумблер и начал крутить ручку – картофелина слабо задвигалась по столу.
Здесь нужно сказать, что Женька не был техническим профаном. В детстве мы вместе посещали радиокружок во Дворце пионеров. Но основная часть наших радиоупражнений проходила, конечно, дома. Мне радиолюбительство наскучило довольно быстро, и я дальше детекторного приемника не продвинулся. А вот Женька ушел значительно дальше. Он много возился над своими изделиями, паял, мотал катушки, ну, в общем, занимался тем, что делали советские кустари-радиолюбители в 70-е годы. Каждое свое достижение Женька с гордостью демонстрировал мне. Как помню, это был ламповый радиоприемник, который ловил только «Маяк»; усилитель, который заставил уйти из дома всех мышей, а следом и кошек; гетеродин (до сих пор не знаю, что это такое); и, наконец, вершина Женькиного творчества – радиопередатчик.
Время нашего детства было советское, и за передатчик можно было запросто получить тюремный срок. Как-то это было связано с холодной войной, шпионами и ошибкой резидента. Мы дождались, когда родителей не будет дома, включили передатчик, что-то поговорили в микрофон, покричали и даже спели, и, не получив ответа, пошли гулять на улицу.
Через полчаса к дому подъехали две армейские машины, из кузова выпрыгнул десяток автоматчиков, квартал оцепили. Мы наблюдали за происходящим из беседки во дворе. Военные что-то искали, лазили на чердак, открывали канализационные люки, заглядывали в сараи ‒ крутились у наших домов еще несколько дней, потом исчезли. Странно, что нас никто не выдал, все жильцы знали, кто в нашем доме «радиолюбители».
Женька сразу оценил пользу, которую мог принести Норик, но когда Мирзоян обозначил сумму за свои услуги, Женя погрустнел. Норик хотел слишком много. «Пожалуй, мы и сами сможем насовать иголок в директора и сделать ему резонанс», ‒ подумал Женя. Эта мысль, похоже, дошла и до Норика и он сбавил цену. Немного поторговавшись, пришли к согласию, после чего отметили сделку, как обычно это делают в нашем отечестве, то есть выпивкой.
Часть 11
Несколько ночей ушло на эксперименты. Иглы вставляли в разные места Макара Семеновича, включали «резонанс» и смотрели на реакцию. Как правило, реакции никакой не было, а если и была, то едва различимая. Тогда Норик принес какую-то китайскую книжку по иглоукалыванию, и, глядя на рисунки, старался попасть иголками в наиболее болезненные места директора. После того как давали ток Макар Семенович иногда дергался.
‒ Это как школьный опыт с лягушкой и электричеством, ‒ объяснял Норик, – чистая физиология!
‒ Если дать тебе по башке, ты тоже задергаешься, ‒ шутила в ответ Ляля.
И все же опыты постепенно приносили результаты. В ходе ночных бдений удалось добиться от Макара Семеновича нескольких устойчивых реакций. По команде он мог поднимать правую бровь, кривить рот, дергать рукой или сучить ногами. Кроме этого, в отдельных случаях можно было вызвать у директора устойчивую эрекцию и сжатие сфинктера. Но самый большой эффект получался, когда на первом этаже что-нибудь ремонтировали. Электроинструменты вызывали у директора наиболее бурный ответ. Дрель, например, совершенно преображала Макара Семеновича, вначале он выпрямлялся, тряс головой, потом стучал кулаком по столу и совершенно четко произносил: «Я тебя пополам распилю!». После этих слов эффект пропадал и директор снова впадал в кому. Доктор Закгейм с сомнением смотрел на все эти фокусы с магнитным резонансом, но экспериментам не препятствовал.
Через неделю показали результаты своих изысканий правлению ДОКа. Троица была вполне удовлетворена, а Лео от восторга даже похлопал Женьку по плечу и пожал ему руку. Единственным пожеланием руководства было сделать так, чтобы иголки не торчали из разных мест Макара Семеновича. «А то он на ежа похож», ‒ заметил самый толстый член правления.
Убрать иглы было непросто – реакции пропадали. Тогда доктор Закгейм внес свой вклад в науку, предложив вживить иглы под кожу. С трудом, но так и сделали.
Последний прогон назначили на пятницу. Но неожиданно все изменилось. Во вторник на ДОК приезжала делегация из Китая, которую в Гомель прислали из Минска. Макар Семенович должен был приветствовать гостей и по возможности придать динамику белорусско-китайским отношениям. По крайней мере, так было сказано в правительственной телеграмме, присланной накануне.
Весь понедельник прошел в репетициях. Макар Семенович вел себя достойно, шевелил чем надо, открывал рот и даже криво улыбался. Проблема состояла лишь в одном – китайцы приезжали со своим переводчиком. Никто не знал, как китайский толмач интерпретирует угрозу распилить пополам. Приходилось надеяться на чудо и трудности перевода.
Часть 12
Китайцы прибыли ровно в семь утра. По плану, сначала предполагался легкий завтрак с закусками, экскурсия по комбинату и лишь потом встреча с директором. Китайскую переводчицу поручили студентам, как самым продвинутым в плане иностранных языков. Было известно, что накурившись, студенты поют иностранные песни.
Нужно заметить, что в те годы иностранные гости были уже не редкостью в провинциальном Гомеле. На рынке несколько рядов занимали вьетнамцы, которые торговали штанами, куртками и другими товарами народного потребления. Вьетнамцы быстро изучали русские матерные выражения, бойко рекламировали свой товар и торговались до последнего. Однако, официальные делегации иностранцев посещали город не слишком часто. Поэтому, определенного ритуала для приема гостей еще не было.
Завтрак прошел хорошо, китайцы с удовольствием поели борща и пельменей. Студентам удалось заболтать переводчицу и влить в нее несколько порций своей настойки, мотивируя это необходимостью уважать местные обычаи и пользой для здоровья травяного отвара. На удивление, настойка переводчице понравилась. Оказалось, что они и не такое пьют в Китае, настаивая напитки на змеях, насекомых и других представителях флоры и фауны. С подачи переводчицы всей делегации налили по несколько раз.
То ли настойка подействовала на китайцев, то ли общая обстановка на ДОКе, но во время экскурсии они живо интересовались жизнью комбината. Особенно их заинтересовала немецкая пилорама WOOD-MIZER производства 1922 года, вывезенная из Германии в качестве трофея в 1945 году. Китайцы таращили глаза и тыкали пальцем в зеленый агрегат и через переводчицу пытались выяснить, что это за музей под открытым небом. А когда пилорама заработала, разбрызгивая в стороны свежие опилки, китайцы дружно захлопали в ладоши.
Когда же делегацию подвели к современным отечественным станкам, китайцев одолел такой смех, что руководство стало опасаться, что они сейчас попадают в опилки и больше не встанут. Цеха, где производили «итальянскую» и «французскую» мебель, вызвали у китайской делегации глубокое понимание. Здесь они лезли во все щели, тыкали пальцами, нюхали и бурно обсуждали современное производство контрафакта.
Не меньшее впечатление на делегацию произвели туалеты в цехах с квадратно-гнездовой посадкой на корточки. Китайцы дружно захотели испытать на себе это ноу-хау и остались довольны.
Все это время Женя с командой готовили Макара Семеновича к встрече, проверяли условные рефлексы, реакции и медицинские показатели. Все, казалось, было готово для встречи с китайцами. Прежде чем завести китайскую делегацию в кабинет им объяснили, что директор только что прибыл с большой партийной конференции, где делал доклад об успехах деревообрабатывающей промышленности республики и планах на очередную пятилетку. Китайцы с пониманием кивали головами. Потом отворили двери и запустили делегацию в кабинет. Увидев Макара Семеновича в стеклянном саркофаге, китайцы зашептали: «Ленин, Ленин», и начали кланяться.
Гости расселись за огромным директорским столом. По очереди выступали члены правления, рассказывая о достижениях ДОКа и неисчерпаемых лесных ресурсах области. Китайцы кивали в ответ и благодарили каждого выступающего. В конце слово взял глава китайской делегации. Он поблагодарил всех за теплый прием, а потом обратился непосредственно к Макару Семеновичу. Китаец наговорил много по-восточному лестного, а в конце спросил Макара Семеновича о готовности к сотрудничеству с Китайской народной республикой. Женька с помощью реостата и магнитного резонанса проделал все манипуляции, на которые был способен директор. Макар Семенович поднял правую бровь, скривил рот, дернул рукой и посучил ногами. Кроме того, у него возникла эрекция и сжался сфинктер. Но видимо китаец не понял эзопова языка Макара Семеновича, он снова, уже более настойчиво, спросил о сотрудничестве с КНР. Женька в отчаянии стал повторять реакции директора. Но было видно, что китаец все равно не понимает.
Переводчики застыли в прострации. Повисла неловкая пауза. Женька растеряно посмотрел на членов правления, потом на студентов. И вдруг укурки сорвались с места и кинулись на первый этаж. Схватив перфоратор, который оставили ремонтники, уйдя на обед, они воткнули его в розетку и стали долбить в ближайшую стену. Это произвело на Макара Семеновича ошеломляющее впечатление: директор открыл глаза, глянул в упор на китайца, стукнул кулаком по столу и грохнул: «Я тебя пополам распилю, доска узкоглазая!».
Даже без перевода было понятно, что директор и депутат городского совета Макар Семенович Шкиба одобрил белорусско-китайское сотрудничество. Кабинет взорвался аплодисментами. Китайцы кланялись и с уважением повторяли: «Ленин жив, Ленин жив…».
Остаток дня прошел в теплой и дружественной обстановке. Студенты подкатывали к китайской переводчице, члены правления обсуждали детали совместного производства мебели, а Женька так напился, что не помнил, как попал домой.
Часть 13
Два месяца после отъезда китайской делегации Макар Семенович вел довольно оживленную жизнь. Он проводил производственные совещания, встречался с заказчиками и поставщиками, с представителями лесного хозяйства и городским руководством. Как депутат городского совета он даже внес законопроект о передаче всех зеленых насаждений города в ведение ДОКа, чем вызвал негодование у руководства Зеленхоза.
Минимальной лицевой мимики директора хватало, чтобы подчиненные сходу понимали и подхватывали любые инициативы начальника. А уж если у Макара Семеновича возникла эрекция и сжимался сфинктер, тут все немедленно бежали исполнять указания. Конечно, фактическое руководство ДОКом перешло к тройке членов правления. Макар Семенович служил лишь витриной исполнительной власти предприятия. Но это не мешало ДОКу успешно выпускать «итальянскую» и «французскую» мебель – главный источник благополучия многих достойных семей города Гомеля.
Основные трудности возникали у Жени, когда Макар Семенович должен был что-то сказать. Обычно это требовалось в особых случаях в присутствии посторонних людей. Постепенно Женька научился вызывать у директора «голосовые произведения». Чередуя дрель, перфоратор и другие электроинструменты удавалось заставить Макара Семеновича открывать глаза и произносить несколько фраз. Проблема была в том, что фразы не всегда не повторялись и часто носили, как бы это сказать, крылатый характер, не совсем уместный во время официальных мероприятий. За долгую производственную жизнь Макар Семенович привык к сильным выражениям и крепким напиткам. В этом он был схож с председателем колхоза Петром Авдеичем. Несмотря на разные культурно-социальные слои, к которым принадлежали эти начальники, руководящая работа сближала их поведенческие особенности. Крепким словом управлять людьми в нашей стране привычнее, чем головой. Руководить у нас может вообще кто угодно, лишь бы имел нужный словарный запас.
Были и совсем анекдотичные ситуации. На встрече с мэром города, который специально приехал поздравить Макара Семеновича с юбилеем, юбиляр, на которого в это время воздействовали с помощью электролобзика, очнувшись неожиданно произнес: «Не суетись, трухлявый!». Присутствовавшие члены правления вынуждены были интерпретировать слова директора. Впрочем, за это время они научились искусно трактовать любые директорские эскапады.
Однако в правлении комбината оставалось несколько человек недовольных таким положением дел. Среди них была и Фира Исааковна, которая считала себя незаслуженно обойденной, ведь «тетя Фира», как ее называли на ДОКе, прошла вместе с Макаром Семеновичем весь боевой путь, начиная с первых пятилеток. Она прекрасно помнила, как в 20-е годы под надзором ГПУ вручную строгали планки для первых советских истребителей, а по ночам ожидали ареста. Потом была немецкая оккупация и снова ожидание ареста. Практически вся жизнь тети Фиры прошла в ожидании ареста. Но ее так ни разу и не арестовали. Может быть, это повлияло на суровость ее характера. Есть подозрения, что Фира Исааковна сознательно положила конец этому «драматическому театру».
Однажды в выходной, когда никого из руководства на ДОКе не было, тетя Фира приперлась на работу. Заметив отсутствие медсестры и доктора Закгейма, Фира вызвала местного сварщика и велела приварить ручку сейфа, которая болталась уже не один год. Зачем Фире Исааковне понадобились сварочные работы именно в этот день, остается загадкой.
Пришел сварщик, начал тыкать электродом в сейф. Из сейфа посыпались искры, и пошел дым. Что посыпалось из Макара Семеновича, увы, никто не видел. Сварочный трансформатор оказался слишком мощным инструментом магнитного резонанса. Когда дым рассеялся, в правлении пахло жженым металлом и жареным шашлыком. Сварщик дядя Вася и Фира Исааковна, принюхиваясь, пошли на запах, который привел их в директорский кабинет.
Макар Семенович сидел в своем кресле. Кнопка селектора была нажата и мигала зеленым огоньком. Магнитная лента сохранила последние слова директора: «Пилите лес и сейте овес, вашу мать!». Дальше следовали совсем уж нецензурные выражения, которые здесь приводить неуместно.
Конечно, хотелось бы, чтобы человек с таким огромным управленческим опытом оставил нам напоследок более весомое послание, а не матерную брань, которую трудно интерпретировать. Но, увы!
Под действием сварочного аппарата дяди Васи заслуженный работник деревообрабатывающей промышленности, депутат всего и вся, директор ДОКа Макар Семенович Шкиба зажарился как попкорн и восстановлению не подлежал. Тем более что Фира Исааковна сразу вызвала «скорую» и отправила директора прямиком в морг. После этого отпала даже возможность заморозить Макара Семеновича. Дело было сделано.
После констатации кончины бессменного руководителя в городе поднялась суета. Все причастные лица, делая постные мины, спешили оприходовать свои авуары и вывести деньги и ценности подальше от родного предприятия.
Городские чиновники долго обсуждали похороны почетного гражданина города. Была идея погребения в Центральном парке над речкою Сож, рядом с усыпальницей князя Паскевича. Памятник решили заказать у Зураба Церетели. Скульптор быстро откликнулся на предложение и уже через несколько дней наваял и прислал в Гомель свое произведение. Злые языки утверждали, что первоначально это был памятник рыбакам, от которого отказались в Мурманске.
Когда монумент прибыл, в Горисполкоме поняли, что в Центральный парк – любимое место отдыха горожан, его ставить нельзя. Памятник, как виделось, изображал могучего мужика, то ли металлурга с кайлом, то ли китобоя с гарпуном ‒ видно скульптор не сильно разбирался в рабочих профессиях.
После обсуждений выбрали место для погребения на территории ДОКа, рядом с пилорамой WOOD-MIZER производства 1922 года. Мемориальная композиция выглядела так, словно «металлург» пытается железным кайлом заклинить эту самую пилораму.
В последний путь Макара Семеновича провожал весь Гомель. Памятник вызвал у горожан двойственные чувства. Городская интеллигенция дивилась сходству Макара Семеновича с известным олигархом, городские верхи отнеслись к памятнику с уважением, а простым работягам было безразлично, как выглядит Макар Семенович, отлитый в металле. На постаменте высекли прощальные слова Макара Семеновича, слегка подправив последнее послание. На памятнике золотыми буквами было начертано: «Берегите лес, чтобы сеять овес!».
Правда, осталось неясным, какое отношение имеет этот культурный злак к деревообрабатывающей и лесной промышленности, но это были совсем уже мелочи.
