– Да нет… Просто иногда хорошо запоминаю детали.
– Ясно. Давайте дальше! Куда все-таки могла поехать ваша жена?
– Не знаю.
– У вас были разногласия?
– Нет, не было.
– Не было, но вы расстались?
– Просто не жили вместе. Временно… какое-то время.
– Тогда пойдем дальше по списку. Тренер по пилатесу, психотерапевт, бывший муж. Кто-то еще?
– Домработница Галина! – я почему-то с радостью вспомнил ее.
– Вы сегодня пили? – Коломиец искусственно нахмурился. – Что-то принимали?
– Чуть-чуть…
Я мысленно подсчитал количество фляжек с джином, определение «чуть-чуть» подходило с натяжкой.
– Ясно. Кто-то еще из близких?
– Бывшая сестра Лера.
– А почему бывшая?
– Юля так ее называла. Они ссорились.
Мягко сказано! Когда Юля говорила о Лере, половина слов были «сука» и «сдохни», а все остальные – «вот бы» и «скорей бы».
– Добро. Еще?
– Младший брат, звали Рустам.
– Звали? Тоже бывший?
– Он погиб.
– Как именно?
– Разбился на параплане.
– Давно?
– Несколько лет назад.
– Ясно. Тогда вычеркиваем.
Как часто «итого» всей жизни сопровождается словом «вычеркиваем». Или, наоборот: «запишем».
– Машина у вашей жены была? Судя по базе данных, «Инфинити» модели «Джи тридцать пять икс купе спорт». Вы знаете, где сейчас находится автомобиль вашей жены?
– Да. Во дворе.
– Точно?
– Да нет…
Коломиец перестал что-то делать пальцами-«присосками».
– А вы знаете, Валерий Александрович, что «да нет» – это такая очень московская фраза? В Питере «поребрики» и «шаверма», а в Москве – «да нет»: согласие и отрицание одновременно. Очень похоже на этот город!
– Ну да.
– Или вот еще «ну да» – вторая московская фраза! Сказать «ну да» – все равно, что не сказать ни «нет», ни «да».
– Рифма…
– Что?
– У вас получилась рифма: сказать «ну да» – все равно, что не сказать ни «нет», ни «да».
– Ясно… – Коломиец вернулся к компьютеру, дав понять, что рифмы – последнее в списке его интересов. – Так вы знаете, где сейчас находится машина вашей жены?
– У дома, скорее всего. Она редко на ней… – я чуть не сказал «ездила», —ездит.
«Не говори о ней в прошедшем времени! Даже про себя! Особенно про себя!»
– Посмотрим… – опять ожила клавиатура. – Да, вижу.
– Что?
– Вижу, что в хорошем доме вы живете, Валерий Александрович, «золотой треугольник». Мои коллеги другой территориальности думают, что у нас тут трупы в норковые шубы заворачивают, а грабители снимают обувь, чтобы не запачкать ковры. Нет… или, как бы вы сказали по-московски, «да нет»: преступление в «Золотом» – такое же преступление. Но машины вашей жены я все-таки во дворе не вижу…
Его пальцы еще что-то делали с мышкой и клавиатурой, пока я обдумывал мысль: «Неужели он видит все, что происходит во дворе?»
– Судя по камерам, во дворе машины точно нет, – подтвердил он мою догадку. – Но вы еще проверьте! Кстати, кому принадлежит эта квартира?
– Моей жене.
– Жили у нее?
– Жили вместе.
– В ее квартире?