Миры и истории. Книга третья. Академия. Магия воздуха.

– Может, да. А может, нет, – в его голосе появились весёлые нотки. – Ты не на карантине. На котёнка совсем не похож. Учеников в академии очень много. Но и академия не маленькая. Мы можем себе позволить выделить персональную территорию для занятий каждому академикусу. Ты ещё познакомишься с такими, как ты. Ну, – добавил он после паузы, – почти такими. Кстати, идею создания магических путей, которые ведут туда, куда нужно, в своё время предложил один из академикусов. На тот момент это почти всем показалось бредовой фантазией, но те, кто не вошли в «почти все», решили попробовать сделать это.

И тут же без какого-либо перехода он спросил

– Ты отдохнул?

Ответа он, видимо, не ждал, потому что уже через секунду, кивнув в сторону площадки, добавил:

– Подъём! Тебя ждёт полоса препятствий.

Сейчас?

Вслух я ничего не сказал, но Эилиль тут же ответил:

– Сейчас. И у тебя всего пятнадцать минут.

Я замер, пытаясь подавить в себе панику.

И тут со своим коронным «Харумпампам-барам-урам!» из ближайших кустов выкатился Митро.

Это он меня так поддержать решил, что ли?

– Вот только тебя мне сейчас не хватало! – я еле удержался от того, чтобы не пнуть его обратно в кусты.

– Харумпампам… – обиженно буркнул шарик, надулся и, видимо, поняв моё настроение, откатился за Эилиля.

Я смотрел на то, что мне нужно преодолеть (за пятнадцать минут?!), и вообще не понимал, как я с этим справлюсь.

Представьте себе абсолютно вертикальные стены. Часть их, как я понял, нужно перепрыгивать – с одной на другую, используя каждую предыдущую стену как опору, а на следующую забираться подтягиваясь, а потом с неё сигать дальше. Был бы я шимпанзе, тогда да…

Дальше ещё хлеще. Широкий канал, до краёв наполненный водой, а над ним – от берега к берегу – натянуты канаты.

Он что, хочет, чтобы я по ним перебирался?

А потом широченные рвы с тонкими жёрдочками! Я похож на курицу?

На макаку?

Впрочем, чего я паникую? До жёрдочек не дойдёт. Я грохнусь вниз ещё с канатов.

И уж точно не доберусь до гибких колец, болтающихся на разной высоте.

Я так и не понял, то ли мне через них прыгать надо, как кошке в цирке, то ли по ним перескакивать – как раз до болота с плавающими по всему периметру кочками, чтобы, очевидно, по кочкам бежать дальше к вращающимся пропеллерам и гигантским маятникам. И если я от удара одним из этих метрономов не улечу куда-нибудь в кусты к Митро, то дальше останется ерунда: парящие верёвочные мостки, отвесная стена и с неё спуск по канату.

– Топчись не топчись, а начинать надо! Харумпампам-барам-урам! – бодро пискнул Митро из-за спины Эилиля.

– Идти? – я посмотрел на наставника, всё ещё до конца не веря, что он реально ждёт от меня невозможного.

– Иди! Но ты сейчас видишь лёгкую версию полосы, – усмехнулся Эилиль. – Потом будут дополнительные факторы.

Что?! Выскакивающие из болота крокодилы и налетающие с неба, чтобы столкнуть меня с жердей, птеродактили?

Эилиль улыбнулся, почувствовав мой сарказм, но ничего не сказал.

Я легко залез на первую стену. Сложнее всего было сохранить равновесие наверху, чтобы оттолкнуться и ухватиться в прыжке за верх следующей. Дважды чуть не свалившись на этом этапе и ободрав себе все ладони, я всё же добрался до канала с канатами. А там свалился сразу. Поэтому решил дальше не изображать из себя канатоходца, а перебрался через канал, снизу цепляясь за канат руками и ногами.

С жёрдочками вышло ещё хуже. С первой я упал. Вторую сломал. По третьей попытался перелезть так же, как по канату, и снова грохнулся в воду. Причём выдернул жёрдочку из ниши и, окунаясь, получил ею по голове. Плюнул, как всё это выглядит со стороны, и просто переплыл по-лягушачьи на другой берег рва.

Как работать с кольцами, я так и не понял, поэтому просто залезал на одно, раскачивал его, держась изо всех сил, и старался хватануть следующее, чтобы перевалиться на него.

В болоте тоже искупался. От кочек как опор толку не было никакого.

Я соскользнул с первой же, на которую попытался встать ещё у берега. Пробарахтавшись в грязи и ряске в попытках оседлать хоть одну кочку, я наконец вылез к пропеллерам и маятникам, решив, что они-то меня и прикончат. Но, как ни странно, очень быстро рассчитал интервалы их вращений и махов и дальше просто нёсся между ними, боясь только одного, что поскользнусь и тогда точно получу пинка, не успев отбежать вовремя.

Не поскользнулся.

Зато ещё долго позорился на отвесной стене, пытаясь удержаться на ней ободранными и скользкими руками и подтянуться с помощью ног, которые тоже пробуксовывали. Но всё-таки я на неё влез, перевалился и, едва схватив канат, безвольной тушкой скатился по нему на землю, доободрав на ладонях то, что ещё там оставалось целым, и упал лицом вниз.

Я не видел, как он подошёл. Но понял, что и он рядом, услышав обеспокоенное «Харумбампам-парам-урам» и почувствовав что-то вроде шлепка по уху. Когда повернул голову и открыл глаза, то сначала уткнулся взглядом в жёлтый шарик, который внимательно заглядывал мне в глаза, мягко накатывая то на ухо, то на щёку, а уже за ним разглядел обувь наставника.

По телу будто бульдозер проехал…

– Завтра будет ещё хуже, – ободрил меня Эилиль.

– Не сомневаюсь, – кажется, я опять наглею.

Чтобы посмотреть на его реакцию, я, не вставая, перевернулся на спину. Улыбается…

– Зачёт! – я не понял, шутит он или говорит всерьёз.

– Смеётесь? Я же всю полосу прополз и проплыл на пузе…

– Ты не сдался. Урок был об этом. А для первого раза и «на пузе» сойдёт. Сейчас иди к себе. Прими душ. Смени одежду. Поешь.

– А если нет сил встать? Вы понесёте меня на ручках?

– Смешно! – Эилиль всё ещё смотрел на меня, скрестив на груди руки. —Поднимайся! И не забудь у себя в комнате, как пойдёшь в душ, попросить позаботиться о твоей одежде!

– Надеюсь, у вас тут есть стиральные машины. Если каждый день так будет, даже суперволшебная прачка сбежит с вашего Атласа.

Буквально в следующую секунду наставник как в воздухе растворился. Но подумать об этом я не успел. Митро настойчиво потребовал:

– Вставай! Вставай же!

– Нет! Я занят! Делом, – решил отшутиться я.

– Каким делом, пффф, ты же лежишь тряпочкой!

– Лежать – это глагол. А глагол означает действие. Я лежу, значит, я действую…