– Пока мне необходимо быть там, где я живу сейчас, – твердо отвечает Олеся. Я озадаченно вскидываю брови.
– Надеюсь, это никак не связано с волонтёрской деятельностью в красных зонах? – настороженно уточняю я. Она отрицательно качает головой, взглянув на меня с едва заметной улыбкой. – Хорошо, а то я начал волноваться.
– Мне приятно, что ты волнуешься обо мне, – Олеся снова ставит меня в тупик очередным обескураживающим заявлением.
– С каких это пор? – не удерживаюсь я от иронии. Она улыбается увереннее и признает очевидное:
– Недавних.
– Откуда ты узнала, что я выписался из реабилитационного центра?
– Валя позвонила. Сказала, что Олег поехал тебя забирать, – не увиливая, объясняет Олеся.
– Как только я вернусь к работе, Валя получит у меня штрафное дежурство вне очереди, – сардонически ухмыляюсь я.
– Не надо, она же из лучших побуждений, – испуганно восклицает Веснушка, вставая на защиту моей болтливой ассистентки.
– Это шутка, Лесь, – успокаиваю сердобольную заступницу.
– Фух, – она облегченно выдыхает и вопросительно смотрит мне в глаза. – Как твоя мама?
– Временно живет в моей квартире вместе с отцом. Они еще не в курсе, что я приеду сегодня.
– Для них твое появление станет счастливым потрясением. Я рада, что у вас все наладилось. Так и должно быть, – без лукавства произносит Олеся. – Сейчас очень сложное время для всех, семья должна держаться вместе. Ты извинись за меня перед Ириной Владимировной. Мне не стоило так… появляться. У нее действительно есть причины меня недолюбливать.
– Меня никогда не волновало мнение родителей, если оно шло вразрез с моим, но в том, что она развернула тебя на пороге приемного покоя, я вижу исключительно положительные стороны. Тем не менее уверен, что мама использовала не самые щадящие методы и преследовала несколько иную цель. Поэтому я воздержусь от передачи твоих извинений, – выдаю объемную речь без единой запинку. Делаю глоток кофе, чтобы смочить пересохшее горло, неотрывно наблюдая за сменой эмоций на Олесином лице.
– Ты купил квартиру? – она резко меняет тему, решив не заострять внимание на том, что ей неприятно.
– Да, – киваю я. – Недалеко отсюда. Ты бы тоже могла приобрести свое жилье вместо того, чтобы жить в общежитии.
– Мне нравился наш дом, – ее голос предательски срывается, взгляд ускользает в сторону. – Прости, что из-за меня тебе пришлось его продать. И вовсе не обязательно было перечислять мне деньги.
– Я уже сказал все, что думаю по этому поводу, и мне показалось, что ты поняла, – отрезаю излишне категоричным тоном, и мы снова замолкаем, рассеяно глядя на фонтан в форме колодца с сидящей на его краю стройной девушкой и пятью ангелочками, помогающими ей налить воды. Экспозиция действительно производит умиротворяющее и расслабляющее впечатление. Не знаю, как насчет исполнения желаний, но нервы точно успокаивает и мысли приводит в порядок. Интересно, если облиться с ног до головы водой из фонтана, это усилит эффект?
– Ты улыбаешься, – подает голос Олеся. В ее глазах вспыхивают золотые искорки. – Знаешь, что говорят про «Колодец ангелов»? – Олег угадал, она выбрала место неслучайно.
– Знаю, – киваю я. – Олесь, может, расскажешь, в чем смысл нашей встречи? – спрашиваю напрямик, решив не оттягивать неизбежный разговор. – Ты же позвала меня не для того, чтобы помолчать и вместе посмотреть на фонтан?
– Я хотела убедиться, что у тебя все хорошо, – шумно втянув воздух, немного лукавит Олеся. Для озвученной цели хватило бы телефонного звонка.
– Убедилась? – она неуверенно кивает. – Я могу идти?
– Останься, пожалуйста, – тихо шелестит ее голос. – Я должна объяснить тебе…
– Ты не должна, – перебиваю я.
– Мне нужно многое объяснить тебе, – меняет она формулировку, делая акцент на первых двух словах.
– Говори, – выдержав паузу, я предоставляю ей возможность высказаться. Пусть с опозданием почти на полгода, но мне все еще важно понять, что сама Олеся думает сейчас о своем последнем бегстве, но она говорит совсем о другом. О выводах и последствиях.
– Я знаю, что причинила тебе боль, и сделала это не спонтанно под влиянием эмоций, а вполне осознанно. Я цеплялась за незначительные сложности, раздувая их в громадные надуманные проблемы, которые неумолимо притянули физические. Я пыталась списать мои страхи и депрессивные состояния на гормональные изменения и последовавшие за ними эмоциональные качели, а на самом деле упорно искала повод, чтобы уйти, и в конечном итоге нашла. Это был вопрос времени. Ирина Владимировна не повлияла на мое решение, а только подсветила то, чего я отчаянно боялась, – Олеся стойко выдерживает мой тяжелый сканирующий взгляд и продолжает так же уверенно, как начала: – Я не чувствовала в себе достаточной силы и уверенности, чтобы остаться. Пять счастливых лет… помнишь, как ты сказал мне эту фразу?
– Помню, Лесь. Ты продержалась год, но его вряд ли можно назвать счастливым, – без упрека констатирую я. По сути, она не сказала мне ничего нового, но то, что она пытается говорить о пережитом, прямо свидетельствует о тщательной проработке своих решений. Я не знаю, хорошо это или плохо для меня, но для Олеси – огромный шаг вперед.
– Пять счастливых лет, – повторяет она глухим тоном. – Этот срок активировал счётчик в моей голове, и каждый новый рассвет я встречала с мыслью, что будет после… Когда пять лет закончатся?
– Следующие пять лет, Олесь, – отвечаю без колебаний.
– Я боялась, что случится иначе, – вздохнув, она в смятении проводит ладонями по волосам. – И застряла в ковырянии себя, в ежедневном изучении блогов, где женщины с таким же диагнозом, как у меня, рассказывали об ужасных последствиях, отвращении к интимной жизни и бросивших их мужьях. Конечно, были и позитивные случаи, но я их словно не замечала. Все это не могло не сказаться на нас… Я безумно любила, скучала и хотела тебя, когда ты был далеко, но стоило нам оказаться близко друг к другу, как на меня накатывал ужас. Необъяснимый, неконтролируемый, не позволяющий расслабиться ни на секунду. Миллиарды вопросов крутились в моей голове. Замечаешь ли ты, как я меняюсь? Сложно ли тебе сдерживать собственные потребности, довольствуясь тем минимумом, что я способна дать? Насколько хватит твоего титанического терпения? О чем ты думаешь, глядя на красивых активных, сексуальных и раскрепощённых женщин, постоянно вьющихся вокруг тебя. Как тебе удаётся бороться с соблазнами и удаётся ли? Я постоянно думала о том, что будет со мной, если однажды ты посмотришь на меня холодным непредвзятым взглядом и увидишь, какая я на самом деле жалкая и бесполезная. Я до дрожи боялась, что, если ты узнаешь, какие мысли взрывают мою голову во время секса, то больше никогда меня не захочешь…
– Тебе надо было мне просто сказать. Обо всем. – прервав эмоциональный монолог, я удерживаю ее мечущийся взгляд. – Проговорить это вслух и по моей реакции понять, что для меня все озвученное не является глобальной проблемой. Я не среднестатистический испуганный муж, а дипломированный врач, твой лечащий врач, в конце концов. Но тебе как раз это и мешало. Как в плохом анекдоте: он слишком много знал. Так, Лесь?
– Давай пройдемся? – резко вскочив, с отчаяньем в голосе просит Веснушка. Лицо раскраснелось, глаза блестят от сдерживаемых слез. Я все-таки пробил ее глухую оборону, хотя и не преследовал такой цели. Она сама выступила инициатором прямого разговора, но предельная откровенность никогда не дается легко. Это как оторвать пластырь с гноящейся раны и суметь ни разу не поморщиться.
– Пойдем, – согласно кивнув, я оставляю на столе тысячную купюру и иду следом за Олесей, торопливо семенящей к выходу.
Какое-то время мы идем молча, плечом к плечу, не соприкасаясь физически и пряча свои мысли за одноразовыми масками. Выложенная плиткой дорожка постепенно уводит нас в сторону небольшого водоема с плавающими утками. Остановившись, Олеся обхватывает себя руками, задумчиво наблюдая за плескающимися птицами.
– Знаешь, я никогда не думала, что с тобой может случиться что-то плохое, – внезапно заговаривает она. Из-за маски и волнения ее голос звучит приглушенно и нечетко. Повернув голову, я выжидающе смотрю на напряженный профиль, любуюсь игрой солнечных бликов на ее волосах. – Мне и в голову не приходило, что ты можешь заболеть, попасть в аварию или оказаться в любой другой критической ситуации. Я почему-то решила, что являюсь для тебя единственной угрозой мирового масштаба.
– Это завышенное ЧСВ, – усмехнувшись, вставляю я.
– Что? – она хлопает ресницами, встречаясь со мной удивленным взглядом.
– Завышенное чувство собственной важности. У меня, кстати, тоже. Узнал буквально на днях, – иронично поясняю я.
– Странно, я считала у тебя комплекс Бога, – Олеся осторожно улыбается. Я не вижу ее губ, улыбка светится в зеленых глазах.
– А я пришел к выводу, что у тебя две крайности. Блаженная Олеся и по*уистка Веснушка. От одной ты переходишь к другой, в зависимости от обстоятельств, – от моей прямолинейной оценки она на мгновенье тушуется, но быстро берет себя в руки.
– Ты прав, – нехотя признает Веснушка.
– Серьезно, что ли? Я прав? – издаю недоверчивый смешок. – Ты погоду не порть, Лесь. Только наладилась.
– Саш, я сожалею о многом, – она порывисто поворачивается ко мне всем корпусом. В глазах море раскаянья, от которого у меня болезненно скребет под ребрами. – Очень сильно сожалею. У меня не хватило смелости, уверенности в себе и …
– Тебе не хватило уверенности во мне, Олесь, – жестко отрезаю я, не дав ей закончить.
– И ты снова прав. Но то, что случилось… – она прерывается, чтобы сделать вдох. – Позволило мне взглянуть на себя и свои поступки твоими глазами и увидеть, насколько я была эгоистична и несправедлива. У меня не было права решать за тебя. Это нечестно и жестоко.
Наши взгляды снова сталкиваются, я читаю в ее глазах робкое ожидание, понятия не имея, чего она ещё от меня хочет. Все, что мог, я давно ей отдал.
– Ты меня никогда не простишь? – тихо спрашивает она.
– Олесь, я не злился на тебя ни минуты, – отвечаю я, и ее глаза недоверчиво распахиваются. – Только на самого себя. Ты – это ты, и я отлично понимал, с кем имею дело. Пусть не сразу, но я признал свои ошибки.
– Ты все делал правильно, – запальчиво заявляет Олеся, сжимая свои пальцы в замок.