Призраки Орсини

Я много взглядов видел. Разных. Презрительных, завистливых, похотливых, ненавидящих, умоляющих. Я десятки раз смотрел в глаза смерти, и давно перестал удивляться многообразию эмоций в расширившихся зрачках. Но Андреа смотрела на меня иначе. Как никто и никогда. Искренне, не скрывая своего потрясения и восхищения. Словно я был чем-то сверхъестественным, и она никак не могла наглядеться, оторваться от меня. Так девочки-подростки смотрят на своих кумиров, обожая их и боготворя.

И знаете… мне это понравилось.

Я бы хотел слукавить и сказать, что во мне взыграло тщеславие, но на самом деле все было не так. Я захотел ее с того первого перекрестного взгляда, и ее наивная доверчивость решила дальнейший ход событий. Мне даже делать ничего не пришлось.

Она сама вела себя к краю пропасти. А потом прыгнула…

Но там внизу ее ждала не бездна, не смерть.

Я.

Часть 1

«Нет противостояния, нет войны между добром и злом, черным и белым, нет вражды. Это все есть наш мир, это все те, кто помогает этому миру двигаться вперед и вверх, развиваться, находить новые пути, познавать и учиться, созидать. Потому как, пока человек не упадет, он не встанет. Пока человек не умрет, он не поймет, что такое жизнь. Пока человек не спустится в Ад, он не поднимется в Рай.»

©

Глава 1

Год назад

Моей первой женщиной была… я не помню ее имени. Но первой, которая оставила определенный след в душе стала Мирель Фармер. Французская актриса, которая была старше меня на семь лет. Семнадцатилетний подросток – я влюбился в нее без памяти, и, наплевав на грозящего мне жестоким наказанием Лайтвуда, пустился во все тяжкие, колеся за ней по миру, как ручная собачонка. Ей льстила моя влюбленность, и я не скупился на подарки. Что преобладало в ее благосклонности ко мне – моя страсть или финансовые поощрения? Я так и не узнал. Но тогда, ослепленный новыми чувствами я не был способен думать и анализировать. Просто жил, дышал. Был счастливым. Недолгое время, но по-настоящему был счастливым. Я благодарен ей за те несколько месяцев, а вот она, если бы была сейчас жива, предпочла бы никогда меня не встретить.

Моей вины не было, – скажет сторонний наблюдатель, но это неправда. Она будет первым призраком, который придет, чтобы взглянуть в мои глаза, когда я буду подыхать. Я не мог не понимать, что подвергаю ее опасности, не думая о последствиях нашей связи. Лайтвуд не из тех, кто дает пустые обещания. Я тогда принадлежал ему. Целиком и полностью. Личная игрушка, которая вышла из-под контроля. Именно я спустил пса с цепи… Хотя, в глубине души, я надеялся, что мой роман откроет глаза Лайтвуду на то, что я не тот, кого он хочет видеть рядом с собой, что я вырос, переступил рубеж возраста, после которого извращенцу, вроде него, становится неинтересно, и он может искать другие развлечения… Но сукин сын был удивительно постоянен в своем пристрастии ко мне.

Однажды, мы с Мирель остановились на пару недель Милане, где она снималась в эпизодической роли. Было как обычно – весело, безумно и бездумно… Мы много гуляли, спускали деньги в казино, болтались по клубам. Мне кажется, что ни одного дня из нашего романа мы не провели трезвыми. Свобода имела аромат виски и марихуаны. И терпкий, приторно-сладкий запах духов Мирель.

Но только немного позже, я познал настоящий аромат свободы.

В один из наших сумасшедших вечеров, я отправился в бар за выпивкой, оставив Мирель в номере, а вернувшись, нашел ее в ванной… с перерезанными венами. Ярко-алая вода переливалась через край и лилась мне под ноги розовыми ручьями.

Я смотрел на ее неестественно застывшее лицо, перекошенное гримасой ужаса, на посиневшие руки, безвольно свисающие с краев ванной. Уродливая. Та, которая еще полчаса назад казалась мне прекрасной и соблазнительной, когда извивалась подо мной. Открыв бутылку, я сделал несколько глотков, пытаясь перебить противный привкус во рту, но не помогло.

К потолку поднимался пар, и я задыхался от едкого запаха крови, который стоял в воздухе. Волна тошноты подкатила к горлу, я с трудом сдержал рвотный порыв. С губ сорвался нервный смех, когда я вытер губы рукавом рубашки.

Аромат свободы.

С тех пор, он всегда ассоциировался у меня с кровью и смертью.

Я вышел из гостиницы, шатаясь, словно пьяный. Но я и был пьян, по пути выпив почти всю бутылку. Никто меня не остановил. Никто бы не осмелился тронуть личного питомца Генри Лайтвуда, человека, который держал в руках почти весь этот гребаный мир.

Возле парадного входа меня ждал черный Бугатти, и я уже знал, кто внутри.

– Я предупреждал тебя, Дино, но ты все равно ослушался. Теперь ты понимаешь, что твое упрямство может стоить кому-то жизни? – спросил меня Лайтвуд, когда я сел на заднее сиденье. Его липкая, мерзкая ладонь коснулась моего лица. Я дернулся, но он пальцы не убрал. – Мой любимый мальчик. Я так скучал по тебе. Обещаю, что больше не причиню тебе боли.

– Ты всегда так говоришь, Генри, – холодно отозвался я, допивая остатки виски, не глядя в отвратительное лицо убийцы женщины, в которую, мне казалось, я был влюблен.

– Ты должен закончить образование, а не бегать от меня по всему миру. Тебе нужно учиться, чтобы я мог сделать из тебя человека.

– Человека? – хрипло рассмеялся я. – Господи, Генри, ты еще безумнее, чем я думал…

Именно тогда, в автомобиле, по дороге в аэропорт, у меня родился план, как я уберу Генри Лайтвуда из своей жизни. Я сделаю это красиво и в тот момент, когда он не будет ожидать от меня предательства.

Позже, в прессе распространили слух, что Мирель была наркоманкой и умерла от передозировки. Другие источники все же указывали, что актриса покончила с собой. Но ни в том, ни в другом случае ее смерть никак не связывали со мной. Словно нас и не видели вместе сотни, тысячи глаз, пока я мотался за ней по разным странам.

Оглядываясь назад, я понимаю, что, на самом деле, часто сам напрашивался на проблемы, с которыми потом пытался справляться. Я часто влюблялся, и каждый раз терял голову. Наверное, необходимо было извлекать уроки, а я хотел жить. Так отчаянно хотел жить… Забыть обо всем, в омут с головой. Все эти лавстори с плохим финалом были мне нужны, жизненно необходимы, как своеобразный укол обезболивающего, чтобы забыть о том, чем на самом деле я являюсь, и кому принадлежу. Но короткие глотки свободы, что я делал, не стоили жизней моих избранниц. Однако, получал от них то, к чему стремился – короткое забвение. Цинично и жестоко.

Мое приближение к ним все равно, что оглашение приговора.

Я их использовал. Всегда. Мирель. Франческу. Потом Сару. И только в первый раз я мог оправдать себя тем, что не мог предугадать, что Лайтвуд зайдет так далеко. Но я даже не пытался оправдать. Ни с Мирель. Ни с другими.

Я научился принимать себя таким, какой я есть и не противиться своим желаниям и потребностям, даже если они будут стоить кому-то жизни.

К черту! Никого не интересовала моя жизнь, почему я должен беспокоиться о чьей-то?

***

Мы встретились в кафе на набережной. Андреа позвонила мне через три дня после похорон Мика Купера, на которых мы и познакомились. Я оставил ей свой личный номер, который знали только избранные, но только вернувшись в отель, где временно жил, осознал, какую глупость совершил. Андреа Памер – совсем еще юная девушка. Мне ли не знать, чем чревато появление нового женского лица в моей жизни? Я не собирался трахаться с ней, хотя не могу сказать, что не думал об этом все три дня, что ждал ее звонка. А я ждал, черт побери. Если бы не ее возраст, меня бы ничто не остановило, даже потенциальная опасность для жизни девушки.

Она пришла первая. Стояла, в нетерпении покусывая губы, переступая с ноги на ногу и сжимая в руках маленькую сумочку, которую явно стащила у старшей сестры, как и маленькое черное платье, которое прибавляло ей пару лет, подчеркивая стройные изгибы юного тела. Я какое-то время наблюдал за ней через тонированные окна автомобиля, припарковавшись неподалеку. Ее темные волосы были распущены по плечам, завитые в упругие кукольные локоны. На чувственных губах яркая помада, которая ей не шла. Мне нравились ее синие большие глаза и красивое тело. Хрупкие плечи, тонкая талия, налитая грудь, длинные ноги, изящные запястья. Парни, проходя мимо, оценивающе глазели, оборачиваясь на нее. Еще бы… посмотреть есть на что.

– Мне так неловко, что я позвонила первая, – смущаясь, сказала она, когда я подошел к ней. Я не принес цветов, чтобы Андреа не напридумывала себе лишнего. Это не свидание, и я должен дать ей понять, что между нами ничего не будет. Я, вообще, не собирался идти, но соблазн оказался сильнее. Запретный плод всегда сладок.

И уже тогда я начал искать повод задержать Андреа в своей жизни. Мне слишком нравилось, с каким неподкупным восхищением и детской влюбленностью она смотрела на меня.

Никто и никогда до нее не боготворил меня так рьяно, так искренне, даже слегка навязчиво, с ноткой фанатизма. Но мне нравилось. Я позволял ей лепить из меня кумира, фантазировать о человеке, которым я никогда не был, осознанно питая девичьи мечты, вместо того, чтобы оставить ее в покое.

Я осознанно шел на риск, хотя рисковала всегда только она. Андреа Памер, семнадцатилетняя девушка, которая думала, что влюбилась в простого офисного сотрудника, который работает в одной компании с ее сестрой.

– Не хочу, чтобы ты думал, что для меня это в порядке вещей… – продолжала оправдываться девушка, когда мы сели за столик. Она так мило краснела, глядя на меня своими фантастическими глазами.

– Что именно? – уточнил я, подзывая официанта и диктуя заказ для нас двоих.

– Звонить парням, – пояснила тихо Андреа, когда официант отошел от нашего столика.

– Я ни о чем таком не подумал, но твой звонок меня удивил, если честно.

– А зачем ты оставил мне номер?

– Из вежливости. Там была еще твоя мать.

– Ты же не думал, что мама станет тебе звонить? – хихинула Андреа, я пожал плечами, снисходительно улыбнувшись.

– Ситуации бывают разные.

– Ты шутишь?

– Нет.