Танцы на стеклах. Книга 2

В последний раз я выглядела так, когда весила тридцать три килограмма, и мой организм отказывался принимать пищу. Еще чуть-чуть, и я бы погибла.

Не без помощи специалистов, но я справилась с депрессией и болезнью, хоть мне и пришлось воздвигнуть около себя такие стены, которые мешали мне быть прежней – непосредственной, легкой и жизнерадостной Мэл. Душой компании. Девочкой, которая просто любила жизнь и хотела обычного счастья.

Верных друзей, любимого человека, работу моей мечты.

Банально, но именно эти три вещи способны сделать почти любого человека на свете чертовски счастливым и свободным.

Куда-то все делось… вся жизнерадостность, вся энергия. Мой папа говорил, что я – источник света, но тогда весь свет во мне погас.

Я прогнулась под обстоятельства. Нет, я позволила им сломать меня…

«Будь сильной, моя доченька. Боюсь, я слишком тебя балую. Не могу иначе, ведь ты моя маленькая русалочка. Обещай мне, что бы не случилось, ты никогда не сломаешься и не потеряешь себя. Даже если я когда-нибудь тебя оставлю…

– О чем ты говоришь, папочка? Ты хочешь меня оставить? – в отражении зеркала я будто вижу отрывок из прошлого, где сижу у отца на коленках. От тоски мое сердце обливается кровью. От жалости к самой себе, и от осознания того, что я все время оставалась маленькой, беззащитной и слабой девочкой.

Я попробую переиграть Джареда.

В глубине души, я бы хотела стать такой девушкой, которая не оставит Джареду выбора. Его мечтой, музой, Богиней. Я хочу, чтобы он не просто потерял голову… я хочу, чтобы жизнь без меня была для него адом, бесполезным пребыванием на земле. Я хочу вести изощренную игру, по его правилам. Я не буду с ним соперничать, нет. Я хочу стать такой девушкой, у которой он будет вымаливать прощение за каждую секунду, которую я провела в маске, в боли, в одиночестве. В унижении…

Я доведу его до такого состояния, когда он не сможет жить, испытывая потребность кричать о любви ко мне, носить на руках, бросить всех своих шлюх и жен, чтобы быть только моим…

Я рассмеялась. Собственные мысли показались бреднями сумасшедшей, одержимой.

Я не знала, как это назвать. Жаждой мести? Жаждой причинить боль? Нет. Желанием быть любимой Джаредом, по-настоящему любимой.

И я соберусь. Обязательно соберусь с мыслями, и в следующий раз, когда он придет, Саадат поймет, отчего отказался и что потерял… я доведу его до края, Джаред будет умирать, желая оказаться внутри меня.

Несмотря на всю мою внешнюю и внутреннюю хрупкость, ярость меняла меня. Заставляла желать бороться до последней капли крови, вырвать мою личность, мою волю и свободу, впившись ногтями и зубами…

И в то же время, я была готова… готова встать перед Джаредом на колени. Но не потому что он бы приказал мне, поставил, преклонил меня… я хочу добровольно сдаться в его плен, покоряясь сильному мужчине, которому я могла бы принадлежать.

Который мог бы принадлежать мне…

Дать мне то, о чем мечтаю, уходя по ночам в мир снов: силу, непоколебимую власть, возможность отдать свое сердце только ОДНОМУ – раз и навсегда.

Одному. Тому, рядом с которым сердце не ищет других.

Приняв ванну, я постаралась успокоиться, обдумывая, как мне быть дальше. Так продолжаться не может. Если у Джареда и есть какие-то чувства ко мне, которых он боится сам – они быстро исчезнут, если я буду плакать у его ног в таком жутком виде.

Сегодня я была не Богиней, и даже не слабой девочкой, а лишь жалким подобием девушки… тенью той Мэл, от которой он был без ума на яхте.

Я проиграла бой, но не войну, Джаред. Я заставлю тебя сложить оружие к моим ногам.

На следующий день я заставляю себя хорошо питаться. Меня тошнит от риса, курицы и вкуснейших десертов, но я заталкиваю в себя еду. Уже через два дня кости не выпирают так безобразно. Мои служанки каждый раз одобрительно кивают, забирая пустые подносы.

Джаред не собирается возвращаться ко мне. Возможно, у меня есть несколько недель на подготовку к нашей встрече. На то, чтобы успокоиться, зализать раны. И снова склонить его к мирному решению проблемы. Как бы там ни было, моя первая цель – показать ему, со мной нельзя так обращаться.

Я не такая, как все его шлюхи. Я, черт возьми, особенная. Даже смешно, от мыслей, опять же, наивной девочки внутри меня…

Это глупое, детское и наивное желание, быть особенной для НЕГО. Ревность сжигает изнутри, когда думаю о том, как Джаред проводит время в постели с женой.

Но я сжимаю зубы, и мечтаю довести его до полной одержимости… до того, что он не сможет, просто физически не сможет хотеть никого кроме меня.

Мечтай, Мэл…

Первую неделю я полна энтузиазма и вдохновения. Условия моего плена смягчились и это придало мне нереальных сил. Я привела себя в порядок, избавилась от впалых скул и изможденного вида. Поскольку мои служанки ежедневно спрашивали, что мне нужно, я решилась попросить у них карандаш, краски и бумагу для рисования. Не знаю, участвовал ли в этом Джаред, но уже на следующий день, мои дни в заточении пошли куда веселее, чем раньше.

Раньше моя боль уничтожала моя, а теперь… каждая ее крупица была отражена на холсте, с помощью карандаша и краски. Все мои картины, которые я написала, будь то абстракции, или морские пейзажи, были пропитаны несчастьем и обидой, от которой мне было необходимо избавиться.

Да, боль, что причинил мне Джаред сильна. Но как говорила мисисс Ллойд, я могу изменить ситуацию, чтобы она не изменила меня… не сломала. Не уничтожила.

Это все, что я могу сделать – поменять отношение к происходящему, вместо того, чтобы целыми днями рыдать на подоконнике и разбивать окна, проклиная Джареда. Так я сделаю только хуже… просто знаю это.

Любимое творчество пошло мне на пользу. Я чувствовала себя такой вдохновленной, такой… женственной. Я предвкушала новую встречу с Джаредом. Я все исправлю. Я больше никогда не буду вести себя, как жертва, которую нужно жалеть.

Потому что я знаю: Джареду не нужна безвольная рабыня. Ему не нужна жена – покорная и доступная. Ему нужна девушка его мечты, девушка, которая будет исполнять все его желания, но не позволит дать себя в обиду и вытирать об себя ноги.

Женщина влияет на мужчину. Направляет его. И лишь от меня зависит, каким Джаред будет со мной. Я знаю это, потому что моя мама так и не смогла направить ни папу, ни Эдварда… первый женился на своей работе, второй – превратился в зверя.

Я начала чувствовать слабый, но долгожданный поток энергии в венах. Словно вернулась к жизни, после долго сна.

Не знаю, что заставило Джареда сжалиться надо мной, но через несколько дней произошло что-то совсем невероятное. В мою комнату вошел Амир и объявил, что я могу теперь передвигаться по саду в его сопровождении. Он сразу предупредил меня, что бежать за пределы резиденции бесполезно, потому что охрана прекрасно выполняет свою работу. К тому же, я прекрасно помнила, что Амир сказал насчет опасностей, которые поджидают меня на улицах Анмара в одиночестве…

И почему-то я знала, что он не врет.

Джаред

Я так надеялся, что работа на семейную корпорацию в Асаде поможет отвлечься от навязчивого желания поехать на виллу на побережье и сначала жестко трахнуть, а потом задушить Меланию Йонсен. И когда отец позвонил мне, сообщив, что дает еще неделю отдыха, продлевая мои свадебные каникулы, я не обрадовался. Скажу больше, я пришел в ярость. Мало того, что меня уже на две недели отодвинули от дел, так я еще и обязан был чуть ли не каждый день отчитываться, как проходит моя семейная жизнь перед толпой родственников, которая приходила в наш с Ранией дом в любое время, кроме ночных часов, и приходилось изображать из себя радушного хозяина и счастливого молодожена.

Но, на самом деле, дела обстояли иначе. Мы с Ранией после первого, не самого лучшего опыта лишения невинности в моей жизни, многократно занимались сексом, который, кроме скуки и удовлетворения физической потребности, ничего принести не мог. Она уже не плакала, но и эмоций никаких не проявляла. Выражение ее лица выражало покорность и смирение. Она старалась, обнимала меня и говорила, что я самый лучший мужчина в мире, но откуда ей было знать… Я был единственным у нее, и я чувствовал фальшь. Рания не успела меня полюбить, но я не ощущал потребности в ее чувствах, более глубоких чувствах, чем есть сейчас. А ведь она моя жена. И что я за муж такой, раз не хочу быть любимым собственной женой? Но я не не хочу. Мне просто плевать.

Лишь отношение платиновой блондинки, которая сидит взаперти на вилле, принадлежавшей раньше другой белокурой пленнице, имеет для меня значение. Точнее, я одержим, помешан на том, чтобы заставить Меланию нуждаться во мне, как в единственном источнике жизни во всем гребаном мире. Смогу ли я когда-нибудь примириться с тем, что она сделала?

Меня раздирают противоречия. Иногда мне хочется искать ей оправдания. Мэл выросла в свободной стране без моральных ценностей. Она просто не знает, что значит верность и преданность, полная покорность и зависимость от своего мужчины, почитание его, как единственного владельца ее жизни и тела. Если бы я оставил ее в Америке, скольким еще мужчинам она дала бы себя трахнуть? Думая об этом, я стискиваю зубы. Хорошо, что в такие моменты Мэл нет под рукой, иначе я не уверен, что смог бы себя контролировать.

Не представляю, как мне удалось сдержаться в прошлый раз, когда она лежала передо мной с голой задницей, согласная на все. Сломленная.

Не зная куда деть свободное время, я навещал конюшни, которые принадлежали моей семье уже многие десятилетия. Лошади были моей второй страстью после бизнеса. И арабский скакун Ветер, которого отец подарил мне на двадцатилетие уже трижды приходил первым во время скачек. Я нанял лучшего тренера для его подготовки, и тот оправдал свои бешеные гонорары. Ветер узнавал меня, несмотря на то, что мы с ним редко виделись. Возможно, лошади умнее, чем многие считают. Стоит мне появится, как он, поднимая морду, шевелит ноздрями, улавливает мой запах и радостно фыркает. Ездить на нем верхом – настоящий экстрим. Кличка дана ему не просто так. Элитный сказочный красавец выдает бешенную скорость, от которой ветер свистит в ушах. Это лучше, чем гоночные болиды по песочным барханам в пустыне. И лучше соколиной охоты, в которой я ни разу в жизни не принимал участия. С соколами заниматься очень сложно. Чтобы приручить птицу требуются годы тренировки, максимум терпения и уйма времени. Ни того, ни другого у меня нет. Сначала учеба, потом работа в Америке, а сейчас я просто не заинтересован, хотя Али, чтобы заслужить очки перед отцом, не раз предлагал дать мне пару уроков. Я вежливо отказывался, стараясь минимизировать общение с ним и остальными братьями. Других избегать было куда проще, чем Али, так как они возглавляли филиалы компании в других странах, а в Анмар приезжали только на семейные торжества или экстренные совещания.

Своего первого арабского скакуна Али получил в тринадцать. Я тоже никогда не забуду свой первый подарок от приближенных отца, после того, как он принял меня в свой дом. Это был белый тигр, альбинос. Хотя считается, что белые тигры не являются альбиносами, мне такого нашли. Ни единого коричневого пятна, слабый, болезненный зверь, не способный к размножению. Я думаю, поиск столь редкой особи занял много времени. Я назвал его Кудра, что значит, сила. Помню, как смеялись надо мной Али и его друзья, бросая в слабого тигренка камни, и пытаясь пнуть при каждом удобном моменте. Нора не забывала уколоть меня фразой, что я получил единственный, достойный меня, подарок, выражающий отношение всей верхушки Анмара к одному из принцев. Мне не было обидно, я был зол, горел от гнева. И я поклялся, что Кудра выживет. И он выжил, стал моим лучшим другом, а потом грозой моего зверинца. Когда мне было шестнадцать он напал на меня, пока я спал. Говорят, что если дикое животное вкусило крови своего хозяина – назад дороги нет. Не знаю, что на него нашло. Возможно, почувствовал запах крови, потому что накануне я подрался с Али, который, в очередной раз, пытался установить свое превосходство в доме. Тогда, я сломал ему нос во второй раз, с огромным удовольствием, чувствуя злорадное удовлетворение от того, что, не смотря на разницу в пять лет, я сильнее его по всем показателям. Меня наказали потом, но я даже не заметил ударов. Меня могли избивать, только связав предварительно, иначе справится с nemr abiad[13 - Белый тигр – араб.] было невозможно. Именно в шестнадцать я получил свое прозвище. И оно не было насмешкой. Уже нет. Я научился внушать страх и уважение. Друзья Али давно перестали задирать меня, поняв, что я могу быть куда агрессивнее дикого тигра, который жил в моей комнате, как комнатная собачка.

* * *

Между прогулками верхом и гонками по пустыне на мощных внедорожниках, которые любят устраивать от безделья сыновья других миллиардеров Анмара, я посещал благотворительные мероприятия, где постоянно сталкивался со своим дражайшим братом. На людях Али всегда вел себя безукоризненно и вежливо, но мы оба знали, что на самом деле испытываем друг к другу.

Я ничего не забыл.

Я не из тех, кто подставляет вторую щеку.