Мир полон позитивных намерений. Сборник рассказов

– Вам письмо от жены из Санкт-Петербурга.

Федор быстро повернул замок и распахнул дверь, чтобы ударить администратора по голове. Ему протянули конверт, где знакомой рукой написано его имя.

Он вскрыл письмо. Буквы прыгали в разные стороны, пришлось надеть очки.

«Милый Малим. Я всё это время жила в гостинице, а не у подруги. Не осуждай меня. Я не хотела, чтобы ты волновался. Гостиница хорошая, моя комната очень чистая, светлая и удобная и, конечно, в стиле модерн. Перед сном выхожу погулять, но всё больше читаю. Крепко целую. Пиши мне. Твоя Малимочка»

Она жи-ва, она жи-ва, – стучали в голове тысячи барабанщиков.

Она живаааа, – трубили в голове тысячи трубачей.

Пол, стены, потолок – всё шаталось. Федор упал на кровать, положил руку на грудь.

– Я же знал, что она просто спала. Она меня испытывала. Это игра такая в спящую русалку. Нужно было её окликнуть по имени. Что я наделал? Что я сейчас наделал? Соблазнился свободе и запаху молодой жизни. Но теперь я спокоен. И первым поездом к ней, домой…. Всё будет, как прежде.

Федор резко встал с кровати, накинул на плечи пальто и вышел на улицу.

5

У фонарного столба недалеко от гостиницы «Золотой якорь» стояла Настя. Она дернулась навстречу Федору Кузьмичу, сделала несколько быстрых шагов и остановилась. Когда он проходил мимо, девушка тихо спросила:

– О чем вы меня тогда спросили? Я не расслышала.

Он ничего не ответил, шёл дальше через площадь, мимо храма. Привычно перекрестился. Этого ему показалось мало. Ещё раз перекрестился.

– Господи, помоги.

Федор Кузьмич быстро пошёл по дорожке Александровского сада. Прямая спина, высоко поднятая голова. Шаг. Шаг. Словно солдат перед боем принял сто граммов и ничего не боится. Старости нет. Есть длинная, длинная личных сражений жизнь. А как награда – тело прекрасной дамы. Давай, иди, мужчина, весело маршируй с огромным пузом опыта. Шаг. Шаг. Бодрее. Она уже раскинула крылья рук, развела на север и восток свои белые ноги. Ты попадёшь прямо в её сладкую черноту. Если …. дойдёшь.

У Федора Кузьмича щелкнуло колено, он ойкнул и захромал. Потянуло в пояснице. Он сгорбился, сжался, потух и пошёл медленно, волоча ногу, раненый возрастом. Закружилось солнце, зашаталась колокольня.

– Милима, Настенька, – простонал он, обнимая тонкий ствол молодого дерева и слеповато оглядываясь по сторонам. Никого. Совсем никого.

На храме загудел главный колокол: «По-чем трес-ка? По-чем трес-ка?». Ему сердито ответили средние колокола: «Три копейки с половиной, три копейки с половиной!». Маленькие зазвонные весело вступили в разговор: «Врешь, врешь, полторы, врешь, врешь, полторы».

Федор Кузьмич потряс головой. Наваждение спало. Звон летел над площадью, очищая от скверны вечным напевом: ««Любишь Бога? К нам, к нам. Любишь Бога? В храм, в храм».

6

– Слава России, – кричал со сцены Сологуб.

– Государю императору Слава, – дружно ответили люди в зале.

– А на этом лекцию на тему «Искусство как выразитель миропонимания» объявляю закрытой.

Слушатели долго хлопали, что-то хвалебное кричали со своих мест. Долго не расходились, стояли группами, обсуждали. К великому Сологубу гимназистки подходили робкими стайками, просили автограф в альбом. Он спрашивал имя, смотрел в лицо, а потом медленно писал, выводя старательно каждую букву. «Наталье, или Светлане, или Ольге от Федора Сологуба на добрую память». Организатор отсчитал триста рублей и умолял ещё приезжать с лекциями.

Когда, наконец, все разошлись, Федор с чемоданом вышел на улицу.

Его окликнула Анастасия.

– Можно я вас провожу на вокзал?

В повозке они молчали. Он даже сквозь толстую ткань пальто чувствовал прикосновение его плеча с её плечом. Потом, некстати, вспомнил жену. Во рту стало кисло, и он отодвинулся.

***

На перроне было уже темно.

– А я стихи порвала и сожгла. И у меня вот что.

Настя подняла вверх обожжённый палец в зеленке.

Федор на него нежно подул.

– Я даже согласна, чтобы вы меня выпороли, и я никогда не писала стихов.

Он взял её маленькую руку, раскрыл и поцеловал в мягкую ладошку.

Она задохнулась, захлебнулась от счастья и жарко зашептала.

– Я готова с вами поехать и помогать во всем.

Девушка обхватила его шею руками и прижалась губами к губам, как это делают только в детстве.

Сологубу стало стыдно от своих желаний, мыслей, поступков.

– Я очень старый для тебя, птичка. Прощай.

Он поцеловал её в лоб, поднял с земли чемодан, поднялся в вагон и закрыл дверь. Даже не оглянулся.

7.

Стук колёс успокаивал нервы. Он заказал чай и свежую прессу.

Наводя порядок в сумке, наткнулся на конверт с письмом жены, погладил рукой шершавую бумагу. Понюхал. Не пахнет. Странно, она всегда сильно посыпала письма сухими духами.

Посмотрел на дату отправления и похолодел. Письмо было написано и отправлено ещё до её смерти. Сколько же времени оно ездило по стране в поиске получателя и именно в городе Вологде его поймало.

Ну что ж, уже поздно нажимать стоп-кран. Поезд уносился всё дальше и дальше. Федор положил большую седую голову на подушку и провалился в сон.

Невестка для мамы

– 1-

Раннее утро в одной из квартир панельной многоэтажки на окраине Москвы. На маленькой кухне пожилая еврейка в китайском халате и в бигудях топчется у газовой плиты, жарит на сковородке оладушки.

За столом сидит мужчина в деловом черном костюме, вяло водит ложкой по тарелке с овсяной кашей. На стене бормочет телевизор. Женщина берёт со стола пульт и нажимает кнопку «выкл».