Внутренний мир. Западня

Парень сел в кровати, пытаясь прийти в себя после столь реалистичного виде̒ния. Словно границы сна и яви стёрлись, и он, уже проснувшись, всё не мог понять, где находится. В эту ночь сон показал ему больше обычного: в белом ослепительном пространстве Герман узнал снежную равнину и тяжёлые, нависшие над головой облака. Ну и пещеру, конечно же, каменную пещеру! Но вот где именно Рудольф и когда всё это случилось? Много лет назад, после того как он пропал, или прямо сейчас, он где-то в снежных местах, да ещё в окружении диких животных?

На часах было почти шесть, и уже занималась заря. Подойдя к окну, Герман увидел на балконе соседней квартиры фигуру своего лучшего друга – Севастьяна Крошина. Постучав по стеклу, он махнул ему рукой, чтобы тот открыл входную дверь.

Наспех одевшись, крадучись, чтобы не разбудить маму и бабушку, Герман направился в квартиру друга. Оба парня снова вышли на балкон.

– Ещё не ложился? – догадался Герман.

– Нет, – Севастьян покачал головой.

Он был старше на два года, высокий, жилистый, с крупными чертами лица. Севастьян никогда не снимал бандану, а между указательным и средним пальцами правой руки почти всегда можно было увидеть длинную толстую эльфийскую сигарету. Вот и сейчас Севастьян закурил.

– А ты чего не спишь?

– Опять приснился сон, – Герман поморщился от дыма, попавшего ему в лицо, он не разделял дурные привычки друга.

– Расскажешь своим?

– Нет, – категорично заявил парень, – бабушка только будет нервничать, а маме не до этого. У неё новый роман с очередным кретином.

– Который ездит на новой «Капире»?

– Да, – Герман заёрзал от холода и сунул руки в карман куртки.

– Неплохо, – Севастьян неспешно выпустил ещё один клуб дыма. – Может, он оплатит твою учёбу в следующем году.

Алемский бросил на друга осуждающий взгляд. Он учился на последнем курсе юридического колледжа и грезил карьерой в прокуратуре. Но учёба в престижном институте стоила немалых денег, которых ни у матери, ни у бабушки не было.

– Она не станет его просить, – он перегнулся через перила. – Он ей нужен для того, чтобы был повод пострадать. Иначе зачем она выбирает одних только кретинов?

– Может быть, твоя мать всегда любила твоего отца и сейчас не может найти никого лучше?

– Ну прям, – Герман фыркнул, – они были знакомы всего месяц. Там, скорее, всё как у Пушкина: «Пора пришла, она влюбилась». Это слабое место всех женщин, ты что, не знаешь? Им непременно нужно испытать это сильное чувство, иначе они будут чувствовать себя неполноценными.

– Всё дело в гормональном фоне, – умозаключил Севастьян. – Достигнув детородного возраста, самка нуждается в том, чтобы спариться и завести потомство, это заложено на генетическом уровне.

– Вот ты всегда скажешь что-нибудь такое…

– Это наука, никакой романтики, – Севастьян затянулся. – Ты просто сопляк, который ничего не понимает, потому ты сам один из тех кретинов, в которых по глупости влюбляются такие же малолетние соплячки. Тебе просто повезло получить от своей мамы эту смазливую внешность, но твоя заслуга в этом равна нулю, – друг соединил указательный и большой палец. – Потом-то они повзрослеют и, возможно, поймут, что ты самовлюблённый заносчивый эгоист, но пока наслаждайся.

– Ой, да иди ты в жопу! – Герман отмахнулся и от слов друга, и от дыма.

Девчонки сходили с ума по его выразительным волчьим глазам ещё со школы. Герман пользовался этим без зазрения совести, со скучающим видом лениво отвечая на их знаки внимания, чем только ещё больше подзадоривал. Дружба с более взрослым Севастьяном и вовсе не пошла ему на пользу. Тот стал знакомить его с девушками доступными и беспринципными, «учил плохому», как говорила бабушка Офелия, которая на дух не переносила своего молодого соседа по лестничной клетке.

«Учился плохому» Герман охотно, хотя с девушками ему было скучно. Внутри билась какая-то другая энергия. Что-то не давало покоя, мешая спать по ночам. «Это несправедливо, несправедливо, несправедливо!» – кипело подсознание, взывая парня к борьбе. Вот только за что, он пока сам не понимал. Поэтому боролся со всем понемногу: ругался с учителями из-за оценок, спорил с одноклассниками, доказывая свою правду, участвовал в диспутах на взрослые темы с мамиными ухажёрами. Отчитывал и строил их с бабушкой. Татьяна и Офелия почти не сопротивлялись, будучи кроткими по характеру, они первые пали под натиском его маленькой домашней тирании.

– Так что со сном-то делать? – спросил опять Герман, повернувшись спиной к перилам.

– Матери скажи.

Вместо ответа парень пренебрежительно усмехнулся.

– Тогда бабушке.

– Я ей не разрешаю про него вспоминать. У неё потом давление поднимается, и она спать не может. Пусть беспокоится насчёт того, что приготовить на обед, ей же лучше.

– Какой же ты мерзкий, – Севастьян покачал головой, с насмешкой глядя на парня.

– А что не так? – тот пожал плечами. – Они ничем не помогут, только переживать будут. Я об их же благе забочусь.

– Заботливый ты наш, – Севастьян попытался ухватить Германа за щёку, но тот успел вывернуться, отпихнув друга.

– Заколебал! Я серьёзно спрашиваю! – Герман пригладил растрепавшиеся из-за возни волосы.

– Скажу то же, что и в прошлый раз, – Севастьян развёл руками, – иди к Эдварду Гордону.

Была середина октября. Солнце выглянуло сквозь тучи совсем неожиданно, заставив влажный асфальт и капельки дождя, застрявшие в листве, заблестеть в его лучах. Герман только что сошёл со скоростного междугороднего поезда Та̒рган – Догови̒рск и оказался в самом центре столицы.

Договирск был мегаполисом, похожим на крупный азиатский город, с разрастающимися высотками самых причудливых форм и расцветок, с зелёными садами на крышах и с парками, испещрёнными велосипедными разметками. Здесь была гибридная система метро: наземные и подземные ветки, одноколейки, поезда на магнитных подушках и даже фуникулёры сплетались в одну систему. А ещё от Договирска к каждому крупному городу тянулись железные дороги, оснащённые суперскоростными поездами, разгоняющимися до 300 км/ч.

Единственное, чего не было ни в Договирске, ни во всём Ардхоне – автомобилей на бензине. Нефть здесь не добывали, хотя активно пользовались другими природными ресурсами. Экология волновала жителей Внутреннего мира не в последнюю очередь, поэтому сгораемое топливо было категорически запрещено. На дорогах можно было встретить разве что электрокары или авторапиды. Это изобретение выглядело как обычная машина, но работало по принципу скоростного велосипеда: водитель поочерёдно давил на педали, а механизм за счёт системы рычагов разгонял машину до 50 км/ч.

Во всём же остальном города Ардхона ничем не отличались от городов Внешнего мира. Каждая страна впитывала культуру того народа, с которым граничила через пространственную пелену. Валдария не была исключением: русское деревянное зодчество, православные храмы, монументальные советские постройки можно было встретить в любом регионе. Разве что эльфы предпочитали в архитектуре стили эпохи Возрождения, жители Российской Республики старались идти в ногу со временем и непрестанно модернизировали свои города. Вампирские улицы напоминали аккуратные и функциональные купеческие кварталы, и лишь в Коммуне вы могли встретить многоподъездные панельки с завалами неубранного снега и развороченными мусорными баками вместо детской площадки. В Валдарии шутили, что суровый климат земель Коммуны и нелёгкие трудовые будни оборотней делали их самыми «русскими» из всех видов. Справедливости ради нужно отметить, что жили оборотни далеко не бедно. Именно на их территории располагались самые богатые залежи металлов и минералов. И именно там брал начало «Газовый конгломерат» – крупнейшая компания Валдарии, обеспечивающая газом практически всю Европу.

Что же касается Договирска, то он, как центр всех четырёх культур народов Валдарии, впитал лучшее, что было у них. В частности, центр города, куда и прибыл Герман Алемский, поражал монументальностью и размахом архитектуры. Старинные каменные здания, казалось, соревновались в роскоши лепнин и оригинальности узора на решётках балконов. Широкий тротуар был выложен идеально подобранными друг к другу необработанными камнями. Между фонарными столбами растягивались арки из живых вечнозелёных растений. Многочисленные фонтаны соединялись целой системой желобков, вода из одного перетекала в другой, создавая впечатление, что ты идёшь по сказочному парку, которому нет конца и края. А вдалеке виднелся наземный участок метро под прозрачным куполом, нависающий над кварталами, как огромная игрушечная железная дорога, забытая ребёнком-великаном.

Герман прошёл мимо здания суда и мэрии и оказался на одной из небольших площадей. Фонтана здесь не было, зато высился памятник Советскому Солдату – как вечная память о тысячах добровольцах Валдарии, погибших во Второй мировой войне. Вопреки закону о невмешательстве в политику Внешнего мира они окольными путями добирались до русских городов и сражались бок о бок с советскими братьями. Герману понравился этот памятник, он напоминал ему о тех временах, когда он учился в начальной школе Саранска, пел на День Победы военные песни и слушал рассказы фронтовиков о страшных годах их молодости. Это так прочно врезалось ему в память, что Герману казалось неправильным не отмечать теперь 9 мая, оказавшись в Валдарии. Наличие памятника Советскому Солдату словно восстанавливало справедливость и успокаивало совесть Германа, воспитанного в ценностях постсоветского пространства.

Однако венцом Договирстка была другая статуя: на огромной центральной площади перед зданием Совета Федерации высилась скульптура Мидири̒диса Великого – древнего эльфийского мастера, открывшего Та̒фнен А̒рдхон. Памятник составлял в высоту двадцать семь метров, по числу двадцати семи Тарн, которые воздвиг этот мастер. Та̒рны являли собой гигантские столбы, расставленные по всей земле, задача которых заключалась в том, чтобы окончательно разделить между собой Внешний и Внутренний и исключить любое случайное путешествие человека между измерениями. (Увы, это всё равно иногда случалось из-за искривлённого ландшафта, климатических особенностей или нестабильного электромагнитного фона, порождая тем самым массу легенд о паранормальных явлениях у людей Внешнего мира.)

Мидиридис Великий, проживший более тысячи лет и погибший, устанавливая последнюю такую Тарну, положил начало миру Тафнен Ардхон. В его честь в трёх мировых столицах были установлены абсолютно одинаковые памятники. На каждой Мидиридис был изваян в полный рост, а его длинные волосы стянуты позолоченным обручем, в середину которого были вделаны одинаковые красные рубины. В темноте камни сияли алым огнём, а об их происхождении и таинственной связи между собой ходило множество легенд. Они обладали удивительным магнетизмом: оторвать взгляд от рубинов стоило зевакам колоссальных усилий. Вот и сейчас Герман Алемский простоял на главной площади минут десять, глядя на памятник. Пока, наконец, не отвёл взгляд и не направился в сторону метро, чтобы добраться до окраины города.

Он ехал к Эдварду Гордону.

Герман лишь раз слышал о нём от бабушки, которая не верила в причастность эльфа к исчезновению сына и сокрушалась о незаслуженном наказании Эдварда. Всё остальное Герман узнал о Гордоне из интернета. Будучи осуждённым на ссылку в Сибирь, тот был досрочно освобождён спустя восемь с половиной лет. Каким-то образом, (Герман не особо вдавался в подробности, они его не так уж интересовали), Гордон сумел вернуть себе и титул, и земли. Будучи алмарианом, он пробовал себя в качестве ментального советника самого эльфийского Владыки Ната̒на, но в итоге оставил службу и сосредоточился на духовном пути. Эдвард Гордон начал преподавать в «Институте космоэнергетики и тонких тел», обучая молодое поколение запутанным наукам работы с энергиями. Именно туда и направлялся Герман.

Выйдя из метро, юноша двинулся в путь пешком, щурясь от солнечных лучей, так неожиданно осветивших ему дорогу под серым осенним небом. Справа начинался лес, берёзы, ютившиеся на его опушке, звонко шелестели полысевшими ветками, словно в волнении перешёптываясь друг с другом о предстоящей зиме. Напротив них вдоль дороги стояли одинокие коттеджи, вокруг которых росли пожухлые декоративные кустарники.

Герман поёжился и натянул капюшон куртки, в который раз пожалев, что послушался совета бабушки и поехал на метро, вместо того чтобы взять такси. Помимо утраченной возможности добраться до института в комфортном и сухом салоне автомобиля, Алемский уже несколько раз пожалел, что вообще отправился в путь. Несмотря на то что он позвонил в институт и убедился, что господин Гордон на месте, юноша не был уверен, что тот примет его. К единственному алмариану Валдарии выстраивались толпы из нуждающихся в помощи или совете, и сын бывшего напарника вряд ли будет пропущен без очереди.

Однако Герман не замедлял шаг. Вскоре из-за леса показалась круглая каменная башня, а затем институт, расположенный в старинном замке-рондо (архитектурном стиле, распространённом в Ардхоне, где все строения имели круглую форму). Замок этот представлял собой огромное двухэтажное здание в форме кольца, в середине которого был внутренний двор и башня. Изначально замок и все земли вокруг принадлежали князю Шакурову, который был раскулачен во время революции 1917 г., не обошедшей стороной и Российское княжество. Советский режим, однако, просуществовал здесь недолго, и уже в конце 20-х годов образовалась Российская республика с президентом во главе. Наследники Шакурова так и не объявились, и замок остался во владении города. В этом уединённом месте в лоне природы и обосновался «Институт космоэнергетики и тонких тел», в чьих стенах училась самая духовно одарённая молодёжь страны.

Когда Герман открыл железную калитку и оказался на ухоженной территории института, снова заморосил дождик, поэтому парень поспешил по выложенной камнем дороге к высоким старинным дверям замка.

В просторном холле его остановил охранник:

– Ваш пропуск.

– Я не студент института, – ответил Герман. – У меня личное дело к господину Гордону.

– Насколько я знаю, господин Гордон принимает только по записи, – мужчина вежливо улыбнулся. – Пройдите в восемнадцатый кабинет, возможно, его секретарь найдёт для вас окно или запишет на другой день.

Алемский ожидал услышать грубый отказ и заранее приготовил на этот случай речь, поэтому он растерялся, когда мужчина заботливо указал ему, куда именно пройти, предупредив, что сейчас все ещё могут быть на обеде. Должно быть, стены этого духовного места даже на охранников оказывали особое воздействие.

В приёмной кабинета номер 18 с табличкой «Заведующий кафедрой психосоматических отклонений» секретаря не оказалось, зато на диване сидела девушка его лет.

Герман с опаской относился к красоткам, ему была неприятна власть, которую они над ним имели: чего доброго, засмотришься так однажды и влюбишься! А девушка, сидящая в приёмной Гордона, была писаной красавицей. Поэтому парень нахмурился и лишь коротко кивнул в знак приветствия. Он вовремя смекнул, что та так хороша собой, потому что является эльфийкой. А законы и обычаи Княжества были очень строги, всячески защищая девичью целомудренность. Алемскому проблемы были не нужны. Того и гляди из-за угла покажется её отец, брат или ещё какой родич, так как эльфийским девушкам было запрещено появляться в обществе без сопровождающего. Светские порядки, давно устаревшие во всём мире, в эльфийском обществе всё ещё строго соблюдались.

– Вы по записи, должно быть? – Герман всё же не мог не заговорить, украдкой бросив на неё оценивающий взгляд.

– Да, но ты, наверное, иди первый. Я всё равно жду родителей. Какие-то задержки с Порталом.

Девушка пожала плечами. Она обратилась к нему на «ты», и держалась раскованно. Нет, она не эльфийка.

– Портала? – переспросил он. – Ты из Внешнего мира?

Девушка кивнула, немного нахмурившись, должно быть, ожидая насмешки или критики. Общество Валдарии воспринимало Внешний мир как стадо баранов, Герман и сам не раз встречался с нападками в свой адрес.

– И я оттуда, – он приободрился и отвесил короткий поклон. – Герман Алемский.

– Анна Кивер! – девушка улыбнулась в ответ.

Это имя абсолютно ничего не значило для Алемского, всё, что его занимало теперь – возможность открыто любоваться её светлыми локонами, вьющимися кольцами, большими тёмными глазами, подвижностью и грациозностью фигуры. И он даже не подозревал о том, что это случайное знакомство обнажило запутанный клубок их прошлого, клубок, которому было суждено превратиться в огромный снежный ком.

Что касается Анны Кивер, (а это была та самая девушка, с которой началась наша история), то с тех пор, как мы оставили её возле Портала, в котором растворилась её мать, прошло вот уже два года. Путешествие в Ардхон, знакомство со своим дедом и Договирск очаровали девушку. С поддержкой Анатолия Стомина она поступила в колледж и стала жить с ним. Новый мир, дивные существа, сказочность всего происходящего, космоэнергетика, которую углублённо изучали в её колледже, всё это захватило Анну. Они с Германом разговорились, и она стала расспрашивать у него про институт.

– О нет, я не учусь здесь, – парень покачал головой. – У меня к Гордону личное дело.

Анна, к его изумлению, разочарованно вздохнула:

– Я думала ты студент, – она в волнении облизнула губы и посмотрела на часы. – Уже без пяти два. Наверное, этот Гордон вот-вот придёт. Где же мама с папой?

– Собираешься поступать сюда? – предположил Алемский.

– Мой учитель по космоэнергетике дал рекомендации на поступление в следующем году, – призналась девушка. – Но я не уверена. Друзья говорят, что это престижно, тем более сам Эдвард Гордон ведёт занятия. Но… – она вдруг усмехнулась, – вот ты, из Внешнего мира, поймёшь меня. Космоэнергетика – это очень круто, это то, ради чего я оставила семью и переехала в Валдарию. Но мне до сих пор иногда не верится, что это реально.

Молодые люди рассмеялись. Герман отчасти понимал, что его новая знакомая имела в виду. Он и сам иногда забывал о том, что рядом с ним ходят эльфы, вампиры и оборотни. И так как он лично не видел ни одной инициации и перевоплощения, то мозг его порой отказывался верить в реальность существования этих видов.

– Каким-то непонятным чудом оказалось, что моя мама знакома с Гордоном! – продолжила девушка. – Она устроила нам сегодня встречу. Посмотрим, что он скажет обо мне.

Девушка скорчила рожицу. Герман не успел ничего сказать в ответ: из коридора послышались шаги, и оба в напряжении замерли.

В приёмную вошёл высокий мужчина с длинными почти до талии тёмными волосами, в коричневом пальто до колен. Это был Эдвард Гордон, и, хотя оба молодых человека никогда его не видели, поняли это сразу же. Только от алмариана могла исходить такая энергетика. Он, казалось, принадлежит другому миру, взгляд был потусторонним, проникающим сразу в душу, а воздух вокруг него словно сиял неземным светом. Герману стало не по себе, будто он оказался обнажённым под взглядом алмариана. Внутри всё свернулось от ужаса. Почему-то захотелось плакать и смеяться одновременно.

– Вы ко мне? – тот обвёл удивлённым взглядом молодых людей.

– Да, – еле слышно произнесла Анна, тоже глядя на эльфа полным неподдельного восхищения взглядом. – Моя мать, Елена Стомина, звонила вам.

Эльф кивнул. Достал из кармана ключ и стал открывать дверь своего кабинета. Невозможно было определить с первого взгляда, сколько ему лет. Лицо его было молодым, застывшим во времени, однако возраст его выдала тень усталости: глаза Гордона не отличались особым блеском, и фигура была тяжеловесной.

– Простите, – произнесла Анна, набравшись смелости, когда Гордон распахнул свою дверь и взглядом пригласил девушку войти, – родители задерживаются, может пока молодой человек…

Она посмотрела на Германа, и тот, наконец, тоже вышел из оцепенения и шагнул к мужчине.

– Вы не вместе? – Гордон удостоил Алемского своим взглядом. – По какому вы вопросу? Как ваше имя?

– Герман Алемский, – юноша слегка поклонился, решив, что, назвав своё имя, избавит себя от необходимости что-либо объяснять.

Гордон замер, не сумев скрыть удивление, и в волнении забегал глазами между парнем и девушкой:

– Что же, прошу вас.