Железная леди

Один из налетчиков повесил автомат на плечо и подошел ко мне, схватив за руку. Я вздрогнула, взглянув на побелевшее лицо мужа. Казалось, он даже дышать перестал, наблюдая за нами. Мужчина потянул меня в сторону выхода, крепко сжимая пальцы на предплечье.

–– Оставь ее! – рыкнул Дамир, самоотверженно сдвинувшись с места.

–– Еще раз двинешься – и я пристрелю ее, – прохрипел худой и длинный, держа Алию на мушке.

Сабуров в растерянности глянул на посиневшую от страха дочь и опять повернулся ко мне. На его смуглых щеках играли жилы, а на вспотевшем лбу отчетливо виднелись три глубокие морщины.

Оказавшись за воротами дома, мужчина впихнул меня в салон «Хантера», громко захлопнув дверь этого раритета, причем не с первого раза. Сопротивляться я и не собиралась, так как мне по-прежнему было безразлично в чьем плену доживать остаток своих дней. Он повернул ключ в замке зажигания – внедорожник громко зарычал, вибрируя высоко стоящим на колесах кузовом, и осветил ночь, обволакивающую пустую улицу поселка, ярким светом круглых фар. Вжав педаль газа в пол, налетчик свободной рукой скинул ремень автомата с плеча и, бросив его на заднее сиденье, схватился за руль. УАЗ, рыча, бурча и завывая, быстро отдалялся от дома, закидывая стрелку спидометра вправо. Мужчина мельком взглянул на меня и стянул балаклаву с лица. Я замерла в оцепенении, рассматривая довольную физиономию Хромова. Он сиял ярче новенького тульского самовара, лукаво улыбаясь.

–– Что за цирк? – спросила я, насупившись.

–– Что, не понравился? – подмигнул мне правым глазом Кирилл. – Жаль, медведя не привезли, было бы куда круче.

–– Ты что, издеваешься? – прошипела злобно я. – На вопрос ответь! – повысила я голос, перекрикивая рев двигателя.

–– На какой именно? – прикинулся он идиотом. – О цирке?

–– Какого черта тебе от меня надо?

–– А ты-то тут при чем? – хмыкнул он, недовольно взглянув на меня и спрятав глупую улыбку. – У меня притязания исключительно к твоему благоверному.

Я раздула от негодования ноздри, чтобы втянуть как можно больше воздуха в легкие для пламенной речи, но произнести ее не успела. Автомобиль прижался к забору чужого дома и заглох. Хромов уселся вполоборота и, схватив меня за плечо, притянул к себе. Желанный страстный поцелуй коснулся моих губ. О сопротивлении я не думала и в этот раз, так как моя похоть страстно желала прикосновений этого мужчины. Он вызывал сильное желание, отключая мозг от системы здравоснобжения разума, блокируя сигналы об опасности. Повиснув на его шее, я прогнула спину от возбуждения, ответив на поцелуй. Постанывая от желания, мне казалось, что я задыхаюсь от охватившей тело страсти. Она жаром наливала мышцы, сокращая их последовательно и волнообразно. Кирилл с трудом отстранился и, тяжело дыша, прошептал:

–– Ты больше не вернешься к нему.

Вновь впившись в губы поцелуем, он задышал еще тяжелее, чем прежде, не в силах отказаться от удовольствия.

–– Я хочу тебя, – опять шепнул Хромов и сжал мои губы в своих, коснувшись их языком.

–– Я не хочу тебя, – прошептала я в ответ, продолжая целовать его.

–– Врешь.

–– Нет, – целуя его влажное от пота лицо, возразила я.

Хромов отодвинул меня и пристально посмотрел в глаза. Его страсть развеялась, словно пепел по ветру, а взгляд стал холодным.

–– Зачем ты…

Он так и не сказал то, что могло бы выразить степень его ошеломления и разочарования. Казалось, Кирилл не может поверить в то, что я в слуг и искренне произнесла это злосчастное «нет». Не мог поверить в то, что мой отрицательный ответ мог уживаться с подлинной страстью, не поддающейся контролю. Я желала провалиться сквозь землю куда-нибудь в чистилище, только бы избавить себя от его обременяющего, грузного взгляда. Сильное желание сказать правду я поборола, ведь позволить себе такое увлечение, как любовник, имея такого мужа, как Сабуров, не могла, как и не могла приговорить человека к смерти просто потому, что мною овладела страсть. Дамир никогда не позволит мне покинуть его дом и уберет любого, кто попытается помочь мне осуществить заветную мечту, которой не суждено было сбыться.

–– Отпусти меня, пожалуйста. Я должна вернуться домой, – произнесла я, глядя в лобовое стекло для того, чтобы Кирилл не видел мох слез.

–– Зачем? – он продолжал рассматривать профиль в полутьме. – Я же сказал, что ты не вернешься к нему.

–– Мне нужно кормить пса.

–– Какого пса, Сандра? – искренне удивился Хромов, аккуратно коснувшись моих холодных дрожащих пальцев.

–– Лохматого, – смахнула я слезу со щеки. – Кирилл, я должна вернуться к нему.

–– Должна? Ты уверена?

–– Я хочу, – вцепившись в дверную ручку, я до боли сжала пальцы, чувствуя, как обручальное кольцо ранит кожу бриллиантовой россыпью, как оно ранит мою обреченную на плен душу.

–– Хорошо, – с каким-то хладнокровным безразличием сказал он, отпуская дрожащие не от холода пальцы.

Чем ближе автомобиль становился к сабуровскому логову, тем больше мне хотелось передумать и, попытав счастье, сбежать с Кириллом, но вернувшийся здравый разум внятно разъяснил мне свою позицию, лишая надежды на свободу. Хромов смотрел прямо перед собой, не позволяя себе касаться моего профиля взглядом разочарования. Он крепко держался за руль, периодически вдыхая врывающийся в приоткрытое окно холодный воздух. А я, напротив, больше не вдыхала, мечтая задохнуться не от боли, а от асфиксии, но легкие непроизвольно наполнялись кислородом, поддерживая жизненные показатели в пределах нормы.

Внедорожник прижался к каменному забору, остановившись метрах в двадцати от дома Сабурова. Кирилл по-прежнему смотрел прямо перед собой, сжимая пальцы на рулевом колесе. Мельком коснувшись взглядом его напряженного лица, я выскочила из салона. Джип взвыл и, скрипнув колесами, рванул с места. Поднятая покрышками с неасфальтированной дроги пыль взвилась вверх, погрузив меня в серую дымку. Я медленно опустилась на колени и, прижав ладони к лицу, зарыдала. Рыдания были громкими и отчаянными, наполняя длинную улицу панихидными звуками скорби. Непонятно откуда возник Сабуров. Поднимая меня с колен, он что-то говорил, но это что-то я не слышала и не понимала, продолжая рыдать от чувства обреченности. Он крепко держал дрожащую фигуру в руках, пытаясь отыскать на ней причину громких рыданий и отчаянных всхлипываний, но ему не суждено было рассмотреть зияющую рану, которую оставил Хромов в моей теперь уже пустой груди.

–– Ты ранена? – взволнованно спросил он, продолжая осматривать меня и ощупывать ладонями. – Что он сделал? – не обнаружив ни крови, ни увечий, попытался выяснить Дамир, но я продолжала кричать от боли, рыдая взахлеб. – Хватит! Замолчи! – рявкнул он, желая привести меня в чувство. Сабуров встряхнул тело, которому были безразличны его желания, оно продолжало содрогаться от плача. – Звони врачу! – крикнул кому-то он и, прижав меня к себе, повел в сторону дома.

Успокоилась я только тогда, когда примчавшийся на зов депутата семейный врач при помощи инъекции разбавил мою кровь каким-то волшебным одурманивающим раствором. Там, в забытье, куда меня отправил врачеватель, было до безумия хорошо, спокойно, а главное, безразлично. Вот только это безразлично, в отличие от хорошо и спокойно, никуда не делось поутру. Оно еще долго циркулировало с моей крови, подавляя эмоции.

Втиснувшись в спортивный костюм, я стянула волосы в хвост и, стараясь не издавать лишних звуков, вышла из комнаты. Благо, в доме было пусто и тихо. Добравшись до кухни, я наполнила чашку кофе и, развернув протеиновый батончик, уселась на стул. Утреннее солнце, поднимаясь все выше и выше, заливало сад теплым светом. Его лучи переплетались с ветками пышных деревьев и путались в блестящей от росы паутине, которую так старательно вывязывали всю ночь длиннолапые пауки. Ветер играл невесомым тюлем, периодически то выдувая его на улицу, то вдувая обратно в дом. Цветущая липа слышимо шелестела листвой, а ее сладкий аромат наполнял помещение кухни. Но мне все это было безразлично. Если совсем недавно подобные мелочи способны были доставить удовольствие, то сейчас я не испытывала ничего. Меня не восхищали обильно цветущие кустарники магнолии, не радовало утреннее пение птиц, не манил свежескошенный зеленый газон, не просыпалось желание потискать любимого пса. Даже мысли о Кирилле не способны были заставить бедное сердце сокращаться чаще. Надеясь на то, что любимое до дрожи «железо» сумеет пробудить эмоции от летаргического сна, я отправилась в зал. Но, к сожалению, даже «чудотворные» штанги и гантели не оправдали моих надежд. Я подошла к зеркальной стене и внимательно посмотрела в свои пустые глаза. «Он убил меня», – медленно сказала я про себя. Вот только не считая смерть уважительной причиной отказа от тренировки, я, скинув толстовку, приступила к разминке. Громкая музыка отвлекала от ненужных мыслей, ранее выпитый крепкий кофе наполнял организм энергией, схомяченный без зазрения совести и не учтенный в суточный калораж батончик заряжал силой. Тренировка была, как никогда, изнуряющей.

Опустив штангу на стойку, я подняла со скамьи полотенце и прижала его к лицу. Несколько секунд кислородного голодания – и я жадно вдохнула прохладный воздух кондиционера. Мой взгляд коснулся зеркальной глади, а тело вздрогнуло от неожиданности: за спиной стоял Ник. Я тут же убавила звук и повернулась к нему.

–– Он уезжает завтра вечером, – негромко сказал Никита, подходя ближе, – ты знала?

–– Нет. Надолго?

–– На сутки. Только это секрет. Дамир не хочет, чтобы кто-либо узнал об этой поездке.

–– Тогда откуда узнал ты?

–– Услышал его разговор…

–– Подслушал? – перебив, хмыкнула я, всем своим видом демонстрируя фальшивое осуждение.

–– Это имеет значение?

–– Для меня, нет. Я поеду в бар и напьюсь до полусмерти.

–– Угу, только чур я в этом не участвую.

–– Почему?

–– Охрана тебя все равно не выпустит из дома…

–– Поможешь мне сбежать… – начала я, но Ник перебил:

–– Куда тебе бежать? Эти игры с огнем до добра не доведут. Я же сказал, что больше не участвую в твоем «самоубийстве». Саша, он же не шутит. Эта мразь убьет и не поморщится, но самое страшное – наказание за содеянное его никогда не настигнет.

–– Плевать. Я устала бояться. Рано или поздно он все равно убьет меня, это дело времени. Я хочу жить, а не сидеть в этом осточертевшем доме. Никита, я не могу так больше.

–– Извини, – покачал он отрицательно головой, давая понять, что не намерен помогать мне.

–– Если ты не поможешь, я в красках опишу Сабурову все позы, в которых ты трахал меня на нашем семейном ложе во время его командировок.

–– Ну и сука же ты… – с ужасом глядя на мой уверенный взгляд, прошептал Ник.

–– Да, – согласилась я. – В этом мерзком мирке каждый выживает, как может.

–– Хорошо, – кивнул он. – В бар, так в бар.

Никите удалось вывезти меня из дома в багажнике своего автомобиля, который в этот раз ищейки Сабурова даже шманать не стали. Спустя час после моего побега я уже сидела за барной стойкой, потягивая мартини из конусовидного бокала, на дне которого мертвым грузом лежали бесполезные зеленые оливки, словно парочка разбухших утопленников, покрывшихся зеленой тиной. Ночь стремительно неслась вперед, напоминая экспресс «Рязань-Москва», который облюбовал губернатор Подрязанья, а я никак не могла ощутить алкоголь в крови. Не было ни легкости, ни опьянения, зато напряжения – хоть отбавляй. Цель не была достигнута, опять погружая меня в разочарование.

Спрыгнув с барного стула, я поплелась к выходу, сопровождая движения вздохами. Тело по-прежнему наполняла усталость и странная необъяснимая тяжесть. Оказавшись на парковке, я подошла к автомобилю Никиты, который он заботливо оставил мне, дабы не дежурить под стенами бара полночи. Теперь необходимо было забрать его из дома и, поместив себя в багажник, вернуться в «тюремную камеру» раньше конвоира. Разблокировав двери, я взялась за холодную ручку, но нырнуть в салон не успела: какая-то сволочь уцепилась за мою руку. Обернувшись, я испуганно осмотрела лицо абсолютно незнакомого хмыря, стоящего неприлично близко ко мне. Он соорудил из губ улыбку, напоминающую омерзительный шакалий оскал.

–– Привет, детка! – прошипел он, продолжая лыбиться, словно полоумный идиот, пребывающий в одиночной палате психиатрической клиники. – Я же сказал, что это жена депутата, – произнес он, повернув голову вправо, после чего я заметила еще одного такого же точно идиота.

–– Да ладно, – покачал отрицательно тот головой, – она на шлюху больше похожа, нежели на жену слуги народа.

–– Одно другому не мешает, – хихикнул полоумный с шакальей улыбкой.

Я стояла неподвижно, наблюдая за несимпатичными маргиналами. А причиной неподвижности был нож, зажатый в руке обладателя хищного оскала, все еще сжимающего мою руку в своих шершавых сухих пальцах.

–– Вот это удача, – произнес тихо тот, что стоял чуть в стороне, – представляешь, какую награду за нее отвалит депутат? – мечтательно сказал он.

–– Ну что, куда ее?

–– Давай в дом моей бабки отвезем, там ее хрен кто найдет.

Острие ножа больно уткнулось в шею под подбородком, а шакалья морда наклонилась к моему перепуганному лицу.

–– Только тихо, – прошипела морда и оскалилась.

–– Убери руки от нее! – громко произнес до боли знакомый голос.

Мы втроем повернулись и уставились на Хромова, стоящего в свете фонаря и наблюдающего за происходящим, так сказать, со стороны.

–– Вали отсюда, мужик, подобру-поздорову! – прошипел шакал, поскуливая.

Кирилл как-то разочарованно вздохнул, качнул головой и, мне даже показалось, закатил глаза от глупости этих идиотов, а после извлек из-за пояса пистолет. Затвор блеснул под светодиодной фонарной лампой, а предохранитель громко щелкнул, предупреждая о боевой готовности. Маргиналы переглянулись и вновь повернули опешившие физиономии к Хромову. Простофиля с улыбкой шакала спрятал нож за спину и отступил назад.

–– Ну чё ты сразу не сказал, что это твоя девка? Мужик, ты это… не глупи… обознались мы… попутали… мы уходим…

Эти двое кинулись прочь, а я, повернувшись к Кириллу, вцепилась взглядом в его лицо. Он спрятал за спину пистолет и замер в ожидании, рассматривая мое лицо, по которому уже стекали горячие слезы. Я подошла к нему ближе, зачарованно глядя в любимые глаза, и прижалась к высокому телу, уткнувшись носом в рубашку. Тихий плач становился громче с каждым последующим вдохом. Держать себя в руках было бессмысленно, ведь такой тяжкий груз я удержать никогда бы не смогла. Это слишком неподъемная ноша. Кирилл прижимал меня к груди, касаясь ладонью головы.

–– Сандра, не плачь, – попросил он, прижавшись губами к виску.

Я тут же отстранилась и заглянула в серые глаза, пытаясь найти в них утешение, но не было там ничего… абсолютно ничего… ничего, кроме чувства.

–– Я люблю тебя, – не сдержавшись, призналась я, беспрерывно размазывая струящиеся слезы по щекам.

Он в упор смотрел на меня как на что-то немыслимое, непостижимое, нереальное, фантастическое. Неожиданно Кирилл крепко прижал меня к груди и, наклонившись к уху, прошептал:

–– Я люблю тебя, Сандра. Больше жизни люблю. Я не верну тебя ему. Я не смогу. Ты поедешь со мной? – снова отстранив меня от груди, он пристально посмотрел в мокрые глаза.

–– Поеду, – сказала я, подкрепив сказанное кивком.

–– Ты уверена? – спросил Хромов, коснувшись ладонью слезной щеки.

–– Я уверена, Кирилл.

Когда шикарный черный «Кадиллак», подобно крылатой колеснице, летел по трассе, как мне казалось, в сторону земного рая, суля приятные перемены, я не думала о том, что слово «казалось» станет ключевым во всей этой истории. Два дня, проведенные рядом с Хромовым, навсегда останутся в памяти. За эти короткие два дня я успею понять: мужчины умеют любить. Любовь Кирилла не миф, она реальность. Его любовь теплая и мягкая. Она мгновенно тает на языке, возбуждая рецепторы и вызывая зависимость. Она настолько приторно сладкая, что порой возникает желание ощутить горечь и терпкость, именно те, что присутствовали в нашем сексе. Раньше я не могла даже представить, что мужчины способны так любить: открыто, горячо, не стесняясь чувств, демонстрирующих слабость и уязвимость.

–– Сандра, просыпайся! – разбудил меня ранним утром взволнованный Кирилл. – Надо срочно уезжать! – возбужденно говорил он, натягивая в спешке брюки.

–– Что произошло?

–– Он ищет тебя. Уже весь город на уши поставил: объявлен план «Перехват», менты шмонают всех без разбора.

Чем дольше я смотрела на Кирилла, тем больше мне казалось, что он сошел с ума. Его слова напоминали лихорадочный бред, принять который я не могла, вернее не желала. Но ведь я прекрасно знала, что все именно так и закончится, знала, что Сабуров землю рыть будет и непременно меня из-под этой самой земли достанет. На что я надеялась?

–– Надо спешить. Поднимайся, – вернул Хромов меня в реальность бытия, продолжая безрезультатно бороться с собственной нервозностью. – Если выезды перекроют, мы не сможем покинуть город. В аэропорту, на вертолетных площадках и в порту уже дежурят патрули. Попробуем прорваться на машине…

–– Кирилл, прорваться куда? – перебила я его. – Нам некуда бежать. Рано или поздно Сабуров найдет меня, это дело времени.

–– Это неважно! – разозлился он. – Я не отдам тебя ему!

– Он убьет тебя, – обреченно прошептала я, задыхаясь от грядущего неизбежного трагического конца. – Мне лучше вернуться…

– Ты любишь меня? – спросил Кирилл все так же зло. Я кивнула. – Тогда собирайся!

Поднявшись с кровати, я прижалась к нему, заранее зная, чем закончится наша утренняя пробежка. Кирилл обнял меня, вздыхая, и уткнулся лицом в волосы.

–– Сандра, – отодвинул он меня, – собирайся. Только быстро. Я жду тебя внизу.

Собралась я, как и просил Кирилл, быстро, спустившись вниз. От волнения он стал немногословен и зажат, старался реже смотреть на меня, а от моего внимания, казалось, раздражался. Усадив меня на заднее сиденье новенького «Фольксвагена» с наглухо тонированными стеклами, Хромов опустился рядом. Кресло водителя занял незнакомый мне крепкий мужчина, а пассажирское – начальник охраны, которого я видела и ранее, но всего раза два.

–– Поехали! – приказал Кирилл, отвернувшись к боковому окну.

Седан покинул территорию дома, устремившись в сторону выезда из коттеджного поселка. Начальник охраны, иногда поглядывая на водителя, медленно вращал пальцами маленькое колесико рации, находящееся рядом с короткой антенной.

–– Ну что там? – нетерпеливо спросил Хромов, обратившись к мужчине.

–– Глухо как в танке, – обернувшись, ответил тот.

–– Хреново.

– Согласен.

Но стоило Кириллу обреченно вздохнуть, как рация зашипела, а после послышались слова, сопровождаемые неприятным потрескиванием: «Первый Третьему, прием… Слышу тебя, Первый, прием… Приказ Соколова – досматривать весь транспорт без исключения, как понял? Прием… Понял тебя. Принято».

Я принялась покусывать от нервозности нижнюю губу, не веря в происходящее, напоминающее боевик. Похоже, Сабуров действительно поставил на уши весь город, будучи уверенным в том, что я попытаюсь покинуть город, ну, или меня попытаются вывезти из него. Начальник охраны повернулся назад, глядя на Хромова взглядом, полным безысходности и растерянности, поджав при этом губы.

–– Куда ехать? – спросил водитель, тоже взглянув на него.

–– В горы, – словно насмехаясь над ним, ответил Кирилл.

–– Может быть, попробуем проскочить?

–– Угу, и это будет последнее, что мы попробуем, – ответил водитель, недовольно глянув на соседа.

«Третий Первому, прием… – вновь зашипела рация, напоминая о себе, и все в салоне напряглись, как один, сосредоточившись на словах. – Говори, Третий… Мы на трассе А117, прием… Отлично, Третий, работайте».

–– Разворачивай! – приказал Кирилл, судорожно осматриваясь по сторонам. – Поезжай в горы! – сказал он на этот раз вполне серьезно.

Дотянувшись до моей руки, Хромов сжал дрожащие пальцы, наконец-то посмотрев мне в глаза. В сером взгляде была безвыходность, и я ее прекрасно видела, все больше убеждаясь в том, что не ошиблась, предугадывая результаты нашего забега. Сабуров всю правоохранительную систему кормил с руки на протяжении многих лет, а они каждый раз преданно и самоотверженно выполняли приказы своего кормильца. И этот раз вряд ли станет исключением. Это понимала и я, и Кирилл.

Слева показалось подножье горы – позади седана послышался рев двигателя, стремительно приближающийся. Он становился отчетливее и громче, вынуждая всех нас обернуться: черный джип с тонированными стеклами (который я не могла не узнать) в считанные секунды поравнялся с «Фольксвагеном». Заднее стекло приопустилось, а в образовавшейся щели, словно в амбразуре, возникло автоматное дуло. Молниеносная реакция Кирилла – и я оказалась на полу между сиденьями под его тяжелым телом. Непрерывная автоматная очередь, пули, вонзающиеся в кузов седана и с легкостью пронизывающие тонкий металл, битые стекла, градом осыпающиеся на нас сверху, заставляли плотнее прижиматься к полу. Вдыхала я иногда, через раз, испытывая ужас от происходящего. Тяжеленное тело Хромова не позволяло наполнить легкие воздухом в необходимом объеме, вызывая удушье, но это было не так страшно, как осознание того, что Сабуров отдал приказ: огонь. Он позволил применить оружие, дабы меня остановить, а это означало: главной версией было не похищение, а побег.

Очередь прервалась. Кирилл, мгновенно поднявшись, схватил меня за руку и, распахнув настежь дверь, сиганул в кювет, увлекая меня за собой. Упав в высокую колючую траву, мы покатились кубарем с крутого спуска. Оказавшись внизу, я подняла голову, с диким ужасом глядя на то, как «Фольксваген», подобно мифической Стимфалийской птице, летит над пропастью. Казалось, такое возможно только в кино: выглядел этот полет абсолютно нереально, будто комбинированные съемки, но, к сожалению, кинематограф тут был ни при чем. Удар метала о землю и оглушительный взрыв заставили прижаться к земле. Оказавшийся подле Хромов схватил меня за руку, и мы ринулись к горе. Поднимаясь все выше и выше, я спотыкалась о булыжники и валежник, поскальзывалась на шишках, рассыпанных под соснами и елями. Силы очень стремительно покидали меня, ведь я не обладала выносливостью, так как силовые тренировки требовали лишь кратковременного усилия. Бег по пересеченной местности, да еще и в гору, мгновенно выматывал организм. Опять раздались выстрелы за спиной, как одиночные, так и очередью, причем по звуку отличающиеся друг от друга, а это означило, что стреляют из разного вида оружия. Пули свистели над головами, безжалостно вонзаясь в стволы многовековых сосен. Ощущение того, что мы находимся на поле боя, не покидало. Адреналин в крови подавлял страх, делая его практически неощутимым и незаметным. Движение на грани физических возможностей не оставляло ни сил, ни времени распознать какие-либо эмоции.

Кирилл дернул меня куда-то вправо и повалил на землю. Мы оказались за высоким валуном, спасающим от свистящих пуль. Происходящее напоминало компьютерную игру, особенно звук свинца, безуспешно пытающегося вонзиться в горную породу. Выстрелы становились громче, сообщая о приближении стрелков.

–– Тебе нужно идти, – неожиданно произнес он, продолжая бороться со сбившимся дыханием. – Они убьют нас. Я не смогу защитить тебя.

Я не могла поверить в то, что Кирилл готов был бросить меня на полпути.

–– Ты же обещал, что не отдашь меня ему.

–– Не отдам, – подтвердил он и даже кивнул. – Сандра, я не могу подвергать твою жизнь опасности. Да у меня даже ствола с собой нет, – он резко дернул меня на себя, прижав крепко к груди, когда очередные пули, свистя, вонзились в каменную броню.

Выстрелы стремительно приближались, расползаясь в стороны. Судя по звукам, нас попросту окружали.

–– Я не хочу без тебя… Я не хочу с ним…

–– Сандра, послушай, – начал взволнованно Кирилл, – мои ребята мертвы, я остался совсем один. Я ничего сейчас не могу сделать. Сабуров не знает, что ты сбежала, наверняка он уверен, что это похищение…

–– Это был его джип, – в ужасе прошептала я. – Он все понял.

–– Он не причинит тебе вред, – попытался убедить меня Хромов, хотя, мне показалось, что сам он был убежден в обратном. – Я заберу тебя… позже… не сейчас…

–– Обещаешь?

–– Я люблю тебя, – так и не ответил он на вопрос.

Кирилл крепко прижал меня к себе, коснувшись соленых от слез губ поцелуем.

–– Давай, Сандра, иди, – отпустив меня, сказал Кирилл с болью в голосе.

–– Уходи, – произнесла я, когда автоматные очереди образовали паузу в пространстве, даря природе время насладиться тишиной.

Поднявшись во весь рост, я покинула временное укрытие и, поднимая руки высоко над головой, стала медленно двигаться вперед. Мужчины в камуфляжной форме стояли за стволами старых сосен, периодически высовывая черные головы в балаклавах и поглядывая на меня. Слезы струились по щекам, а я продолжала жадно глотать их, не в силах поверить в то, что добровольно возвращаюсь в каземат к своему жестокому надзирателю.