Гароэ. Остров новых надежд

– Разъясни им, что у нас нет намерения красть у них еду. Мы готовы заплатить за нее разумную цену. – На этот раз он улыбнулся, как огромный кролик с желтыми зубами, и уточнил: – Тот, кто захочет снабдить нас продуктами по своей собственной воле, сможет выбрать взамен любой из предметов, находящихся на столе.

Когда Акомар с трудом завершил путаный перевод, туземцы недоверчиво переглянулись, и самый молодой тут же спросил на своем языке:

– Он говорит серьезно? Я могу взять одно из ожерелий в обмен на одну из моих свиней?

– При условии, что она здоровая и упитанная… – ответил капитан, как только Акомар перевел ему смысл вопроса. – Мы люди щедрые, но не безмозглые.

После выяснения вопроса островитяне обменялись серией длинных фраз. Они были настолько возбуждены, что, даже не зная языка, можно было утверждать: им никогда не доводилось получать такого привлекательного, соблазнительного и щедрого предложения.

В отполированных зеркалах они увидели собственное отражение, мягкие ткани могли бы заменить их одежды из овечьих шкур, бусы украсили бы шеи их жен, а в блестящих металлических кастрюлях можно было бы варить пищу. Люди, которые до сего момента знали лишь глину, камень и дерево, о таком и мечтать не смели.

Когда прошел первый момент ликования, туземец, известный как Бенейган, судя по всему пользовавшийся непререкаемым авторитетом, указал на одну из шпаг, которые были воткнуты в песок, и пожелал узнать, распространяется ли на них соглашение. Однако на сей раз ответ Кастаньоса не оставил ни малейшего сомнения.

– Ни шпаги, ни топоры, ни копья, ни ножи, ни что- либо другое из того, что может быть обращено против нас, – заявил он таким тоном, что сразу стало ясно: данный вопрос не подлежит обсуждению. – Мне еще в юности внушили: желаешь мира – готовься к войне, а это, прежде всего, означает – располагать лучшим оружием, чем у противника… – Он жестом словно отодвинул от себя что-то воображаемое и при этом сказал Акомару: – Последнее нет необходимости переводить, скажи ему только: мол, об оружии не может быть и речи.

Туземцы согласились – лишних объяснений им не понадобилось – с тем, что пришельцы не расположены делиться определенными вещами, и тогда глава островитян вызвался отвести испанцев в одно место в глубине острова, где они могли бы расположиться, имея под боком небольшой источник чистой воды, поблизости с густыми лесами и плодородными землями. – На каком расстоянии от ближайшего берега оно находится? – тут же поинтересовался дотошный капитан.

Из ответа, не отличавшегося особой точностью, следовало, что можно дойти до берега моря и вернуться обратно на протяжении одного утра. Это, судя по всему, совсем не устроило командира экспедиционного отряда: он напирал на то, что предпочитает разместиться как можно ближе к океану.

Однако участники импровизированной «Первой мирной конференции» дали понять, что на всем побережье нет такого места, которое может обеспечить водой столько человек в течение продолжительного времени. – Здесь с водой всегда были большие проблемы, особенно летом… – со своей стороны подтвердил переводчик. – Помнится, когда я был ребенком, мы пережили такую ужасную засуху, что моей матери приходилось идти целый день, чтобы принести два жалких бурдюка из козьей шкуры; этого едва хватало, чтобы выжить… – Он сделал короткую паузу и осторожно добавил: – Не мне вам советовать, как поступить, капитан, но если мой опыт островитянина что-нибудь стоит, я вам рекомендую первым делом позаботиться о водоснабжении, поскольку у вас еще будет время оглядеться и выбрать место получше.

Диего Кастаньос тут же спросил своего заместителя:

– А ты как считаешь, Баэсуля?

– Считаю, что человек научился бороться со всем, кроме жажды, которая наводит ужас и убивает так же, как и шпаги. История учит, что из-за жажды исчезло больше цивилизаций, чем из-за действий людей.

– Кончай свои словесные выкрутасы и давай ближе к делу! – недовольно процедил капитан со свойственной ему бесцеремонностью. – Я допускаю, что этот чурбан прав и у нас еще будет время найти позицию получше, то есть в данный момент я согласен, чтобы дикари отвели меня на то место, которое они предлагают, а тем временем ты отправишься в плавание вокруг острова.

– В плавание вокруг острова на утлых шлюпках по бурному морю? – всполошился юный офицер, махнув рукой в сторону грозных волн, которые с все возрастающим грохотом разбивались о берег. – Это безумие!

– Насколько мне известно, у нас нет ни других шлюпок, ни тем более другого моря. Короче, я разрешаю тебе отобрать шесть человек по своему усмотрению, и выполняй себе задание хоть до второго пришествия, только вот тебе мой первый приказ: нарисуй мне подробную карту каждого мыса, бухты, пляжа и утеса, включая тщательный промер глубин, чтобы выбрать место, где судно среднего водоизмещения сможет подойти к берегу, не рискуя сесть на мель…

– Да я же человек сухопутный и не переношу качки!.. – возроптал антекерец.

– Ну так я тебя уверяю, что ты либо излечишься от этого, либо похудеешь…

Его прервал переливчатый свист, раздавшийся с вершины кручи. Сопровождаемый недоуменным взглядом капитана самый молодой из туземцев встал, вышел из-под навеса и, подняв голову в сторону свистевшего, поднес пальцы ко рту и засвистел в ответ; все это напоминало какой-то шифрованный разговор.

Обмен трелями, которые пронзали воздух, преодолевая расстояния, недостижимые для любого человеческого голоса, длился почти пять минут, поэтому, когда упорный свистун вернулся на место, капитан Кастаньос не выдержал и яростно завопил:

– И что все это значит? Уж не приказал ли он, чтобы нас атаковали?

– Вовсе нет!.. – поспешил успокоить его переводчик. – Тот, наверху утеса, просто поинтересовался, как идут дела, и парень ответил, чтобы он сходил за тремя козами, потому что хочет быть одним из первых, кто обменяет их на бусы.

– И все это он сказал с помощью свиста? – изумился военный. – Подумать только!

– Таким способом мы передаем сообщения с одной горы на другую.

– Да он и впрямь хорош!..

– А я-то думал, что этот язык используется только на острове Гомера… – вмешался брат Бернардино де Ансуага. – Один послушник, который родился там, но которого продали в рабство, уверял меня, что он способен кое-что понять, однако, что касается меня, я никогда не слышал, чтобы это практиковалось здесь, на Иерро.

– Язык свиста возник на Гомере, поэтому там он развит в большей степени, но мы тоже им пользуемся… – уточнил Акомар, гордясь тем, что он может продемонстрировать свои способности и познания. – Ведь до Гомеры рукой подать – камень можно добросить.

– Это должен быть совсем крошечный камушек, запущенный с помощью гигантской пращи, но сейчас речь не об этом, – пробормотал бровастый капитан, вынимая из сумки на поясе пучки растений, которые он разбросал поверх зеркал, и при этом добавил, обращаясь прямо к туземцам: – А еще объясни им, что те, кто принесет мне много-много этих водорослей, получат красивые подарки…

* * *

– Водорослей? – озадаченно переспросил монсеньор Касорла, собиравшийся отправить себе в рот аппетитный кусок жареной козлятины. – Что ты хочешь этим сказать?

– То, что сказал, – ответил хозяин дома. – Капитана Кастаньоса очень интересовало то, что он называл водорослями, хотя спустя годы я выяснил, что на самом деле это были лишайники.

– Что за ерунда!

– Я тоже так думал… – кивнул генерал Баэса с другого конца стола; они сидели в просторной столовой, наслаждаясь отменными кушаньями Файны, которая выглядела самой счастливой женщиной на свете, снуя туда и сюда с тарелками и подносами. – И мне даже не приходило в голову, что какое-то с виду безобидное растение в дальнейшем могло породить бесконечное число проблем и причинить жестокие страдания.

– Вероятно, из этих водорослей, лишайников… или что такое там было… получают что-то вроде наркотика или яда?.. – спросил озадаченный прелат.

– Вовсе нет, но капитан проявил к ним такой живой интерес, что, как только туземцы изъявили готовность доставить их в любых количествах, приказал снять лагерь и приготовиться к походу. Затем отвел меня в сторону и приказал, невзирая на непогоду, отправляться в море и во время плавания вокруг острова и составления карты обратить особое внимание на те места на берегу, где особенно много загадочных зеленых листиков. «Советую тебе взять с собой братьев Аресов, которые, как всякие добрые галисийцы, наверняка что- то понимают в мореходстве, – сказал он мне. – Остальных выбирай по своему усмотрению, только сделай это прямо сейчас, потому что в тот момент, когда скроется вершина этого утеса, я хочу увидеть, как ты держишь курс на юг». – Генерал сделал паузу, вновь воскрешая в памяти случившееся в тот суматошный и, как оказалось, несчастливый день, и, покачав головой, словно ему самому трудно было принять правду, добавил: – Карлос и Амансио Аресы действительно были «добрыми галисийцами», отсюда и предположение, что они «наверняка что-то понимают в мореходстве». Однако позже выяснилось, что они родились в Луго, поэтому видеть не видели никакой другой воды, кроме реки Миньо, до того дня, как их привезли в Севилью, где они оказались лицом к лицу с Гвадалквивиром, а затем с океаном, который их ошеломил. Из четырех остальных двое были леонцы, а самый сильный и решительный, Бруно Сёднигусто, – саморец, уверявший, что он всю свою жизнь занимался греблей на озере Санабрия.

– Сёднигусто! – не удержавшись, повторил удивленный прелат. – Любопытная фамилия!

– То была не фамилия, а прозвище, поскольку он имел привычку приговаривать: «Сегодня густо, а завтра пусто», – объяснил собеседник. – Но он умел грести, был силен, как мул, и оказался действительно замечательным парнем.

– А откуда был шестой?

– Предполагаю, из какого-нибудь селения в Сьерра- Морене, но я не вполне уверен, – сказал собеседник, смиренно пожав плечами. – Его звали Ящерица, и в тот день я даже не успел спросить его об этом, потому что не прошло и каких-нибудь десяти минут (нас ужасно качало, а ветер временами разыгрывался не на шутку), как этот паршивец начал блевать, будто намереваясь вывернуться наизнанку, вдруг неожиданно бросился в море, поплыл по-собачьи к берегу и исчез среди скал. – Господи, воля твоя!

– Дьявола, а не Господа! Вот уж не думал, что такое случится!

– Твой первый дезертир и первое пятно в твоем личном деле…

– И самый болезненный прокол… – вынужден был без обиняков признать его сотрапезник. – За считаные минуты он поставил под сомнение мою способность выбирать подчиненных. Среди стольких вымуштрованных и оробевших рекрутов, стоявших передо мной в строю в тот день, я указал на единственного, который предпочел жить как дикарь на незнакомом острове, лишь бы не подчиняться моим приказам.

– Может, тебе послужит утешением мысль о том, что ты обратил внимание на человека с характером.

– Полно тебе, Алехандро! – воскликнул собеседник, притворно целясь костью козленка ему в голову. – Не пудри мне мозги. Просто этот мерзавец не переносил качки, и я его понимаю: при этом возникает такое чувство, будто ты умираешь. Поэтому он решил, что лучше уж прозябать на суше, нежели загнуться в море, в чем я тоже его не виню, потому что в такой обстановке, когда и волны, и ветер, и течения, и чертово солнце, которое немилосердно пекло, в голову лезло всякое дерьмо.

– Что за выражение, мой генерал!.. – с лукавой улыбкой попеняла ему старая Файна, убирая пустую тарелку. – Ну как тут научишься хорошо говорить с таким вот хозяином?

Фелюги напоминали бумажные кораблики, влекомые бурным течением по канаве. Они кренились на бок, вразнобой взбирались и спускались по волнам, несмотря на героические усилия гребцов, в движениях которых было больше отчаяния, нежели проворства. На каждую шлюпку приходилось всего лишь по три неопытных человека, тогда как, чтобы заставить судно двигаться в нужном направлении, требовалось никак не меньше десятка морских волков.

Чтобы фелюги не унесло в разные стороны ветром и течениями, их соединили между собой толстым канатом саженей в двадцать длиной, привязав его к корме судна, которым командовал лейтенант Баэса, и к носу второго, которым управлял капрал Карлос Арес. Можно было подумать, будто первое судно тянуло на буксире второе, поскольку мускулистый Бруно Сёднигусто был единственным гребцом, способным успешно справляться с трудностями, хотя с каждым взмахом весла становилось все очевиднее, что они слишком отдаляются от берега.

Все шестеро, обливаясь потом и отдуваясь, предпринимали отчаянные попытки вновь подплыть к утесам, которые защитили бы их от ветра, и высмотреть крохотный пляж или укромную бухту, где можно было бы обрести убежище, однако безжалостный океан, словно магнит, затягивает корабли в свои бесконечные просторы, так что понадобилось не так уж много времени, чтобы осознать, что они находятся на расстоянии уже больше пол-лиги от последнего известного острова.

А они прекрасно знали, что, если так пойдет и дальше, их навеки поглотит то, что географические трактаты и морские карты обычно с полным основанием именуют Мрачным океаном.