Орфей неприкаянный

Миновав двор, мы втроём очутились на филатовской площадке.

На наши звонки никто не отвечал. Тогда я стал колотить в дверь ботинком и кричать, что нам известно, где они прячутся, и будет лучше просто открыть, не доводя до серьёзного скандалища и вызова милиции.

Спустя минут семь к моим увещеваниям присоединились и Лина со Светой. Лязгнул засов, в образовавшуюся щёлку выглянула пунцовая Филатова, и изобразила на лице полнейшее незнание и непонимание. Мы почти хором потребовали привезти Владлена, и в итоге он, шатаясь, нарисовался за спиной хозяйки.

– На 

автобус занял, да? – сдерживая эмоции, обратился я к нему. – Ты хотя бы чуточку понимаешь, что ты сейчас творишь?

– А чего? Я не парюсь. Мы за ваше здоровье пьём. Безобразия не нарушаем. За жизнь базарим, общаемся…

– Общаетесь? Да твоя жена целый подъезд на уши поставила, истерику устроила, они с матерью драку готовы учинить. Это нормально?

– А я с какого бока тут?

– Что значит, «с какого бока»? Тебя фрау приревновала к Филатовой…

– Пф! Её проблемы…

– Честное слово, по—хорошему прошу. Пойдём с нами. Ну не порти окружающим праздник. Мне же завтра людям в глаза смотреть. Что я скажу? С лучшей стороны вы себя показали, ага? И меня подставили шикарно! И Лину! Молодцы!

– А те чё? Стыдно за братана? Да?

– Да, …! Стыдно, …, за ваш… дебош! Быстро собирайся, мирись с мамой, извинись перед супругой.

– Ага, щаз! В ноги, …, пал и землю есть начал! Потрещу с девушкой часик, а там….

И Владлен, оттолкнув меня, дважды повернул ключ в замочной скважине.

Мы ошалело замерли, Свистюшкина произнесла: «Ну, блин, офигеть вообще!» и направилась к выходу.

Встретивший нас Ложкин покачал неодобрительно головой:

– Вот от тёти Зои я подобного фокуса не ожидал.

– Слушайте, а пойдёмте гулять! – неожиданно подскочила Лина. – Пусть они тут без нас разбираются. Вернёмся, а всё уже и уладилось.

– Правда! – захлопала в ладоши Свистюшкина. – Самый лучший вариант. Жара спала.

Вениамин поддержал сие начинание, и мы всемером отправились к набережной. Прохладный ветерок с пруда успокаивал разгорячённые, взбудораженные мысли, и я старался не думать о произошедшем, наивно полагая, будто грозовая туча сама собой рассосётся к нашему возвращению.

Но Владлен не являлся бы Владленом, закончи он дело миром.

Когда мы, проводив Ложкиных на маршрутку, приблизились к дому, сражение полыхала вовсю. Бабушка, сидя на лавке, лила слёзы, а Владлен воспитывал супругу, норовящую его ударить. Не особо заморачиваясь системой Макаренко, он заехал благоверной кулаком по уху, и она, запнувшись о невысокий деревянный заборчик, вверх тормашками грохнулась в кусты. Прифронтовая полоса огласилась душераздирающими воплями: «Убивают!»

Кто—то из жителей, высунувшись с балкона, проговорил:

– Не, пора в 

милицию звонить! Угрохает он её…

Жена брата, выбравшись из зарослей акации, опять отважно бросилась на мужа, но и в этот раз он двинул ей настолько крепко, что она улетела в песочницу, визжа, словно подрезанная.

Зрелище оказалось не для слабонервных. Я затрясся от бешенства и, более не сдерживая ярости, понёсся вверх по лестнице, а Лина побежала за мной.

– Ах так?! Ну, я вам счас… покажу, где раки зимуют! Накушаетесь до отвала! И трави—вали, …, и ширли—мырли огребёте! – кажется, рычал я.

Тёща с бывшим супругом на меня не смотрели, брызгая ядом, издавали злобное шипение.

Сграбастав подарки родственничков в охапку, я рванулся к окну, намереваясь запустить их прямиком в пустые котелки скандалистов. Но Лина, не потерявшая пока хладнокровия полностью, и рассуждавшая здраво, повисла у меня на правой руке, Свистюшкина вцепилась слева, и вдвоём они не позволили мне совершить задуманное.

Метнув посуду обратно на диван, я накинулся на бабушку:

– Матушка—то куда делась?

– Ой, что было, что было! Они без вас форменное бесчинство устроили! Всех крыли матюгами, на три буквы посылали, бутылками швырялись, кричали и дрались. И Зоя тоже не отставала!

– Да ты мне скажи, куда она пропала—то?

Но никто не знал местонахождение мамули.

Я по наитию взбежал на шестой этаж, и пред очами моими предстало эпичное полотно: прямо на бетонном полу, у чужого порога, храпела мамаша. Схватившись за голову в ужасе от увиденного, я припустил в квартиру, выбрал чистый стакан, наполнил его холодной водой и выплеснул жидкость на маманю. Очухавшись, она что—то забормотала, но я, не мешкая, подхватил её подмышки и погнал вниз, честя на чём свет стоит. Дощатую лёгкую дверь подъезда не успели отворить, и мать от моего толчка в спину врезалась в неё, распахнула и вывалилась, скатившись по ступенькам, на улицу.

– Ну, ладно, сынок! За всё отблагодарил… – начала она, но я прервал её жалобы.

– Убирайтесь на хрен! Пошли к чёрту! Здесь вам не деревня, чтоб бузу заводить. Мне теперь, из—за ваших фокусов, до конца жизни сегодняшним днём в морду станут тыкать. Пошли вон, скоты! Вас в нормальное общество выпускать нельзя. Одна цель – нажраться до хрюканья и в душу нагадить!

Лина, наблюдавшая эту сцену сверху, когда я вернулся в комнату, рыдала, уткнувшись в подушку, а Свистюшкина её успокаивала.

Не сдержавшись, я снова принялся орать на старушку:

– Вот! К чему ты их привезла! Мы тебя просили? Давай, забирай эту шоблу к себе!

– Серёжа, зачем ты баб Катю—то обижаешь? Она же не виновата! – сквозь слёзы увещевала меня Лина.

– Не виновата? Они сами приволоклись, да?

– Вот спасибо тебе за заботу, дорогой внучек! Пожалеешь, да поздно будет…

И она вышла, крестясь и матерясь одновременно.

– Лин, вы с Сергеем меня проводите? Сумерки уже, страшно в одиночку добираться.

– Проводим, Свет. Умоюсь сейчас.

И мы отправились провожать Свету, да только, пройдя половину дороги, та очнулась и спохватилась, что забыла ключи на пианино. Пришлось возвращаться. Часы показывали без пяти одиннадцать.

Но повторно сопровождать Свистюшкину не позволили Наталья Васильевна с Аликом Мингазовичем. Они вызвались доставить Светлану до хаты, предоставив нам заниматься приборкой.