Эпос трикстеров – 3. Локи. Отец погибели

А в пещере в это время мальчишки выползли из-под шкур.

Тритон принюхался:

– Чем это здесь запахло?

– Ха! Так вон же в очаге мясо горит! Забыли про него. Ну, ничего, сейчас мы его спасём. Хороший кусок-то. И подгорел совсем немного, – Лодур схватил приготовленные ещё нереидой палочки и стал вытаскивать мясо из очага.

Но детские руки были коротковаты и кусок плюхнулся прямо в огонь.

– Вот ведь напасть!

– Плюнь на него, – посоветовал Тритон. – Пусть будет жертвой огненным богам. – А нам надо за Галатеей последить. Видишь, как её обидели! Помочь бы чем…

– Да чем ты ей поможешь? – удивился Лодур. – Разве что этого Хара прибить? Но, боюсь, у нас не получится.

– Она плакать будет. Долго. Жалко мне её, – задумчиво произнёс Тритон.

– Хэ! А у твоей мамы Амфитриты сундучок есть с зельями. Я как-то к ней в покои пробирался и в него заглядывал. Там на одном пузырьке улыбка нарисована. Это, наверное, веселящее зелье. Давай мы у бабушки его утащим и Галатейке дадим. Вот она и перестанет плакать! – радостно заявил Лодур.

– Идёт! Побежали скорее! Пока наши мамы не вернулись. Галатейка-то уже, наверное, домой плывёт.

Мальчишки бегом понеслись по тропе к морю. А там достали из поясных мешочков пузырьки с зелёной жидкостью, сделали по глотку. И через несколько мгновений в волнах прибоя мелькнули два хвоста большущих рыбин.

* * *

– Вот тупица-то я, – думал Хар, – бредя по тропинке, поднимающейся в горы. – И чего это я взбеленился? Ушёл бы по-тихому и дело с концом. Зачем скандал устроил? Хотя… Она ведь знала, что я сын Тваштара. И на кой ляд я ей об этом при встрече рассказал? Да ещё и одно из имён своих назвал. Покрасоваться захотел, конская башка! Ну, ладно. Теперь она меня у Тваштара искать не будет. Дело сделано. Осталось только вороного жеребца найти. А уж я-то с ним справлюсь. И буду бессмертным! Надоело на побегушках у отца быть.

Тропа завернула за огромный валун, и Хар с облегчением вздохнул. Перед ним стоял его конь. Подарок самого Тваштара. Удивительный, странный и волшебный. Ослепительно белый, с гривой длиннее человеческого локтя. С тремя ногами: две сзади и одна широкая спереди. И с настоящими могучими крыльями!

Лагты Дзуар, «бог мужчин» – так завали Хара дома отец и братья, хотя богом-то на он как раз и не был. Так, местный покровитель воинов и странников. И это его совсем не утраивало. Хар хотел быть богом.

* * *

В подводном замке всё было ожидаемо. Галатея рыдала в своих покоях в окружении утешающих её Галены, Фетиды, Актеи и хмуро взирающей на всё это действо Дориды. Несчастная нереида сквозь потоки слёз рассказывала, какой мерзавец этот одноглазый Хар, который и не Хар вовсе и даже не одноглазый! И как этот ублюдок, который даже и не сын Тваштара, подло с нею обошелся! А что он говорил при последней встрече!

Впрочем, про интерес этого молодого человека к бессмертию и уздечке Понта Галатея ни словом не обмолвилась.

– Галатейка! Галатейка! Мы знаем, чем тебе помочь! – влетел в комнату нереид Тритон.

– Да! Мы не хотим, чтобы ты плакала! – зазвенел сзади голос Лодура, протягивающего навстречу безутешной нереиде руку с зажатым в ней флаконом с бледно-сиреневой жидкостью. – Вот! На этом зелье нарисована улыбка. Ты перестанешь плакать!

Мальчишка вытащил пробку из флакона, но перед тем, как отдать его Галатее, нюхнул сам.

Комната почему-то закружилась вокруг Лодура, пол начал уходить из-под ног, а свет – гаснуть, погружая окружающий мир во мрак. Мальчик почувствовал, что падает лицом вниз.

– О, боги! Это ж зелье умирающей луны! – этот дикий крик Галены был последними словами, что услышал Лодур.

Столкновение с мраморными плитами пола он воспринял, как ярчайшую вспышку, после которой мир для него перестал существовать.

* * *

Лодур вынырнул из тьмы неожиданно. Наверное, его разбудил мерный рокот речи Понта.

– Всё хорошо, Най. Ему очень повезло, что он лишь понюхал эту отраву. Сама знаешь, зелью умирающей луны даже боги не всегда противостоять могут. А тут шестилетняя малявка… Это же надо, спутать знак луны с улыбкой! Хорошо хоть я рядом оказался. Но, Най, ты должна знать. Могут быть неприятные последствия. Тут даже вмешательство бога не помогает. Через десять, через двадцать, в лучшем случае через тридцать лет могут возникнуть проблемы. Ты знаешь симптомы. Береги его… М-да… И шрам на лбу, наверное, останется. Здесь не только шишка от удара об пол. Здесь и метка тьмы…

– Да, Понт, я всё знаю. Мы что-нибудь придумаем. У нас есть время, – ответила Най-эква.

Лодур слушал их, не шевелясь, не открывая глаз и даже не дыша.

Тяжёлые шаги Понта, трепыхание дверного полога… Бог моря ушёл. Осталась только мать. Лодур зашевелился.

– Огонёчек ты мой! Очнулся, родимый?

Малыш открыл глаза. Милое, самое красивое на свете, хоть и залитое слезами лицо матери, склонившейся над ним.

– Мама, – тихо шепчут губы Лодура. – Я тебя люблю. Ты ведь меня не оставишь?

– Конечно, не оставлю!

– Мама, ты не бросай меня. Будь со мною всегда. Всегда-всегда.

Заплаканное лицо озаряется улыбкой.

– Да, сынок, я буду с тобою всегда.

Детские ручки обвивают шею матери. Странное тепло с ощущением безмерной доброты заполняют душу Лодура.

* * *

Безымянная сущность, обитающая на путях мёртвых, была в ужасе. Она не видела будущего. Она не могла просчитать вероятностные линии этого мальчишки.

«Что он такое сделал? Как такое возможно? Неужели… Неужели это так на него объятья с матерью подействовали? Это не возможно! Этого нельзя допустить! Так. Надо всё хорошенько обдумать. И только после этого я приму решение. Малец подождёт. Если такое повторится, он может быть очень опасен. Ещё ни разу такого не случалось, чтобы я не могла просчитать несколько вероятностей чьей-то судьбы. Такое впервые. И это мне не нравится. Совсем не нравится. А потому, голубушка Най, тебе придётся расстаться с сыном».

* * *

2140 год до Р.Х., третий день месяца росомахи по северному календарю (25 июня)

* * *

– Что это ты сегодня, Лодур, на камушке сидишь, а не плаваешь вместе со всем? – с надменной улыбкой произнесла среброкудрая Кимотоя и презрительно окинула взглядом маленькую мальчишескую фигурку, пристроившуюся на огромном валуне, выпирающем из воды у самого берега.

Мальчишка обернулся на голос нереиды, скорчив недовольную физиономию. Недолюбливал он эту белобрысую зазнайку.