Эпос трикстеров – 3. Локи. Отец погибели
Это Най-эква и сделала. Она спокойно прошла сквозь стену, сложенную из толстенных стволов лиственницы и, презрев пустоту чудовищной пропасти под ногами, тихим облачком полетела в южном направлении. Чёрная ночь встретила её холодом, бледным светом ущербной луны и колким блеском многочисленных звёзд, которые явно говорили о том, что мир только что перешёл грань полуночи.
Най-эква летела, не оглядываясь на город Семидесяти семи богов. Она оставляла его за спиной, думая, что делает это навсегда.
Город Семидесяти семи богов… Красивое название, призванное вселять ужас во врагов. На самом деле в Доме Ена богов тогда было чуть больше двух десятков. В тот злополучный день на Небе собралась всего лишь половина бессмертных этого клана. Трое – вечно юная вестница богов Калм, бог смерти Кулэм и повелитель болезней Самсай-ойка («Заглазный старик») – были где-то на земле, занимаясь своими делами. А ещё у Ена имелось семеро сыновей. Настоящим кровным являлся только бог северного ветра Войпель. Остальные шестеро были приёмными. Точнее – названными сыновьями. Нет. Ен вовсе не брал их на воспитание малыми детьми. Они приходили в Дом уже взрослыми и бессмертными. И речь идёт вовсе не об отношениях родства. Это были скорее политические отношения. Признавая Ена отцом, они фактически объявляли его своим сюзереном. В ответ Верхний дух гарантировал им защиту, поддержку и весьма высокое положение среди остальных богов Дома. Пятеро из его сыновей получили солидные уделы в приграничных зонах и жили теперь в своих владениях, прикрывая от соседей центральные регионы лесной страны.
Одним из названных детей Ена был владыка Каменного Пояса Нёр-Торум. Имя его означало «Каменный бог», но между собой владыки Севера чаще звали его Нёр-ойкой (Каменный старик). А он и не возражал. Ему нравилось выглядеть стариком. Таким строгим, мудрым и седым старцем с длинной бородой и потемневшим от солнца и ветра лицом, словно вырезанным из кости мамонта, что стала коричневой от времени.
Жил Нёр-Торум на священной горе Ялпынг-нёр («Священный камень»), что стоит недалеко от святого озера Ялпынг-тур. Ялпынг-тур, кстати, как раз и означает «Святое озеро».Точнее сказать, жил он не на горе, а в самой горе, где давным-давно специально приглашённые искусные мастера из исчезнувшего уже племени чудов, которые сами себя почему-то звали цвергами, вырубили просторные и великолепно украшенные изящной резьбой залы его подгорного дворца. На самой же Ялпынг-нёр располагалось несколько человеческих святилищ, которые посещались людскими шаманами и самыми лучшими охотниками лишь пару раз в году во время величайших праздников. Говорят, существовал тайный ход, который вёл из залов подгорного дворца прямо на вершину горы. Но где вход в этот тоннель, кроме самого Нёр-Торума, никто не знал. Единственный «официальный вход» в жилище Каменного бога представлял из себя огромную дыру диаметром в два человеческих роста. Дыра эта зияла в скале, служившей берегом святого озера. Да-да. Под водой у самого дна. До поверхности оставалось три-четыре роста человека. Дыра была входом в весьма длинный тоннель, ведущий в недра Ялпынг-нёр. Причём на пару полётов стрелы он был полностью затоплен водой. Потом постепенно поднимался вверх и становился сухим.
Как вы понимаете, воспользоваться таким входом мог только бессмертный или водяной (по-местному – вакуль). Других Нёр-Торум в гости к себе не звал. А водяные, между прочим, были слугами и верной стражей Нёр-Торума. Они бога кормили, поили, одевали, берегли от других бессмертных, периодически отпугивали от озера слишком обнаглевших людей и вообще выполняли любую прихоть старца.
Най-эква с Нёр-ойкой была знакома давным-давно. Наверное, уже тысячу лет. Или чуть меньше. Кто считал? Были они хорошими друзьями даже несмотря на то, что она была повелительницей огня, а Нёр-Торум явно тяготел к водной стихии. Ладить им это не мешало.
Вот здесь и решила обосноваться на недолгое время опальная богиня. До тех пор, пока не придумает, что же ей делать дальше. За то, что приятель может сдать её Ену, Най-эква не переживала. Не такой он человек, то есть, извините, бог. Да и мести со стороны Ена огненная женщина не ожидала. Не в его стиле подобные фокусы.
* * *
Най-эква приземлилась на льду священного озера Ялпынг-тур и сконденсировалась в плотное тело. Подняла голову к мерцающем на небесном своде звёздам и вдруг осознала, что в час между собакой и волком посещение гостей – не самое приятное дело для хозяев. Лучше подождать до утра.
Богиня вышла на берег у небольшого лесочка. Щёлкнула пальцами и из леса прилетела пара десятков молоденьких деревцев, на глазах превращавшихся в очищенные от сучков слеги. Сами собой они сложились в основу небольшого чума. И даже срослись там, где должны быть связаны ремнями или верёвками. Най-эква поглядела на стройную высокую берёзку, росшую на опушке леса, выгнула бровь, и дерево тут же переломилось у самого корня.
Богиня чуть склонила голову, и береста с упавшего ствола стала сползать широкими лентами, поднимаясь в воздух, и сама собой стала покрывать основу чума. Обнажённое дерево переломилось в нескольких местах и примерно две трети его раскололись на небольшие поленья. Най-эква кивнула в сторону почти готового чума, и поленья полетели туда. Часть их уложилась посередине строения шалашиком, а часть пристроилась небольшой поленницей немного в сторонке.
Богиня посмотрела на оставшиеся на месте куски ствола, улыбнулась и щёлкнула пальцами. Чурбаки тут же превратились в несколько медвежьих шкур и целую охапку лисьих. Най-эква кивнула в сторону чума, и медвежьи шкуры накрыли его снаружи, образовав заодно входной полог. Ещё один кивок, и лисьи шкуры влетели в готовый чум, создав у дровяного шалашика удобное место для лежанки.
Богиня подошла к сооружению, полог из медвежьей шкуры сам собой поднялся, приглашая её внутрь. Прежде чем зайти, Най-эква протянула руку в направлении дровяного шалашика. Её пальцы слегка засветились теплым желтовато-оранжевым светом, и с них сорвалась яркая искорка. Искра ударилась о сложенные дрова, растеклась по ним, и те моментально занялись весёлым пламенем. Богиня довольно улыбнулась, вошла в чум и с комфортом устроилась на лисьих шкурах. Полог услужливо закрылся за ней, защищая огненную женщину от холода и мрака ночи.
Най-эква сидела на ворохе лисьих шкур, глядела на пляшущие язычки пламени, вспоминала прошлое и пыталась заглянуть в будущее. Будущее открываться не желало. Оно постоянно скрывалось за туманом неизвестности.
* * *
Безымянная сущность, живущая на путях мёртвых, была удовлетворена. Первый шаг на пути воплощения её плана был сделан. Первый шаг на пути к Рагнарёку – Концу Света. Степень вероятности цепи нужных ей событий выросла до 28,31%. И сущность была уверена, что после беседы с Нёр-Торумом она зашкалит за 33.
* * *
2148 год до Р.Х., второй день месяца лисы по северному календарю (23 декабря)
* * *
– Хэ! – Нёр-Торум удивлённо поднял бровь. – Так и сказала: «лизоблюды ползучие»? Хм… И они ничего не ответили?
– Да, – кивнула, подтверждая свои слова Най-эква. – Ничего не сказали. А Ен, как дятел всё своё долбил: «Так ить, комар. Так ить, комар». Ничего умнее придумать не мог. Ну, сам подумай: откуда на Небе комар? Да ещё зимой!
– Хэ! – опять воскликнул Нёр-Торум и, задумчиво уставившись на мех своей изумительно белой парки, погладил его на груди и спросил. – А ты не погорячилась? Мало ли что на свете бывает?
Най-эква через огонь разделявшего их очага жёстко взглянула в узкие карие глаза собеседника и медленно произнесла:
– Он трижды оскорбил меня и даже не пытался загладить свою вину. Я взывала к нему, но он остался глух к моим мольбам. Мне больше не жить на Небе.
Слова она произнесла не громко, но весомо. На какой-то миг хозяину Каменного Пояса показалось, будто в небольшом уютном зале с резными гранитными колоннами воздух так сгустился от боли и отчаяния, что не давал ему даже дышать. Наваждение прошло. В левой руке Нёр-ойка держал небольшую деревянную мисочку с пока ещё тёплым отваром брусники с мёдом. Он поднёс миску ко рту, слегка подул на неё, очищая от невидимых глазу пылинок и соринок, а затем отхлебнул пару глотков. Крякнув от удовольствия бог оживившимся голосом спросил:
– И что ты теперь делать собираешься?
Най-эква задумчиво погладила на груди огненно-рыжий лисий мех своей парки, будто повторяя недавний жест хозяина дома, и задумчиво произнесла:
– Пока ещё не решила. Немного поживу у тебя. Надеюсь, не выгонишь. Выбор-то у меня не большой. Отшельницей-изгоем быть не хочу. Значит, или к братьям твоим названным Войпелю и Мир-сусне-хуму в Золотой город лететь… А они могут и не принять, узнав, что меня Ен выгнал. Да и живут они в Доме степняков. Как там на меня в ихнем Ирие посмотрят, не знаю. Да и не хочу знать, если честно. Наверное, я всё-таки не к ним отправлюсь, а к твоему отцу. Чё удивляешься? Я имею в виду настоящего отца – Понта. Помнится, лет сто назад он меня к себе в гости звал. Он ещё на Чёрном море живёт? Вести-то оттуда получаешь?
Взгляд Нёр-Торума повеселел. Такой поворот дел его вполне устраивал. Най-экве он искренне симпатизировал, хотел ей помочь, но вот оставлять её в своём благоустроенном холостяцком жилище дольше, чем на месяц, и иначе, чем гостем, совсем не собирался.
– Отличная мысль! Отец только обрадуется. И мать, кстати, тоже. А уж девчонки-то мои как счастливы будут! Я, пожалуй, даже тебя к ним провожу. Заодно и со стариками повидаюсь.
Понт, которого вы, вероятно больше знаете под именем Посейдон, в то время Посейдоном ещё не был и жил со своей женой нимфой Амфитритой в хрустальном замке на дне Чёрного моря недалеко от Кавказских гор. Позднее эллины, правда, искренне полагали, что Понт и Посейдон – это разные божества. Но в людских представлениях слишком часто один и тот же бессмертный вдруг превращался в двух, трёх, а то и четырёх разных. Вся путаница происходила из-за различных мест действия и разных имён. А кто сказал, что бессмертный должен всю вечность сидеть на одном месте и называться одним и тем же именем?
Вот тот же Нёр-Торум, например, при рождении был назван Нереем. С детских лет все окружающие отмечали его ум и сообразительность. Благодаря им он уже в юном возрасте ухитрился стать бессмертным.
Почему «ухитрился»? А потому что богами не рождаются, богами становятся. А дети богов появляются на свет простыми смертными. Но, как и у детей начальников, которые начальниками не рождаются, у сынков и дочек богов есть большая фора перед их обычными смертными сверстниками. Они с детства вращались в мире магии и учились основам колдовства, а это при большом желании и изрядной доле ума вполне могло привести их к бессмертию.
Так вот, Нерей стал богом в 15 лет, а через полгода женился на одной местной нимфе и сумел за следующие три десятка лет вместе с нею наплодить аж полсотни дочек и ни одного сына. Нерей был упорен в своём желании получить сына. В результате жена скончалась во время очередных родов (нимфы – существа долгоживущие, но не бессмертные), а опечаленный Нерей сбежал из своего женского царства от мелочной опеки родителей в горы Каменного Пояса. Там он влился в дружный клан богов Севера, а заодно познакомился с Най-эквой. Богиня огня потом активно помогала ему помириться с безутешной матерью и разгневанным отцом. Семья Понта и Най-эква стали друзьями, Нерей, переименованный в Нёр-Торума, возвысился до повелителя Каменного Пояса, а полсотни его дочек-нереид остались на попечении их дедушки и бабушки. В целом все остались довольны.
Позже Най-эква встречалась с Понтом ещё раз пять или шесть. Расставались дружески. Понт звал её в гости. Последний раз это было лет сто назад. Но… А вдруг это неправильное решение?
Най-эква поделилась своими сомнениями с собеседником. Тот только плечами пожал. И беспечно ответил:
– Да кто ж наперёд может знать, что будет? Хотя… Вон тут мне рассказывали об одной прорицательнице, что явилась среди южных степняков. Вот она, говорят, всё про всех наперёд знает. Может быть, тебе с ней встретиться?
– А что? Хорошие слова, – улыбнулась Най-эква. – Вот поживу у тебя недельку-другую, слетаю к провидице, а там и решу, что делать.
Вот так и была предрешена встреча огненной богини Севера Най-эквы с вёльвой и прорицательницей Фарной.
Глава 4. Любовь: цветы и плоды
2147 год до Р.Х., середина месяца белки по северному календарю (11 февраля)
* * *
Сон пришёл неожиданно.
В кромешной тьме заклубились облака чёрно-зелёного дыма, пробежались по ним мелкие зелёные молнии. А потом полыхнуло чем-то красным и оранжевым, словно в костре заиграли языки пламени. И на этом фоне проявилось лицо, обрамлённое огненно-рыжей шевелюрой и золотисто-рыжей бородкой. Спокойные правильные, волевые черты познавшего жизнь мужчины в возрасте близком к преклонному. От них веет мужеством и властью. Но при этом в лице чувствуется что-то хитрое, неуловимо лисье. В черных, словно угольки костра глазах, подтверждая это ощущение, мерцает лукавая искорка.
Тонкие губы, выразительно алеющие на бледном лице, шепчут что-то приятное. Кажется это слова любви… Он зовёт к себе. Да! Он любит её. Вот сейчас он протянет руки и обнимет стройный девичий стан.
Она ждёт этого, в предвкушении дрожит всем телом, протягивает руки навстречу…
Хлоп!
Видение исчезает. Руки бессильно падают на застеленное медвежьими шкурами ложе. Нереида Дорида открыла глаза.
В комнате темно. Но в этой мгле прорисовываются стоящие вдоль внешней стены мраморные ложа сестер. Сама стена, как и потолок, сделаны из толстенного горного хрусталя. А за ней – колыхаются холодные и мрачные ночные воды Чёрного моря.
Подводный замок Понта спит, погружённый в темноту и тишину. И только губы Дориды тихонько шепчут:
– Агни, милый Агни. Всё равно ты будешь моим. Пусть на краткий миг, но моим. Я своего добьюсь.
Веки девушки закрываются. Она вновь погружается в сон. Спящий на другом конце подводного замка бог огня из Дома Тримурти, один из членов Тримурти Великий семипламенный Агни о мечтах Дориды даже не подозревает.
* * *
Галатея поправила непослушную прядь серебристых волос и ещё раз погляделась в надраенный до зеркального состояния бронзовый щит, висящий на стене комнаты.
– Ох, девочки… Я жду – не дождусь, когда мы поедем гулять на берег, – слегка кокетничая, сообщила нереида своим сестрам.
Нежившиеся на застеленных медвежьими шкурами широких мраморных ложах Галена и Фетида тихо улыбнулись, а копавшаяся в своём сундучке в углу комнаты, Дорида громко хмыкнула и съязвила в ответ:
– Галатея вновь завела себе поклонника. И это опять пастух. На этот раз его зовут Хар. Говорят он от тебя без ума, Галатея.
Среброволосая нереида оторвалась от изучения собственного отражения в бронзовом щите и повернулась к обидчице. Глаза мстительно сузились, а поджавшиеся губы произнесли:
– Не дразни меня, Дорида, повторяя чужие шутки. Он всё-таки сын Тваштара, каков бы он ни был.
– Это он так говорит, – уточнила Дорида, надменно тряхнув своей рыжей шевелюрой, а потом поднялась во весь рост, повернулась к сестре и заявила. – Впрочем, в их племени немало сыновей Тваштара. Может быть, это и правда. Но кто такой Тваштар? Бог-кузнец в Доме Тримурти. Он даже в правящую троицу не входит. Ну, бессмертный. Ну, покровитель племени здешних горцев. Ну и что? Да будь он хоть сам Варуна, которого некоторые в степях называют раджой неба! Если бы его сын оказался таким волосатым дикарем и к тому же одноглазым, то неужели ты думаешь, происхождение могло бы скрасить его безобразие?
Галатея сморщила носик, словно унюхала что-то неприличное:
– Ни его волосатость, как ты выражаешься, ни дикость нисколько не портят его: все это свойственно мужчине. А что касается его глаза, то он потерял его в битве, но и одним может видеть не хуже, чем некоторые двумя.
Дорида в ответ широко улыбнулась:
– Кажется, Галатея, что не Хар[1] влюблен в тебя, а ты сама любишь его: ишь, как расхваливаешь.
Галена с Фетидой прыснули прикрыв прекрасные ротики ладошками. Галатея обожгла их гневным взглядом:
– Вовсе не люблю, но не переношу ваших грубых насмешек; и мне кажется, что вы делаете это просто из зависти! Ведь Хар счел самой красивой меня, а на вас даже не обратил внимания. Это-то вас и огорчает, так как доказывает, что я прекраснее вас и более достойна любви, а вами пренебрегают.
Дорида не осталась в долгу:
– Если пастуху с плохим зрением ты и показалась красивой, так неужели этому можно завидовать? Ведь в тебе ему нечего хвалить, разве что белизну кожи; да и это, я думаю, понравилось ему потому, что он постоянно возится с сыром и молоком. Ну и, конечно, всё, что их напоминает, он считает прекрасным.
Белоснежное лицо Галатеи стало пепельно-серым от злости:
– Моя неподражаемая белизна дала мне хоть этого поклонника, тогда как у вас нет никого – ни пастуха, ни моряка кому бы вы понравились.
Улыбки сползли с лиц Фетиды и Галены, а Дорида в ответ звонко рассмеялась. В это время в коридоре послышался топот босых ног. Плотный полог, закрывавший дверной проём в комнату девушек, откинулся, и внутрь влетела ещё одна нереида по имени Актея. Причёска растрёпана, глаза вытаращены, рот беззвучно открывается, как у рыбы. Все, разумеется, уставились на это странное явление.
Сделав пару глотков воздуха и ещё больше вытаращив глаза (хотя, куда бы уж больше-то?), Актея наконец-то выдавила из себя:
– К нам отец в гости прилетел…
Галатея тут же сникла. Отец – это хорошо. Давно с ним не виделись. Но свидание с таким загадочным мужчиной, как Хар – это же ещё лучше! И тут такая невезучесть…
– И что? Мы не поедем на берег? – тусклым голосом произнесла она и поглядела на хрустальный потолок комнаты.
Там за прочным и прозрачным слоем кристально-чистого горного хрусталя плескалась зеленоватая толща воды Чёрного моря. До поверхности не меньше двух десятков локтей, но судя по всему, там наверху царит ясное весеннее утро. Солнечные лучи пробивают сквозь слои воды и хрусталя, создавая в комнате нереид лишь лёгкий полумрак.
Актея вслед за сестрой поглядела на потолок, затем помотала головой:
– Нет. Дедушка и бабушка наоборот хотят сплавить нас на берег. Но с нами они не поедут. А обедать они будут с гостями.
– Ты имеешь в виду нашего отца и дядю Агни? Он там тоже будет? – заинтересованно спросила Дорида.
– Куда же он денется? Он уже неделю здесь живёт. Даже удивительно. И чего это бог огня из Дома Тримурти забыл в нашем дворце? Ладно бы Варуна – он бог воды. Ему здесь было бы привычнее, а тут Агни! Но я вообще-то не его имела в виду. Вместе с папой тётя Най из северного Дома прилетела. Представляете, радость-то какая!
– Вообще-то она тоже из огненных богов… – вставила своё слово Фетида.
– Да плевать на это! – возбудилась Актея. – Это же тётя Най! Она такая выдумщица! Помните как мы играли, когда она в последний раз у нас была?
Сёстры согласно закивали головами.
– Но мы всё-таки поедем на берег? – поинтересовалась Галатея.
Глаза Актеи прищурились, в них заиграли лукавые искорки:
– Если тебе невтерпёж увидеть своего одноглазого пастуха, так можешь не волноваться. Дедушка уже велел запрягать колесницы. Начинай сборы. Ох, Гала, погубят тебя одноглазые. Это уже второй на моей памяти. Ну, да это твоё дело. А вот для тех из нас (здесь присутствующих), кому интереснее встретиться с гостями, будет сделано исключение. Это плата за моё молчание. Так что ты, Гала, гляди не проболтайся остальным девчонкам, когда поедете гулять. А то сорвёшь гуляние.
– А мы-ы пойдё-ом к гостя-ам, – растягивая слова, Дорида вновь повернулась к своему сундучку и извлекла из него небольшой флакончик, вырезанный из куска горного хрусталя и заткнутый деревянной пробкой.
В сосуде плескалась какая-то тёмно-коричневая жидкость. Все дружно посмотрели на этот флакончик, ожидая от Дориды продолжения речи. Та не заставила себя долго ждать. Она повернулась к Галатее и, обнажая зубы в ослепительной улыбке, произнесла:
– Пастухи и моряки, говоришь, нами пренебрегают? Хм… Ну и ладно. Сегодня я стану любовницей бога огня, одного из правителей Золотого города!
Галатея опять посерела, Фетида и Галена рты открыли, а Актея от избытка эмоций ладони к покрасневшим щекам прижала.
– Дорка! Ты что, в Агни влюбилась? Ну, ты – дурёха…
– И что это за зелье? – поинтересовалась всегда спокойная и обычно молчаливая Галена. – Бога на всю жизнь не околдуешь. К тому же у него уже жена есть. И насколько я о ней слышала, не стоит с нею ссориться.
Дорида на это легкомысленно тряхнула рыжей гривой волос и ответила:
– Нет. С женой Агни я ссориться не собираюсь. Зелье всего неделю действовать будет. Но мне этого хватит. А супруга его, как я слышала, вовсе не против походов Агни налево. Вы-то мне поможете? Зелье в пиво подмешать надо. А остальное я сама сделаю. Там нужно будет и мне зелье выпить, а потом с возлюбленным взглядами встретиться…
– А если он поймёт, что его опоили, и заклинанием чары снимет? Да ещё скандал раздует. Дедушка Понт и бабушка Амфитрита нам потом такую жизнь устроят… – засомневалась Фетида.
– Это очень хорошее зелье, – успокоила сестёр Дорида. – Снять его может только сам зачарованный. Но он никогда на это не пойдёт. Какой же дурак от взаимной любви добровольно откажется?! А потом, когда любовь проходит, у него всё равно добрые чувства остаются. Так что расстаются после этого зелья всегда по-доброму. А боги или смертные – зелью всё равно. Ему все подвластны.
– Ох, Дорка, – вдохновлённо произнесла Актея, – ну, и рисковая же ты девка… [2]
_______________
[1] Хар, точнее было бы Харр (высокий). Одно из имён Одина. О́дин, или Во́тан – верховный бог в германо-скандинавской мифологии, отец и предводитель асов, сын Бора и Бестлы, внук Бури. Мудрец и шаман, знаток рун и сказов (саг), царь-жрец, колдун-воин, бог войны и победы, покровитель военной аристократии, хозяин Вальхаллы и повелитель валькирий. Супруга – Фригг. В соответствии с германо-скандинавскими эсхатологическими мифами, в день Рагнарёка Один будет убит чудовищным волком Фенриром.
[2] Сцены в хрустальным дворце написаны по мотивам «Морских разговоров» Лукиана Самосатского в переводе С. С. Лукьянова.
* * *
– Папка-а-а!!! – радостный визг Дориды эхом отразился от стен огромного тронного зала.
Нереида вихрем пролетела полсотни шагов, отделяющих вход с женской половины подводного дворца от центра зала, где в большом очаге пылал негасимый костёр. Чуть подпрыгнув, она повисла на шее отца. Нёр-ойка, которого здесь предпочитали звать Нереем, только встать успел с расстеленных у огня шкур, да обернуться к дочери.
– Папка! – возбуждённо зашептала на ухо Нерею Дорида. – Я так рада тебя видеть! Мне о многом так хочется с тобою поговорить!
– Поговорим, поговорим, время у нас будет. Я у вас месяцок поживу. А теперь позволь мне с твоими сёстрами поздороваться. Актею я уже видел, а вот на Фетиду с Галеной посмотрю с радостью, – прошептал в ответ отец, высвобождаясь из объятий.
Дорида чуть отступила в сторону, освобождая место приближающимся сёстрам.
– Доброе утро, дядя Агни, – полупоклоном поприветствовала она сидящего справа от Нерея гостя из Дома Тримурти.
Тот о чём-то беседовал с возлежавшим чуть дальше Понтом. Повернув голову к источнику шума он лишь улыбнулся и кивком головы ответил на приветствие нереиды. Опиравшийся же на локоть Понт, с интересом слушавший до этого приятеля, слегка поморщился.
– Доброе утро, дедушка! – улыбнулась ему Дорида, а Понт в ответ почему-то нахмурился.
– Доброе утро, бабушка! – это уже обращение к Амфитрите, которая устроилась у вытянутых вдоль костра ног мужа, а тот свободной правой рукой обнимал её за талию.
– Живи здоровой, Дорушка! – ответила Амфитрита.
– И тебе здоровья, бабушка, – прошептала Дорида.
Пару недель назад стало известно, что Амфитрита беремена. Это была сенсация. И дело, конечно, не в возрасте. Для богини что 50 лет, что 500, что 5000 – всё едино. Здоровье божественное. Зачать может просто по желанию. В том смысле, что никакие графики и циклы её не волнуют. Но есть проблема. Чтобы выносить ребёнка, приходится отказаться от всякой магии. Очень плохо она влияет на беременных, а переход в тонкое тело – это гарантированная смерть плода. Вот и получается, что Амфитрита сейчас не сильнее обычной смертной. Столь же беспомощна и беззащитна. И это нужно будет терпеть аж 9 месяцев! Нет. Что ни говори, а бабка заслуживает уважения.
Дорида повернулась, обошла сестёр, всё ещё щебечущих с отцом, и присев под бок расположившейся слева от Нерея Най-экве, прильнула к ней со словами:
– Я так рада, тётя Най, что ты к нам в гости наконец-то наведалась! С тобой так весело бывает! Поживи у нас подольше в этот раз. Ну, пожалуйста…
