Эпос трикстеров – 3. Локи. Отец погибели
В вытаращенных глазах генерального мелькнул ужас. Он тихо кивнул головой и молча подписал заявление. Финдиректор схватил подписанную бумажку и удалился, громко хлопнув дверью.
Через минуту молчания зам финдиректора робко спросил:
– Александр Петрович, так Вам точно не нужен отчёт за прошедший квартал. А то мне Ваша секретарша вчера уже вечером звонила…
– Тёзка, дорогой, – устало проговорил генеральный, – я же говорил тебе уже, что не требовал никакого отчёта и секретарша моя тебе не звонила.
– Но Александр Петрович, как же не звонила… А отчёт…
– Да какой нахрен отчёт?! – взорвался генеральный. – Принимай дела у Алексеича. Ты теперь будешь финдиректорм…
Через несколько дней предприятие погасило всю недавно образовавшуюся задолженность по зарплате.
Всего этого Мишка, конечно, не знал, но кое-какие слухи о том инциденте доходили. И воспоминания о них опять вызвали улыбку на лице Мишки.
* * *
– Ты чё, Фролов? Опять замечтался? Ну, ты сегодня, Фролов, просто тормозной какой-то. Чего лыбишься-то? – поинтересовался у Мишки Лисицын.
– Так хорошо-то как на улице, Ростислав Патрикеевич!
– Хм… А ну, поглядим с твоего места, – буркну Лисицын и, подойдя к Мишке поближе, оглядел окрестности. – М-да. С пивом потянет. Только вон «Джорджик» как-то в пейзаж не вписывается.
Мишка нахмурился:
– И какого чёрта их сюда принесло? Грелись бы себе в Средиземном море. Так ведь нет. В каждой бочке затычка.
– Не нравятся тебе американцы, – улыбнулся Ростислав.
– Да по барабану они мне. Лишь бы не лезли. А то притащились сюда, как немцы с «Тирпицем» в сорок третьем.
– Ну, наших-то тогда здесь не было. Всех уже эвакуировали.
– Да. А посёлок-то они тогда снесли. А теперь вот эти… Вот кому здесь их учения понадобились? Катаются тут, пущёнками вращают. А потом будут спрашивать, кто бросил валенок на пульт.
– Какой валенок? – удивился Ростислав.
– Как какой? Неужели Вы этого анекдота не знаете? Древний совсем анекдот. Мне его ещё отец рассказал.
– Не. Не знаю. Давай, валяй свой валенок.
– Ну, значит, Перестройка, Разрядка. Мир, дружба, жвачка. Всплывают в океане две подводные лодки: советская и американская. Встретились, бухнули, разъехались спать. Утром командир американской приплывает к нашей. А там наш командир всех построил. Злющий такой ходит вдоль шеренги экипажа и спрашивает: «Кто бросил валенок на пульт? Я ещё раз спрашиваю: кто бросил валенок на пульт?» Американец решил тягостную атмосферу скрасить. Подходит к нашему и говорит: « О! Подумаешь, валенок! Вот, помню у нас в Америке…» А наш как рявкнет: «Нет больше вашей Америки! Я последний раз спрашиваю: кто бросил валенок на пульт?»
Ростислав, качая головой, звонко рассмеялся.
– Кто бросил валенок на пульт, говоришь… Да. Прикольно. Надо попробовать. Представляю морды диспетчеров, когда им на пульт валенок свалится, – пробормотал Лисицын сквозь смех и машинально потёр небольшой белый шрам на лбу.
Шрам в виде молнии под волосами был практически невидим, но именно благодаря ему Ростислав получил кличку «Рыжий Гарри». Тут в одном флаконе был намёк на Гарри Поттера с его шрамом и английского принца Гарри, который Генри, герцог Сассекский и при этом по-настоящему рыжий.
– Ну, ладно, Фролов. Бывай. С днём рождения! Вижу, ты славно на базаре поюшарился.
Мишка кивнул в знак согласия и пошёл своей дорогой, удивлённо думая про себя: «И откуда Ростислав про мой день рождения узнал?». А Ростислав тем временем завернул за угол дома и исчез. Видел бы это Мишка, был бы удивлён ещё больше. Лисицын просто растворился в воздухе.
* * *
Погода стояла чудесная. Самая лётная. Авианосец и вся его группа поддержки жили самой активной и насыщенной жизнью. С взлётных полос «Джорджа Буша» то и дело взлетали самолёты, выполняли полётные задания и садились обратно.
В командном центре было сумеречно и немного душновато. С десяток рыл белого и чёрного цвета напряжённо следил за многочисленными мониторам. Разнообразные клавиши и кнопки под руками спецов перемаргивались многоцветьем летнего луга.
Дверь командного центра открылась и внутрь вошёл серьёзный лейтенант. Точнее лицо его было почти мрачным, но тщательно пригнанная форма и ретро-причёска огненно рыжих волос, а также нечто неуловимо лисье в чертах лица заставляли усомниться в серьёзности данного субъекта. Подмышкой у лейтенанта был валенок. Настоящий русский валенок белого цвета с замысловатым этническим узором сине-красной вышивки.
Лейтенант постоял у порога, пока глаза не привыкли к полумраку, машинально потёр шрам на лбу, а потом размахнулся и запустил валенок на пульт одного из диспетчеров. Валенок упал прямо перед носом моряка. Диспетчер вздрогнул от неожиданности всем телом и нечаянно нажал на пару ближайших клавиш.
Рыжий лейтенант тихо хмыкнул. Теперь он знал, как ведут себя американские моряки, когда им на пульт падает валенок. Его любопытство было удовлетворено. Можно возвращаться домой. Лейтенант резко повернулся и вышел из командного центра. Он не видел, как на мониторе диспетчера загорелась белая надпись в красном поле:
The reflector is raised.
И он не знал, что в это время транспортный «Грейхаунд» совершал посадку на авианосец. Самолёт уже был над палубой корабля, когда справа от него поднялась многометровая стена отражателя. Здоровенные крылья «Грейхаунда» не оставили никому шансов. Самолёт вломился краем крыла в отражатель и стал заворачивать вправо, сметая на пути шеренгу готовившихся к взлёту истребителей F/A 18. Послышались взрывы. На одном из истребителей от удара сработала ракета. «Джорджу Бушу» повезло. Ракета не попала в его кормовую надстройку. Пролетела мимо. Но там по правому борту авианосца стоял топливный корабль Patuxent, с которого в этот момент одновременно заправляли ракетный крейсер «Залив Лейте» и ракетный эсминец «Рузвельт». Ракета с истребителя угодила точнёхонько в топливный корабль. Patuxent разнесло на куски, щедро одарив огнём, стоявшие рядом корабли. Моряки, видевшие взрывы на авианосце и гибель топливного корабля, разумеется, подумали, что подверглись атаке русских.
Но и на этом всё ещё не закончилось. Судьба в этот день явно решила поиздеваться над американцами.
В этот самый момент, как на грех начала всплывать на поверхность подводная лодка «Вашингтон». Самое современное чудо американской техники из класса «Вирджиния», спущенное на воду всего два года назад. И к слову сказать, оснащённое «Томагавками» с ядерными боезарядами. А зачем всплывали? Так ведь интересно было подводникам, что там, на авианосце, произошло…
Ребята же с горящего крейсера и пылающего эсминца тут же смекнули, что это русская субмарина. Разубеждать их было некому и некогда. Ракетный крейсер и ракетный эсминец дружно дали залп по «Вашингтону». Подводники в свою очередь осознали, что это атака русских и, погибая, выпустили в небо шесть начинённых ядерными боеголовками «Томагавков»…
* * *
На «Джордже Буше» царила паника. На верхней палубе горели, распространяя чёрный чад, не упавшие в море самолёты. Члены команды, облачившись в спецкостюмы, пытались как-то локализовать пожар.
Рыжий лейтенант в зеленовато-буром спецкостюме в этот момент стоял на верхней палубе. На голове – красная каска, на лице – чёрный противогаз, напоминающий собачью морду.
Лейтенант проводил взглядом удаляющиеся в небо «Томагавки» и подумал: «Ну, ни хрена себе пошутил».
И тут же продолжил мысль, бормоча себе под нос:
– Похоже, я доигрался. Вот тебе и Фенрир. Волк, пожирающий богов. Кажется, это полный ПИСЕЦ.
– What did You say, sir?[1] – остановился рядом с бурчащим под нос лейтенантом один из рядовых.
– I said that to us come a large polar wolf, – ответил рыжий, снимая противогаз, и добавил. – This Ragnarok…[2]
________________
[1](английский) Что Вы сказали, сэр?
[2](английский) Я сказал, что к нам идёт большой полярный волк. Это Рагнарёк.
* * *
Российские ПВО перехватили четыре «Томагавка», но два долетели до цели. Ядерная боеголовка упала в центре Мурманска, другая поразила пригород Петербурга. Ответный удар обратил в прах треть США и Западной Европы. То, что американцы наскоблили после него, уничтожило четверть России и треть Китая. Для человечества началась новая Тёмная эра.
Мишка Фролов так и не смог отметить свой двадцать третий день рождения.
* * *
«Красивая линия вероятности, – довольно подумала безымянная сущность, обитающая на тропах мёртвых. – Теперь надо позаботиться о том, чтобы родился тот, кто бросит валенок на пульт».
* * *
Глава 3. Всё началось с комара
2148 год до Р.Х., первый день месяца лисы по северному календарю (22 декабря)
* * *
А вообще-то всё началось с комара.
Мамаша Най тогда славно поцапалась с самим Еном!
И дело-то было плёвое. Причём плёвое в самом натуральном смысле этого слова. Зима была. Вечера тёмные и длинные, делать нечего. Поэтому сидели Владыки Севера у большого очага в общем зале города Семидесяти семи богов, любовались огнём, ели жареное мясо, вели задушевные разговоры. Кстати, сам город, который многие для краткости называли просто Небом, представлял из себя всего лишь один, правда весьма большой двухэтажный дом, построенный из самых крепких и длинных стволов сибирской лиственницы. Большая часть первого этажа представляла из себя огромный зал, в котором хоть свадьбу играй, хоть хороводы води. Ну, а в центре зала – очаг, обложенный крупными камнями. Вокруг него и расположились сейчас боги Северного Дома.
Был здесь, конечно, Ен[1], коего порою почтительно называли Нуми-Торумом, то есть Верхним духом или богом. Это кому как больше нравится. В принципе, Ен мог выглядеть, как угодно. Но чаще предпочитал представать перед другими в образе умудрённого жизнью старика с небольшой белой бородкой и густой растрёпанной шевелюрой цвета выгоревшей на солнце соломы. Его слегка раскосые глаза изумительно василькового цвета смотрелись несколько странно на широком лице с высокими скулами. Ярко-белая кожаная рубаха и такие же штаны были расшиты затейливыми золотыми узорами с вкраплениями мелкого красного бисера. На талии – золотой пояс с несказанной красоты пряжкой, изображавшей сцепившихся в смертельном поединке волка и грифона (дар южных богов). На ногах – короткие меховые сапожки из белых оленьих шкур. В общем, каждому при одном взгляде на Ена становилось ясно, что это Верхний дух, потому как рубаху и штаны из тонкой белой кожи с золотой вышивкой ни одна смертная мастерица сделать не в состоянии.
Справа от главы Дома гордо восседал бог войны Хонт-Торум со своими миньонами Хуси и Энки. Как и положено делателю вдов, Хонт одевался в чёрную рубаху, чёрные штаны и чёрные сапожки. На этом фоне магические узоры из красного бисера, закрывавшие швы на одежде, в свете костра казались кровоточащими порезами на шкуре чёрного оленя. Этот щёгольский наряд дополнял перетягивающий узкую талию бога ярко-алый широкий пояс с массивной серебряной пряжкой. Совершенно монголоидное лицо Хонт-Торума, обрамлённое жидкой чёрной бородёнкой было полно высокомерия. Густые гладкие чёрные волосы, доходившие ему до пояса, на затылке были стянуты небольшим алым ремешком, образуя классический конский хвост. Бог войны был мрачен и великолепен, как и следует быть великому полководцу. Правда, за последние две тысячи лет он не смог выиграть ни одной войны, но кому до этого есть дело, если за те же две тысячи лет власть Дома Ена распространилась от Обской губы до Балтийского моря?
Энки и Хуси, как и подобало слугам, выглядели гораздо скромнее. В какой-нибудь деревне их и за бессмертных бы не сочли. Одежда поношенная, кое-где даже с заплатами. Хуси – высокий строгий дядька с могучим носом на худом вытянутом лице. А Энки – его полная противоположность: невысокий круглолицый толстяк. Ни каких признаков монголоидности у них и в помине не было. Время от времени миньоны обеспокоенно бросали взгляды на своего патрона: не нужно ли ему чего?
Чуть дальше расположился совершенно не по чину младший брат Ена. Точная копия Верхнего духа: то же телосложение, та же растрёпанная шевелюра, почти тоже самое лицо. «Почти» – потому что оно было заметно моложе – ему не нужно было изображать из себя умудрённого жизнью главу Дома. И ещё волосы у него были не светлые, как у Ена, а угольно-чёрные. И глаза – не васильковые, а тёмно-карие. И выражение лица не открытое и простодушное, а хитрое и насмешливое. И одежды были не белыми, как у Ена, а чёрные. Да и душа была гораздо темнее еновской. Звали его Омоль, хотя за глаза частенько «величали» кличкой Куль, что значило «злой дух». В давние времена Омоль был неплохим парнем. Но когда Ен женился на той, которую он считал своей невестой, характер младшего брата стал резко портиться. Впрочем, не всем это было видно, потому что пакостничать Омоль предпочитал исподтишка.
За Омолем сидел погружённый в собственные размышления Старик Берестяного туеска – Пайпын-ойка. Сейчас он и впрямь выглядел круглолицым стариком с узкими карими глазами-щёлочками, густыми седыми волосами, ниспадающими на плечи и жиденькой ослепительно белой бородкой до пояса. Его рубаха и штаны были сшиты из отбеленного крапивного полотна, а белые с чёрными пятнами сапожки – из оленьей кожи. Номинально Пайпын тоже являлся слугой Хонт-Торума. Вот только на деле он-то и являлся настоящим богом войны, а красавец и фанфарон Хонт-Торум служил скорее для антуража. Когда приходило время, Пайпын-ойка одевал свои знаменитые колдовские доспехи из бересты, являл миру свою колдовскую силу, и равные ему в искусстве войны после этого находились крайне редко.
В случае же необходимости Пайпын-ойка всегда мог призвать на помощь целое войско лесных великанов – менквов, кои в мирное время спокойно охотились в лесах на четвероногих животных, временами не пренебрегая возможностью ограбить, а порою и сожрать имевших несчастье встретиться им на пути существ двуногих.
А ещё у Пайпын-ойки был свой слуга со смешным именем Какын-пунгк-ойка, что означало «паршивый лысый старик». Кстати, «ойка» как раз и переводится как «старик» или «мужик» в зависимости от обстоятельств. Какын-пунгк действительно был совершенно лысым, маленьким и каким-то плюгавым. Одевался он в изношенную телогрейку и остатки древних кожаных штанов, на которых заплат было больше, чем изначальной основы. Несмотря на свою внешность и некоторую бестолковость, Какын-пунгк-ойка был слугой очень полезным, знающим, прилежным, заботливым, а главное – верным. Сидел он не в общем кругу, а за спиной своего хозяина и по первому намёку или жесту Пайпын-ойки готов был сорваться с места, чтобы выполнить его волю.
По левую руку от Ена сидела его жена – несравненная Калтащ-эква. Та самая, из-за которой испортился характер Омоля. Кстати, «эква» означает «женщина» или «старуха» (в зависимости от обстоятельств). Умница, красавица. Черноволосая, черноглазая. Личико круглое, словно луна, брови тонкие, глаза слегка раскосые, губки бантиком – цвета спелой малины. Фигурка точёная, ручки лебединые, ножки… Ножек под одеждой, конечно, не видно было, но те, кому доводилось видеть просто млели от зависти (мужики – к Ену, бабы – к Калтащ). Одежда её вся переливалась золотом.
Левее Калтащ – её слуга и верный страж Мых-Лунг. Мужик могучий и угрюмый. Одет он был во всё коричневое, только широкий пояс зеленел изумрудной свежестью молодой травы и блестел мощной медной пряжкой, начищенной до ослепительного блеска. Мых-Лунг был духом земли и поговаривают, что в стародавние времена именно от него повели свой род медведи. Хотя… Брешут люди, наверное.
А вот дальше восседала на груде лисьих шкур сама Най-эква. В ярко-алом платье, расшитом золотыми узорами. Кстати, необъятная фигура и обрюзгшее лицо богини свидетельствовали о том, что она совершенно не стремилась никого тут поражать своей красотой, а также о претензии на некую почётную роль богини-матери. Между прочим, её здесь по-свойски так частенько и называли: мамаша Най. Впрочем, вы уже с нею знакомы. Сегодня именно она была в центре внимания.
Боги собрались здесь, чтобы послушать её рассказы о давних временах, о былых героях и о великих деяниях бессмертных богов, в том числе и тех, кто собрался в этом просторном зале. Мастерица была рассказывать Семиязыкая! Повествования её были в лицах да на разные голоса. Просто настоящее представление. Кстати, Най-экву именно за это умение и прозвали Семиязыкой. Хотя в прозвище и на языки пламени костра тоже намекалось. Однако главным было умение устраивать представления. Но любое представление может наскучить, если слушать его в сотый раз.
Семиязыкая уже поведала весьма забавную историю о том, как Ен и Омоль творили мир. Сначала они плавали в образе гагар по бескрайнему океану хаоса, а затем Ен уговорил Омоля нырнуть вниз и добыть со дна землю. Младший брат нырнул и набрал в клюв песка. Когда он вернулся на поверхность, то под речитатив заклинания брата выплюнул добычу в воду, и посреди безбрежного океана возникла болотная кочка. Правда, Омоль выплюнул не всю землю, потому что решил часть её приберечь для себя. Вдруг пригодится? Чтобы брат не заметил, Омоль так и держал заначку в клюве. А Ен в это время произнёс новое заклинание и кочка начала расти сама по себе, превращаясь в известную нам сушу. Но вот беда, земля в клюве Омоля тоже стала увеличиваться.
Тут Най-эква с увлечением взялась изображать, как припрятанное «богатство» раздирало Омолю клюв, и он начал отплёвывать эту землю на уже созданную сушу, порождая своими плевками горы.
Боги заулыбались, представляя потешную картину. Калтащ-эква тихо прыснула в кулачок. Услышав это, Най-эква вдохновилась ещё больше. И она даже не заметила, как у натянувшего на лицо принуждённую улыбку Омоля злобно сверкнули глаза. Возмущаться он не стал, поскольку история была подлинная, правда немного преувеличенная. Творили Ен с Омолем не всю Землю, а лишь остров в Белом море, и выплюнутая младшим братом почва превратилась не в горы, а в новые островки. Правда спорить смысла не имело, поскольку Семиязыкая в ответ могла разболтать ещё более неприятное продолжение о том, как одна из проглоченных песчинок чуть не разорвала Омоля на куски изнутри. Не успела. Ен спас. Но как он потом издевался над жадностью брата! Омоль чуть не взвыл от ненависти при этом воспоминании, но удержался и даже улыбку с лица не убрал.
«Смейтесь, смейтесь, шкуродёры. Мы ещё увидим, кто будет смеяться последним», – подумал тот, кого за глаза называли Кулем.
А Най-эква между тем уже рассказала, как боги творили людей. И вот теперь решила развлечь всех историей про летучего зверя-налима.
К этому времени Ен уже окончательно заскучал. На байках про землю и про людей он ещё пытался изображать некое веселье. Но в сотый или в двухсотый раз (кто считал-то?) слушать о том, как страшный летучий зверь-налим сожрал сначала ребёнка у чума, потом лыжника в дороге и, наконец, шамана в священной роще, было совсем уж тоскливо. И главное, он знал точно, что вслед за этим чудовище поймают и отволокут ему, то есть Верхнему духу на суд, и он, то бишь Ен, превратит его в маленькую скользкую рыбёшку. Ну, что в этом интересного?
А Най-эква между тем продолжала:
– Собрались семь старцев семи родов. Судили-рядили, все зверства Летучего зверя-налима сосчитали и огласили, и решили с этим обратиться с просьбой к Верхнему духу, предать суду Летучего зверя-налима. И вот семь старцев семи родов семь дней подряд молили и просили Верхнего духа наказать коварного злодея – Летучего зверя-налима. Семь старцев семи родов семь дней подряд приносили…
В этот момент Ен не выдержал и зевнул. Широко так, смачно зевнул. Вот тут-то и появился тот злополучный комар. Огромный такой комарище… Длиной с ноготь мизинца, а в размахе крыльев так и с весь ноготь большого пальца! Комара этого Ен краем глаза увидел, когда тот ему в рот залетал. Вот ведь тварь кровососущая!
А дальше начался полный кошмар. Ен на вдохе заглотил насекомое, а комар, залетев в рот Верхнего духа, распластался своими крыльями на божественных гландах. Ен, смотревший в это время на мамашу Най, сидящую напротив него с противоположной стороны очага, выпучил глаза, страшно закашлялся и смачно сплюнул комок хархотины с увязшим в нём насекомым. Но сплюнул-то в её сторону, да ещё прямо в огонь!
Най-эква от этого просто подпрыгнула (этакая-то туша!) и в лице перекосилась.
За пару секунд Верхний дух нанёс ей сразу тройное оскорбление!
Ну, ладно зевнул, показывая этим, как скучен её рассказ. Можно было этого не заметить.
Ну, ладно плюнул. Мерзко, конечно, что он так наплевательски к тебе отнёсся, но можно было отвернуться и сделать вид, что этого не было.
Но он ещё и в огонь плюнул! Най-эква была хранительницей домашнего огня. Не было страшнее оскорбления, чем плевать в огонь. Тем более в огонь очага! Людей мамаша Най за это просто убивала. Нет. Не просто, конечно. А так, чтобы подольше помучились и орали о пощаде. А с Верхним духом что делать?
Лицо богини огня сделалось по цвету неотличимым от её чудесного платья и она тихо, но зловеще прошипела:
– Это как ж-же прикажеш-ш-шь понимать?
Сам ошарашенный произошедшим Ен, растерянно пожимая плечами, ответил:
– Так ить это… Комар в рот залетел…
Все присутствующие просто обомлели. Будто мало было предыдущих оскорблений, надо же было такое придумать! Комар! Посреди зимы! На вершине самой высокой горы Каменного пояса! Чушь, бред, дурь. Или Най-эква в немилость впала и Ен над ней просто издевается?
По человечьим меркам каждый из богов прожил жизнь длинную-предлинную. Мозги у них от старости не затупились. И выводы из происходившего они сделали быстро. Все. Точнее почти все, потому что сам Ен всё ещё не видел ничего ужасного в произошедшем и никакие подтексты своих собственных слов, естественно, не вычислял.
– Так значит…– поднялась на ноги Най-эква. – И за что ты меня ТАК? Чем я тебе не угодила?
В этот момент она готова была убить его, бросить в бой все знакомые ей заклинания, разнести здесь всё в щепки. Но мудрая женщина понимала, что весь их Дом, а также границы контролируемой им территории держатся на том, что этот самый простачок Ен (быть может, единственный во всём мире) знает заклинание, которым может за несколько мгновений лишить всей волшебной силы любого самого великого бога. А потому бунт против Верхнего духа – это просто изощрённый способ самоубийства.
Ен же, по-прежнему удивлённо таращась на богиню огня, в этот момент произнёс:
– Так ить, комар же…
Най-эква всхлипнула:
– Енушка, мы же с тобою целую вечность вместе. Я тебя ещё молодым помню. Вместе Дом создавали, вместе этот город строили. Я ж тебя вот этими руками выхаживала, когда после битвы с Домом Еся[2] старуха Хоседэм[3] на тебя порчу навела. А помнишь, как мы вместе с Калтащ твоего сыночка Войпеля в колыбельке качали и ходить учили? Енушка… За что ж ты так со мной старой?
– Так ить, это… комар же…– опять тупо повторил Верхний дух.
Богиня огня рассвирепела. В очах её полыхнуло багровое пламя ненависти.
– Тьфу на тебя, мёрзлое сердце! – вспыхнула Най-эква, плюнув на пол. – Провалиться тебе на этом месте! Отольются тебе когда-нибудь мои слёзы!
Богиня надменно оглядела притихшее собрание бессмертных и с саркастической усмешкой спросила:
– Ну, а вы чего молчите? Нравится вам, как меня старую ни за что, ни про что унизили? Ну, ладно. Любуйтесь дальше. Только без меня. Прощевайте, лизоблюды ползучие!
Сказала и растаяла в воздухе.
Ошарашенные произошедшим боги ещё долго сидели молча. И только сияющие радостью чёрные глаза Омоля давали понять, откуда посреди зимы на вершине самой высокой горы Каменного Пояса перед самым носом Верхнего духа мог появиться самый настоящий комар. Но на Омоля никто не обратил тогда внимания.
__________________
[1] Ен – у коми бог-демиург, Верхний дух, брат Омоля. Омоль – у коми брат и противник демиурга Ена. Нуми-Торум, Хонт-Торум, Энки, Хуси, Калтащ-эква, Мых-Лунг, Пайпын-ойка, Какын-пунгк-ойка, Най-эква – боги ханты-мансийской мифологии. То есть перед нами объединённый пантеон финно-угорских богов.
[2] Есь (небо, бог) – в кетской мифологии верхнее божество, один из главных создателей земли (той ее части, которая лежит выше по Енисею и соответствует наиболее ранним историческим местам обитания кетов).
[3] Хоседэм – в кетской мифологии главное женское божество, носительница зла.
* * *
Это только внешне казалось, что богиня растаяла в воздухе. На самом деле она перешла из плотного тела в тонкое, то есть стала невидимой обычному глазу тенью, увеличившись при этом в объёме (примерно раз в пятьдесят по каждому линейному направлению), но, не потеряв собственной сути и некоторых магических возможностей. Преобразование внешнего мира для бессмертного в этом состоянии становится почти невозможным. Разве что самые способные из богов в состоянии сотворить какое-нибудь простенькое волшебство. Зато бессмертный в тонком теле может спокойно просачиваться сквозь любые физические преграды и передвигаться по воздуху с невиданной скоростью – раза в два быстрее стрижа.
