Калигула. Послушай, Геликон. Там шаги и голоса. Молчи и забудь, что ты только что меня видел.
Геликон. Понял.
Калигула направляется к выходу. Оборачивается.
Калигула. И пожалуйста, помогай мне с этих пор.
Геликон. У меня нет причин этого не делать, Гай. Но я много чего знаю, и мало что меня занимает. В чем я могу тебе помочь?
Калигула. В невозможном.
Геликон. Я постараюсь.
Калигула уходит. Торопливо входят Сципион и Цезония.
Сцена пятая
Сципион. Никого. Ты его не видел, Геликон?
Геликон. Нет.
Цезония. Геликон, он действительно ничего не сказал перед тем, как убежал?
Геликон. Я для него не наперсник, а зритель. Это разумнее.
Цезония. Прошу тебя.
Геликон. Милая Цезония, Гай идеалист, это всем известно. Иначе говоря, он еще не понял. А я понял, вот почему я ни во что не вмешиваюсь. Но если Гай начнет понимать – он, с его добрым сердечком, наоборот, может вмешаться во все. И одному Богу ведомо, во что это нам обойдется. Но прошу прощения – время завтракать! (Уходит.)
Сцена шестая
Цезония устало садится.
Цезония. Стражник видел, как он тут прошел. Но весь Рим повсюду видит Калигулу. А Калигула на самом деле видит только свою идею.
Сципион. Какую идею?
Цезония. Откуда мне знать, Сципион?
Сципион. Друзилла?
Цезония. Кто может сказать? Но он ее и вправду любил. Это и вправду горько – видеть, как сегодня умирает женщина, которую вчера сжимал в объятьях.
Сципион(робко). А ты?
Цезония. Я? Я – старая любовница.
Сципион. Цезония, его надо спасти.
Цезония. Значит, ты его любишь?
Сципион. Я его люблю. Он был добр ко мне. Он вливал в меня бодрость. Какие-то его слова я помню. Он говорил, что жизнь нелегка, но что нам даны в ней религия, искусство, любовь. Он часто повторял, что заблуждается только тот, кто причиняет страдание другому. Он хотел быть праведником.
Цезония(вставая). Он был ребенок. (Подходит к зеркалу и смотрится в него.) У меня никогда не было другого бога, кроме собственного тела. Вот этому богу я и помолюсь сегодня, чтобы мне вернули Гая.
Входит Калигула. Заметив Цезонию и Сципиона, он в нерешительности отступает назад. В ту же минуту с противоположной стороны входят патриции и дворцовый управитель. Они останавливаются в растерянности. Цезония оборачивается. Вместе со Сципионом она бросается к Калигуле. Он останавливает их движением руки.
Сцена седьмая
Управитель(неуверенно). Мы… мы тебя искали, цезарь.
Калигула(отрывистым, изменившимся голосом). Я вижу.
Управитель. Мы… То есть…
Калигула(резко). Что вам надо?
Управитель. Мы беспокоились, цезарь.
Калигула(наступая на него). С какой стати?
Управитель. Э-э-э… М-м-м… (Внезапно его осенило; быстро выпаливает.) Но ты ведь знаешь, что должен решить кое-какие вопросы относительно государственной казны.
Калигула(его разбирает неудержимый смех). Казна? Ну как же, конечно, казна – это дело серьезное.
Управитель. Разумеется, цезарь.
Калигула(смеясь, Цезонии). Не правда ли, дорогая, казна – это очень важно?
Цезония. Нет, Калигула, казна – дело второстепенное.
Калигула. Ты просто ничего в этом не понимаешь. Казна имеет огромное значение. Все важно: финансы, общественная мораль, внешняя политика, снабжение армии и аграрные законы. Говорю тебе, все очень серьезно. И все одинаково важно: величие Рима и приступы твоего артрита. Да! Я всем этим займусь. Послушай-ка, управитель…
Патриции подходят поближе.
Калигула. Ты мне верен, не правда ли?
Управитель(укоризненным тоном). Цезарь!
Калигула. Так вот, у меня есть для тебя план. Мы перевернем всю политическую экономию в два хода. Я тебе все объясню, управитель… когда патриции уйдут.
Патриции уходят.
Сцена восьмая
Калигула усаживается рядом с Цезонией и обнимает ее за талию.
Калигула. Слушай внимательно. Ход первый: все патриции, все лица в Империи, владеющие каким-то состоянием – большим или маленьким, это совершенно одно и то же, – принудительно обязываются лишить наследства своих детей и немедленно завещать все государству.