Фаза ингибиторов

– Естественно, она мала.

Чем поможет фора в пятнадцать процентов? Но это всяко лучше, чем без форы вообще.

– Ты не первый, с кем я играла в такой аукцион, – сообщила Сидра. – Ты бы удивился, узнав, сколь многие колеблются, а не действуют так же четко, как ты.

– Возможно, они слишком мало тебе доверяли, чтобы отнестись к игре всерьез.

– Но ты доверяешь?

– Нет, но маленький шанс лучше, чем вообще никакого. Может, продолжим?

Сидра позволила мне выиграть первую партию. Или, допускаю, я выиграл законными средствами – я ведь тоже знал толк в этой забаве. Разница между игрой на борту «Косы» и игрой в лазарете заключалась в том, что я с самого начала не давал Сидре пощады. В лазарете я ставил целью развлечь ее, не относясь к игре всерьез, пока Сидра не стала одерживать верх, а тогда пытаться изменить ситуацию было уже поздно. Сейчас же я напряг мозги до предела, стараясь продумать наперед как можно больше ходов и вызывая в памяти тысячи выигранных и проигранных партий против Николя и Викторины.

Пошла вторая партия. Я держался сколько мог, и в какой-то момент возникла иллюзия, что противница загнана в угол, но надежда оказалась ложной. Сидра отвечала точно рассчитанными ходами и вскоре полностью меня связала. Мне удалось оттянуть неизбежное еще на нескольких ходов, однако судьба партии была предрешена. И вряд ли я мог отрицать, что Сидра победила честно. Мне доводилось играть против машин, и я не забыл ощущения проигрыша алгоритму. Но теперь я чувствовал, что играю с безжалостным человеком, способным исключительно быстро учиться и приспосабливаться.

Признав поражение, я откинулся в кресле.

– Ты знала, что даже с наполовину отключенным мозгом победишь меня.

– Но пока не победила. Счет равный. Третья партия все решит.

– У меня больше нет сил играть.

– Но тебе и терять нечего. Мы учимся друг у друга. Каждый может совершить ошибку. Каждый может напороться на неожиданный ход.

Вздохнув, я покачал головой, но все же расставил фишки на своей стороне доски, пока Сидра делала то же на своей. Она позволила мне пойти первым. Я согласился и разыграл нелогичный дебют, открывавший слабое место с моего фланга. Внешне это выглядело как намек на быстрое завершение игры, но мне доводилось заманивать Николя в подобную ловушку, и это не заканчивалось для нее ничем хорошим. Я не особо надеялся, что в эту западню угодит Сидра, но хотелось верить, что у меня чуть больше шансов, чем если бы я играл в прежнем стиле.

Какое-то время мой план работал. Сидра проигрывала. Она могла делать ходы, о которых успела узнать от меня, но оказывалось, что ни один из них не применим к новой конфигурации. Вынужденная импровизировать, она выдавала свои слабые места, и я не упускал возможности этим воспользоваться. Я мстил ей, платя беспощадностью за беспощадность, и методично разрушал ее защиту.

Но у нас обоих истощился запас фигур, и игра перешла в более знакомое русло. Сидра вновь получила возможность черпать информацию из своей растущей библиотеки ходов. Наступил момент, когда инстинкт подсказал мне, что победы не будет. Но ни один мускул не дрогнул в моем лице. Я перемещал фишки так же сосредоточенно, как и в самом начале.

Сидра выиграла. Я обескровил ее, но недостаточно, и турнир завершился ее победой.

– Что ж, это было поучительно, – сказала она, складывая доску.

– В смысле – насколько я был доверчив, решив, будто ты позволишь мне выиграть?

– Напротив – насколько решительно ты держался до конца. Хочу кое в чем признаться.

– Ты жульничала?

– Нет, я сдержала обещание. Но я велела «Косе» просканировать работу твоего мозга в течение всех трех партий. Мне хотелось знать, насколько серьезно ты относишься к задаче. Ответ меня радует: ты отдавал все силы. Вряд ли кто-то еще мог играть столь упорно и целеустремленно.

– И что это доказывает?

– Это доказывает, что я не ошиблась в тебе. Ты готов сражаться насмерть. До последнего вздоха. Неважно, каковы шансы.

– Я был готов сдаться.

– Но ты не сдался, и это важно. Скажу честно: после первой партии вероятность твоего выигрыша была крайне малой. Но и не нулевой.

– Ты бы исполнила обещание?

– Самой хочется в это верить.

Мне показалось, что это ее первые по-настоящему искренние слова за все время нашего знакомства.

– Но ты не уверена?

– В данных обстоятельствах я бы исполнила обещание… а потом стала искать другие методы убеждения. Мне бы не хотелось тебя потерять, особенно теперь, когда я знаю, как стойко ты сражаешься. – Сидра вышла из-за стола, оставив доску. – Идем. Теперь ничто не мешает нам отправиться в анабиозную камеру. Для тебя все станет намного проще, как только пробудишься от криосна.

Сидра приглашающе протянула руку. Встав, я двинулся вдоль стола и оказался рядом с ней у его края. Я наклонил голову, изображая смирение с судьбой. Впрочем, я сомневался, что мне удалось убедить Сидру, тем более что «Коса» все еще смотрела мне в череп, считывая активность мозга. Мой замысел был бы очевиден для самой тупой машины. Но решение уже было принято.

Я метнулся к Сидре, схватил ее левой рукой за горло, а правой ударил под ребра. Притиснул ее к стене. Сильнее сдавил глотку, вонзил пальцы в живот. Сидра ударила меня кулаком в лицо, затем ее локоть врезался мне в горло. Что-то хрустнуло в трахее или гортани, я попытался вздохнуть, но не смог. Оторвав мои пальцы от своего горла, она двинула меня коленом в пах. Я опрокинулся на стол и услышал треск собственного позвоночника. Очередная попытка вздохнуть ни к чему не привела.

Сидра рассмеялась. Ее глуховатый горловой смех напоминал грохот сыплющихся в ведро камней. Подняв ногу, она придавила меня к столу, заставила выгнуть спину. Я почувствовал: еще немного – и не выдержит хребет…

– Знаешь… – Она помедлила, потирая шею. – Знаешь, меня бы даже слегка разочаровало, если бы ты не попытался.

– Буду пытаться и дальше, – прохрипел я, с трудом втягивая в легкие воздух.

– Но не здесь и не сейчас. Сейчас ты отправишься спать.

Сидра рывком поставила меня на ноги, и в помещение вплыли шесть или семь белых шаров, которые засуетились вокруг меня, хватая членистыми манипуляторами. Я сопротивлялся, но сил уже не осталось.

Сидра ничего не приказывала вслух, но шары явно знали, что делать. Подхватив меня, точно куклу, и не позволяя прикасаться к поверхностям, понесли в анабиозную камеру. Путь оказался недолгим, как будто за ночь замысловатые коридоры лабиринта распрямились и укоротились. В камере ждали две капсулы, стоявшие бок о бок под углом сорок пять градусов к полу – покрытые ребрами радиаторов хромированные зеленые коконы, возле каждого – пульт управления. В отличие от похожей на гроб капсулы, доставившей Сидру в Солнечный Дол, эти устройства открывались вдоль; лепестки ждали момента, когда им снова позволят сомкнуться в непроницаемый замок.

Сопротивляться я был уже не способен – как сонный малыш, которого укладывают в кроватку. Хотя мысли о борьбе никуда не делись, тело окончательно сдалось. Шары с удивительной нежностью возились со мной, а Сидра наблюдала за ними, уперев руки в бока.

– Ты говорила, что у тебя есть дела в какой-то другой системе, – сумел прохрипеть я. – Где?

– Тебе вовсе незачем забивать этим голову.

– И все-таки скажи. Если я для тебя хоть что-то значу.

Сидра взглянула на меня с отстраненной жалостью:

– Ладно, скажу. Мы сделаем короткую остановку в системе Йеллоустона, на орбите Эпсилона Эридана. Я должна забрать там кое-что важное.

– Что именно?

– Гидеоновы камни.

– Боюсь, мне это ни о чем не говорит.

– Если бы говорило, я бы всерьез заволновалась.

– Что такое гидеоновы камни, Сидра?