Я ожидала чего-то впечатляющего в момент открытия шарльера, но, по правде говоря, испытала легкое разочарование. Отрезки времени, на протяжении которых расположенный под нами мир делался все более отчетливым, становились длиннее, и… Внезапно он остался таким насовсем, а рубиново-красное поле исчезло.
Мир был в точности таким же, как Мазариль, – точнее, еще менее интересным. Его каменный лик покрывали кратеры, хребты и расселины, и взгляд не мог зацепиться даже за небесные оболочки, укрывающие города.
– Заводи часы, – сказал Триглав.
– Уже, – отозвалась Прозор. – Двести пятьдесят восемь часов. Отсчет пошел.
Катер продолжал спуск; миновал границу искусственной поверхности и двинулся дальше, к настоящей. Он выглядел всего лишь серебряной точкой, но вспыхивал ярче, когда Ракамор маневрировал. Поглотитель создавал на поверхности Погибели Брабазула такую же силу тяжести, как на Мазариле, так что катеру для посадки требовались ракетные двигатели.
– Видишь вон ту линию кратеров? – спросил Триглав. – Они есть на картах Лофтлинга. У обода самого правого кратера есть место, через которое можно проникнуть внутрь. Капитан постарается сесть как можно ближе: нет смысла топать дальше, чем это совершенно необходимо.
Шарльер открылся по расписанию, так что мы могли рассчитывать, что закроется он также вовремя. У отряда Ракамора было двести пятьдесят восемь часов до того момента, как им надлежало вернуться в космос и подняться выше уровня, где формировалось поле шарльера. Больше десяти дней, а Лофтлингу понадобился всего один, чтобы обойти весь шарльер.
– Они внизу, – сказала Прозор.
Лишь через минуту или две Ракамор протрещал, подтверждая, что все в порядке и отряд начал покидать катер.
– Следите за подметалой, – сказал он. – А если сестры не в комнате костей, то пусть идут туда.
Мы дождались, пока группа выйдет на поверхность, хотя даже с помощью телескопов ничего не могли разглядеть. Через несколько минут Ракамор сообщил, что они нашли вход, описанный Лофтлингом, и Мэттис уже открывает замок, следуя инструкциям.
У двери в комнату костей, прежде чем повернуть колесо, мы испытали общее на двоих колебание, молча обменялись взглядами, понимая, что надо отбросить сомнения и выдержать эту проверку. В горле у меня пересохло, а руки стали липкими от пота.
Я крутанула колесо, и мы вошли.
Без Казарея, занимавшего часть пространства в комнате, череп казался больше. Я обогнула его, как будто увидев впервые, пробираясь через переплетение туго натянутых тросов, на которых он висел, снова задаваясь вопросом, какому же существу давным-давно принадлежали эти кости.
– Я начну с одного конца, – сказала Адрана, снимая со стены два нейронных моста. – Ты – с другого. Если встретимся посередине и ничего не получим, будем знать, что передач нет.
Я вытащила шпильки, чтобы получше пригладить волосы, и надела нейронный мост – надвинула, чтобы сидел как можно плотнее. Подключилась, закрыла глаза и очистила разум. На крайней точке входа была тишина. Я выждала достаточно времени, чтобы в этом убедиться, а потом перешла к следующей. Череп закачался на пружинах. Адрана переместилась к новой точке одновременно со мной, потревожив череп не больше, чем это было необходимо.
На втором узле каждая из нас ничего не услышала.
Мы открыли глаза, встретились взглядами, кивнули и продолжили.
– Тут что-то… – прошептала я, ощутив покалывание на третьем узле.
– Что?
– Тише.
Надо было держать рот на замке – Казарей бы меня за такое отчитал, – но покалывание никуда не делось. Кто-то посылал сигнал или пытался это сделать. Однако он был очень слабым.
– Перехожу к следующей точке входа. Может, там будет лучше слышно.
– Ладно… – с сомнением сказала Адрана.
Я отключилась, воткнула провод в другой вход. Контакт оказался более четким. Я слегка вздрогнула.
– Лучше?
– Да.
– Ну так скажи, что ты получаешь.
– Пока не поняла, – проговорила я, стараясь удерживать разум пустым. – Дай разобраться.
– Оно близко или далеко?
– Не могу сказать. Хватит болтать… дай сосредоточиться.
Я перешла к следующему узлу, но там была тишина. Я вернулась к предыдущему. Сигнал все еще ощущался, но я преисполнилась уверенности, что он ослабел.
– Ну и что? – спросила моя сестра.
– Не знаю. Он недостаточно сильный.
– Дай я попробую.
– Потому что ты всегда оказываешься лучше меня?
– В этом случае – да.
Гордость почти взяла надо мной верх, и я не стыжусь это признавать. Но мне удалось взять себя в руки, и я позволила Адране подсоединиться к узлу. Сама отошла в сторону от черепа и сняла нейронный мост.
– Ну давай, покажи, как это делается.
Адрана проигнорировала издевку и подключилась. Ее лицо стало безмятежным и кукольным, словно она занималась этим делом с младенчества. Целую минуту она никак не реагировала, но потом ее веко дернулось, и на лбу появилась едва заметная морщинка.
Она отключилась и вернулась к узлу, где я впервые обнаружила присутствие. Затем перешла к предыдущему. Прикусила нижнюю губу.
– Ну и что? – спросила я.
– Мне показалось, что там что-то есть. На первой точке входа, только на мгновение. А потом все исчезло.
– Значит, мне не померещилось.
– Иногда на этих входах есть шум. Статические заряды накапливаются в черепе. И ты это знаешь.
– Это были не помехи.
– Ладно, – сказала она, сдергивая с головы нейронный мост. – Так что ты предлагаешь нам делать с этим призрачным сигналом? Сообщить Триглаву, Прозор или Хиртшалу – дескать, пусть передадут отряду, что мы, возможно, поймали передачу из неопределенной точки Собрания?
– Нет, конечно нет!
– А что тогда?
– Я лишь хочу сказать, там что-то было. Оно ощущалось… неправильным. Я не знаю, откуда и куда послали этот сигнал. Вот и все.