– А вы кто такой?
Может, он связан с Тараши?
– Просто человек, которому захотелось узнать, правдивы ли слухи насчет ваших талантов. – У мужчины был мягкий акцент, который явно не принадлежал ни местному уроженцу, ни жителю этой системы, ни даже выходцу с Окраины Неба. – И похоже, слава у вас вполне заслуженная. На данный момент это означает, что у нас с вами будет общий наниматель.
Она подумала, не всадить ли ему дротик в глаз. Убить не убьет, а вот от нахальства, может, излечит.
– И кто же это?
– Мадемуазель.
– Впервые слышу.
Мужчина нацелил на Хоури объектив. Камера вдруг раскрылась подобно драгоценному яйцу Фаберже, сотни крошечных изящных деталей цвета яшмы скользнули в разные стороны и приняли новое положение. И Хоури поняла, что смотрит прямо в пистолетное дуло.
– Зато она наслышана о вас.
Глава третья
Кювье, Ресургем, год 2561-й
Силвест проснулся от криков.
Он дотронулся до прикроватных часов, по тактильным стрелкам определил время. До назначенной на сегодня встречи меньше часа. Шум за окном возник за несколько минут до того, как должен был сработать будильник. Любопытство заставило Силвеста откинуть одеяло и прошлепать к высокому зарешеченному окну. По утрам он бывал полуслеп, пока искусственные глаза привыкали к новым настройкам. Окружающее представлялось фрактальными поверхностями базовых компьютерных цветов – словно в комнате ночью на славу потрудилась бригада увлеченных кубистов-декораторов.
Силвест отдернул занавеску на окне. Он был высок, но из этого окошка ничего не видел, во всяком случае под таким углом. Можно встать на пачку книг – снятых с полок факсимильных бумажных изданий, – но и тогда ничего интересного не разглядишь. Кювье построен внутри и вокруг одинокого геодезического купола, большая часть которого занята шести- и семиэтажными домами-коробками, сооруженными еще в первые месяцы существования экспедиции, когда заботились больше о способности построек выдержать бритвенную бурю, чем об их эстетической ценности. Здесь не было систем саморемонта, и возводимые здания могли не только противостоять погодным катаклизмам, но и удерживать в своих стенах нужное атмосферное давление. Серые сооружения с маленькими окнами были связаны между собой дорожками, по которым в обычное время двигались малочисленные электромобили.
Только не сегодня.
Кэлвин дал сыну глаза, способные увеличивать увиденное и даже запоминать. Однако эти опции требовали большой сосредоточенности; не меньше сил отнимала и борьба с оптическими иллюзиями. Вот превращенные панорамным сокращением в крошечные черточки люди стали сами собой и возбужденно засуетились; до этого они казались аморфным роем. Конечно, Силвест так и не научился различать выражения лиц или хотя бы узнавать знакомых, но ему неплохо удавалось угадывать по движениям настроение тех, за кем он наблюдал.
Основная часть толпы двигалась по главной улице Кювье, неся плакаты с лозунгами и самодельные флаги. Если не считать забросанных грязью дверей и окон магазинов, а также вырванных с корнями саженцев айвы, толпа не совершила ничего противозаконного, однако, не замеченный ею, в конце улицы уже собрался отряд милиции. Присланные Жирардо люди высадились из фургона и занялись настройкой своего хамелеофляжа, переключая цветовые модели в поисках успокаивающего оттенка «желтый хром».
Силвест с помощью губки умылся теплой водой, затем тщательно подстриг бороду и завязал волосы в косичку. Натянул бархатную рубашку и штаны, а поверх надел кимоно с литографическими скелетами амарантийцев. Потом позавтракал – еда подавалась через окошко сразу после побудки. Опять глянул на часы: скоро она придет. Убрал постель и сложил диван, обтянутый морщинистой алой кожей.
Паскаль, как всегда, явилась в сопровождении охранника и двух вооруженных роботов. В комнату они не входили, зато перед журналисткой в воздухе жужжало нечто маленькое, расплывчатое. Больше всего оно напоминало заводную осу. Пятно выглядело довольно безобидно, но Силвест знал: рявкни только он в сторону своего биографа, и его лоб украсится дыркой точно между глаз.
– Доброе утро, – поздоровалась Паскаль.
– Не сказал бы, что оно такое уж доброе, – кивнул на окно Силвест. – Удивляюсь, как вам удалось сюда добраться.
Она опустилась на стул с мягким бархатным сиденьем.
– Это не так уж и трудно, даже в комендантский час, если имеешь знакомых в органах безопасности.
– Уже и до комендантского часа дошло?
Паскаль носила квадратную шапочку популярного у увлажнистов пурпурного цвета. Геометрически правильная смоляная челка подчеркивала белое, как мрамор, бесстрастное лицо. Одежда сидела на этой женщине точно влитая – жакет в черную и пурпурную полоску и такие же брюки. При виде ее почему-то думалось о росе, морских коньках и летучих рыбах, бликующих лиловым и розовым. Ноги сидящей Паскаль были скрещены в лодыжках и соприкасались стопами, тело чуть наклонено к собеседнику – он тоже слегка подался вперед.
– Времена изменились, доктор. Уж кто-кто, а вы должны бы радоваться этому.
А Силвест и радовался. В тюрьме, расположенной в центре Кювье, он просидел уже почти десять лет. Режим, в результате переворота пришедший на смену его собственному, пошел славным путем почти всех революционных правительств – его очень быстро разъела коррупция. Никуда не делось политическое расслоение общества, но изменилась его глубинная структура. Во времена правления Силвеста был раскол между теми, кто хотел изучать историю амарантийцев, и теми, кто хотел создать тут жизнестойкую, полноценную колонию, а не временный научный форпост. При этом даже увлажнисты – сторонники превращения Ресургема в некое подобие Земли – признавали, что амарантийцы могут однажды стать достойным изучения объектом. Теперь же общество разделял на политические фракции лишь вопрос интенсивности процесса освоения планеты. Одни ратовали за его постепенность, так что он мог затянуться на целые столетия, а другие – за экстренное создание пригодной для дыхания атмосферы, в связи с чем жителям пришлось бы на некоторое время покинуть Ресургем. Ясно было одно: реализация даже самых скромных проектов навсегда похоронит заветные тайны амарантийцев. Но это, похоже, почти никого не огорчало, а если кто и имел отличное мнение, он благоразумно помалкивал. Ученые, составлявшие костяк экспедиции, давно сидели на скудном финансировании, а прочие утратили мало-мальский интерес к амарантийской цивилизации. За эти десять лет изучение истории вымерших хозяев планеты стало уделом интеллектуальных маргиналов.
И ожидать перемен к лучшему не приходилось.
Пять лет назад через систему Ресургема пролетал торговый корабль. Субсветовик выключил свои двигатели и повис на орбите, превратившись для местного населения в новую яркую звезду. Его капитан, которого звали Ремиллиодом, предложил колонистам чудесные новшества: и товары, производимые в неизвестных мирах, и вещи, которых обитатели Ресургема не видывали со времен мятежа. Подобной роскоши колония позволить себе не могла. Начались раздоры, доходившие до кровопролития. Что покупать, машины или медикаменты, самолеты или инструменты для терраформирования? Пошли слухи о тайных сделках, о закупках оружия и запрещенных технологий. Хотя общий уровень жизни в колонии несколько поднялся со времен правления Силвеста (роботы-конвоиры и имплантаты для Паскаль были уже в порядке вещей), даже среди увлажнистов произошел раскол.
– Жирардо, должно быть, напуган, – сказал Силвест.
– Не знаю, – слишком быстро ответила Паскаль. – Мне важнее другое: наше время уходит.
– О чем бы ты хотела поговорить сегодня?
Паскаль взглянула на компад, лежавший у нее на коленях. За шесть миновавших столетий компьютеры принимали все возможные и невозможные формы, но эта – в виде тонкой дощечки и специального стилоса – так и не вышла из моды.
– О том, что случилось с твоим отцом.
– Ты имеешь в виду историю Восьмидесяти? Разве она не изучена в деталях, которых для твоих целей должно быть вполне достаточно?
– Ты прав. – Паскаль дотронулась стилосом до темно-красных, почти карминовых губ. – Конечно, я сначала ознакомилась с источниками и на большинство своих вопросов получила ответы. Но осталась одна не слишком значительная проблема, по которой у меня нет ясности.
– А именно?
Надо было отдать Паскаль должное. То, как она отвечала ему, абсолютно ничем не выдавая заинтересованности, будто всего лишь желая закрыть пустяковое «белое пятно», едва не усыпило его бдительность. Ловко, ничего не скажешь.
– Вопрос касается сканирования твоего отца на альфа-уровне.
– Вот как?
– Я хотела бы узнать, что случилось потом с этой записью.
Под слабым внутренним дождем мужчина с хитроумным пистолетом проводил Хоури к ожидавшему такси-фуникулеру. Ана не увидела на машине ни номера, ни других опознавательных знаков. Она была такой же незаметной, как и брошенный в Монументе паланкин.
– Входите.
– Одну минуту…
Как только Хоури открыла рот, мужчина упер ствол ей в спину. Не больно, но с ощутимой силой, просто чтобы напомнить: пистолет здесь. Эта деликатность говорила о том, что мужчина – профессионал; он не преминет воспользоваться пистолетом при необходимости. Ему это сделать даже проще, чем какому-нибудь агрессивному болвану.
– Ладно, я готова. Но кто эта Мадемуазель? Она конкурирует с «Игрой Теней»?
– Нет. Я уже сказал: ваши рассуждения слишком банальны.
Ничего важного он ей не сообщит, это ясно. Уверенная, что следующий вопрос тоже останется без ответа, Ана все же спросила:
– А вы кто такой?
– Карлос Манукян.