Город Бездны

Дверь детской комнаты отворилась. Тит толкнул сына внутрь, а сам остался за порогом.

– Привет, Небесный, – сказал Клоун.

Он уже поджидал мальчика.

* * *

В детской было много игрушек. Иные умели поддерживать что-то вроде диалога и на первый взгляд даже казались разумными. Небесный понимал, что эти вещи предназначены для детей примерно его возраста, они соответствуют картине мира, которая складывается у обычного ребенка на третий год жизни. Но большинство игрушек показались ему примитивными и даже дурацкими уже после второго дня рождения. Клоун был другим – не совсем игрушка, хотя и не совсем личность. Сколько помнил себя Небесный, Клоун всегда был рядом. Он стал частью детской, хотя находился там не всегда. Он не мог трогать вещи и не позволял трогать себя Небесному, а когда говорил, звуки доносились не оттуда, где он стоял, – или притворялся, что стоял.

При этом нельзя было сказать, что Клоун существует лишь в воображении. Он видел все происходящее в детской и непременно доносил родителям Небесного, если тот совершал заслуживающий порицания поступок. Так, Клоун наябедничал, что Небесный сломал лошадку-качалку и что в этом, невзирая на заверения мальчугана, нет вины ни одной из «умных» игрушек. Небесный возненавидел предателя, но ненадолго. Мальчик понимал, что Клоун его единственный настоящий друг, если не считать Констанцы, и что он разбирается в темах, недоступных даже ее пониманию.

– Привет, – печально отозвался Небесный.

– Вижу, тебя заперли за посещение дельфинария. – Клоун одиноко стоял в строгой белой комнате, прочие игрушки были аккуратно спрятаны. – Небесный, согласись, это неправильный поступок. Сказал бы мне, я бы показал дельфинов.

– Но не тех. Не настоящих. И ты их уже показывал.

– Но не таких. Смотри!

И внезапно оба очутились в лодке, в море, под синим небом. Вокруг на гребнях волн, вспенивая воду, плясали дельфины, их спины блестели под солнцем, словно мокрые булыжники. Впечатление портили только узкие черные окна в одной из стен комнаты.

Однажды Небесный нашел в книге сказок картинку. На ней был кто-то вроде Клоуна, в пестром наряде, с буфами и большими белыми пуговицами. На его комичной физиономии, обрамленной взбитыми рыжими волосами и обвислым колпаком в полоску, застыла широкая улыбка. Когда мальчик дотронулся до иллюстрации, клоун шевельнулся и показал те же фокусы и веселые ужимки, что показывал его собственный Клоун. Небесный смутно помнил времена, когда это фиглярство заставляло его хохотать и хлопать в ладоши, и казалось, нет на свете ничего смешнее и увлекательнее.

Но с тех пор Клоун успел поднадоесть. Он по-прежнему развлекал Небесного, но их отношения стали совсем другими, и пути назад не было. Теперь Клоун представлял для Небесного объект, подлежащий изучению, пусть даже для этого придется разобрать его на части. Клоун чем-то напоминал рисунки пузырьками, которые создавали в воде дельфины, – правда, эта картинка была сделана скорее из света, чем из звука.

И сейчас они были в лодке только понарошку. Под ногами все тот же твердый и гладкий пол комнаты, куда его запер отец. Небесный не совсем понимал, как создается эта картинка, но она вполне могла сойти за реальность. Даже стены детской стали невидимы.

– У дельфинов, живущих в бассейне, – у Слика и всех остальных – есть какие-то приборы, – сказал Небесный. Не мешает кое-что разузнать, пока он сидит взаперти. – Для чего им ультразвук?

– Чтобы проще было фокусировать гидролокатор.

– Нет. Мне просто интересно, кто додумался поместить их туда?

– А-а-а… Наверное, химерики.

– Кто такие химерики? Они полетели с нами?

– Отвечаю на второй вопрос: нет, хотя они были совсем не прочь.

Голос Клоуна, чуть визгливый, дрожал и поэтому напоминал женский. Но в нем при любых обстоятельствах звучало бесконечное терпение.

– Не забывай: когда Флотилия покидала Землю, а потом орбиту Меркурия, чтобы выйти в межзвездный космос, в Солнечной системе продолжалась война. Да, сражения к тому времени в основном закончились, но люди еще не договорились об условиях перемирия. Каждая сторона по-прежнему считала себя воюющей и была готова по любому поводу броситься в драку. Хватало и тех, кому война казалась последней возможностью что-то изменить. Преимущественно это были организованные преступные группировки, не более того. Химерики – точнее, те химерики, которые создали дельфинов, – определенно принадлежали к числу этих банд. Вообще химерики достигли поразительных результатов в экспериментах с киборгами. Они сращивали себя и своих животных с механизмами. Но часть химериков пошла еще дальше. В итоге их стали избегать даже соплеменники.

Небесный слушал Клоуна и впитывал сведения как губка воду. Воспитатель правильно оценивал способности Хаусманна-младшего и говорил вполне доступным для него языком, будучи уверен, что подопечный не упустит ни единого слова. Небесный догадывался, что не все трехлетние малыши способны воспринимать подобные рассуждения, но это его ничуть не смущало.

– А дельфины?

– Они тоже созданы химериками. С какой целью – нам неизвестно. Возможно, химерики собирались покорить океаны Земли, и дельфинам отводилась роль подводной пехоты. А может, это просто эксперимент, прекратившийся, когда война пошла на спад. Как бы то ни было, агенты Конфедерасион Судамерикана[1 - Южноамериканская Конфедерация (исп.). – Прим. ред.] отняли у химериков семейство дельфинов.

Небесный знал, что речь идет об организации, которая почти всю войну соблюдала нейтралитет. Ее интересы простирались далеко за тесные границы Солнечной системы. Собрав себе в помощь горстку союзников, Конфедерация осуществила первую серьезную попытку человечества пересечь межзвездное пространство.

– И мы взяли дельфинов с собой?

– Да, предположив, что они пригодятся в Пункте Назначения. Но устранить искусственные образования, вживленные химериками, оказалось очень трудно. Мы предпочли оставить все как есть. Затем родилось новое поколение дельфинов, и обнаружилось, что они не могут общаться со своими родителями обычным способом. Поэтому мы скопировали эти включения и имплантировали молодняку.

– Но в результате дельфины обезумели.

Клоун изобразил легкое удивление и чуть помедлил с ответом. Позже Небесный поймет, что друг «застывает», когда обращается к кому-нибудь из его родителей или других взрослых и спрашивает, как лучше отреагировать.

– Да… – промолвил наконец Клоун. – Но вряд ли мы в этом виноваты.

– Не виноваты? В том, что держим их в трюме, где воды несколько жалких кубометров?

– Поверь, сейчас они содержатся значительно лучше, чем в лаборатории химериков.

– Но ведь дельфины не могут этого помнить.

– Все-таки здесь им лучше.

– Откуда ты знаешь?

– Я же Клоун. – Вечная улыбка растянулась уж совсем неестественно. – Шуты всегда все знают.

Небесный хотел было спросить: «Что ты имеешь в виду?» – но тут вспыхнул свет. Это произошло внезапно и совершенно беззвучно; свет был очень ярким, он бил из узких окон в стене. Зажмурившись, Небесный увидел на сетчатке отражение окна – четкий розовый прямоугольник.

– Что это? – спросил он, моргая.

С Клоуном, а заодно и со всей комнатой происходило нечто непостижимое. В момент вспышки его фигура приобрела уродливые очертания, застывшая физиономия растянулась в разные стороны, словно растеклась по стенам. Лодка, в которой они с Небесным как бы стояли, искривилась вместе с остальной картиной. Линии расползались, словно кто-то размешивал изображение палкой.

Ничего подобного здесь прежде не случалось. Клоун не допускал непорядка в детской.

Хуже того, сияющие фигурки на стенах, освещавшие комнату, померкли до черноты. Только из высоко расположенного окна еще исходило слабое молочное свечение. Но и оно вскоре исчезло, и Небесный очутился в кромешной темноте.

– Клоун? – позвал он спокойно, а затем повторил чуть настойчивей.

Ответа не последовало. Это было странно. И это было нехорошо. Небесный почувствовал, как в нем поднимается парализующий страх. Да и как еще мог реагировать трехлетний малыш на подобную ситуацию?

И куда только подевались проблески «взрослости» и прочие признаки раннего развития, выделявшие Небесного среди ровесников. Он был просто ребенком, который оказался один в потемках и не понимал, что происходит.

Мальчик снова окликнул Клоуна, на этот раз с отчаянием, – конечно, друг уже ответил бы ему, будь это возможно. Нет, Клоун исчез. Детская, обычно залитая ярким светом, полнилась холодной мглой, вдобавок тут воцарилась тишина; не слыхать даже вездесущих шумов «Сантьяго».

Небесный направился туда, где должна была находиться стена, потом двинулся вдоль нее, надеясь найти дверь. Но когда дверь закрыта, она прилегает к стене вплотную, обеспечивая герметичность. Ему не удалось нащупать даже тончайшую щель. Внутри не было ни ручки, ни кнопки. Обычно – когда Небесный не был наказан – дверь открывал Клоун, стоило только попросить.

Но на ситуацию нужно как-то реагировать, причем адекватно, – и реакция пришла сама по себе, не заботясь о том, нравится она Небесному или нет. Мальчик заплакал, чего не помнил за собой уже давно.

Он рыдал, пока не иссякли все слезы и не защипало в глазах. Снова позвал Клоуна, напряг слух и ничего не уловил. Принялся кричать, но и это не помогло, только засаднило в горле.

Небесный пробыл в одиночестве не более двадцати минут, но казалось, будто прошел час, потом другой, потом еще долгие мучительные десятки часов. Одиночество при любых обстоятельствах было бы для него пыткой. Мальчик не знал, что происходит, и предполагал, что это затея отца, решившего наказать его построже. Время тянулось и тянулось, превращаясь в вечность. Потом мысль об отцовских кознях представилась нелепой. Тело все еще дрожало, но мозг взялся перебирать гораздо менее приятные версии. Что, если детская каким-то образом отделилась от корабля? Что, если она теперь дрейфует в космосе, удаляясь от «Сантьяго», от Флотилии, – а когда это обнаружится, будет уже поздно? Или, возможно, корабль захватили чудовища. Они бесшумно истребили на борту все живое, один лишь Небесный уцелел, но и до него непременно доберутся монстры…