– Лежать, тюфяк, отдавай нам то, что по карманам распихал.
Арнольд, дрожа всем телом, достал из кармана пригоршню мелких монет и всучил их в толстую сальную руку Бенни.
– А что это у тебя в руках?
– Не могу сказать, эта посылка очень важная! Я не могу вам отдать ее, хоть и бейте меня ногами по ребрам сколько у вас хватит сил!, – прокричал Арнольд и сжался в клубок, прижимая к груди серый конвертик без подписи.
Бонифаций, худой на первый взгляд, наклонился и одной рукой поднял за шиворот бедного Арнольда.
– Что в письме, чертеныш?
Арнольд молчал, что для него же стало хуже, потому что через секунду Бонифаций стукнул его об землю и забрал из его рук письмо, чуть не порвав конверт.
Арнольд хотел было закричать, но Бенни опередил его своим вопросом Бонифацию.
– Что с тобой, друг? Чего ты так привязался к письму? Мы ж собирались только денег забрать.
Но Бонифаций не слушал его, он открыл письмо, кинул конверт на землю и стал читать.
– Ну? Что там?, – Бенни с любопытством таращился на лицо друга.
А пока Арнольд встал и начал пятиться к проходу между домами, где его поймали.
– Друг, ну что там, а? Не томи!, – Бенни потряс друга за плечо.
Арнольд через пару секунд начал понимать что происходит и постарался не засмеяться, чтобы не получить новых тумаков.
– Я…я не могу прочитать. – пробормотал Бонифаций и уставился в пол.
– Я тоже…, – поддержал друга Бенни.
– Малявка. Скажи от кого письмо и мы тебя отпустим, я даже деньги верну.
– Нет, друг, ты не имеешь ли ввиду…, – начал Бенни
– Да, имею. Виктория с этим дурацким франтом. Она ему записки шлет, хотел вот застукать., – понурив голову сказал несчастный влюбленный – Бонифаций.
– Оно… от Отца Криста. В дом фрау Эргарт.
– Клянись, что оно не от Виктории.
– Клянусь.
– Бони, мы его что, правда отпустим?, – в глазах Бенни стояла Сама Нищета.
– Отдай ему его пожитки и пусть бежит. Кто знает, может если мы его оберем, пока он несет письмо от святого отца, то нас покарает Бог и мы будем грешниками. Я не хочу в аду гореть из-за него.
Свободный и снова повеселевший Арнольд с письмом в руках продолжил путь по дороге. Он думал, что все его приключения позади, впереди уже виднелся дом Эргартов, как вдруг, из его рук письмо унес ветер, поднявшийся стеной. Едва ли не плачущий мальчишка Арнольд понесся за ним и бежал, до тех пор, пока силы не покинули его. Он медленно брел по окраине города, над которым уже садилось солнце, и когда дорога привела его к одному из больших дворянских домов, он увидел свою драгоценную посылку. Письмо застряло и свернулось в чугунной изгороди дома фон Граффа.
Мальчик остановился в нерешительности, ему казалось за решеткой что-то есть. Мама однажды рассказывала что-то страшное про фон Граффов… или про их дом… он с призраками, кажется? Ладно, Бог защитил его от хулиганов, Бог поможет ему и на этот раз. Он осторожно двинулся к забору. Он положил письмо в конверт, когда уходил от Бен-Бона, и сейчас этот конверт стал центром этого мира. К нему все сводилось, в нем был смысл, и как у любого сокровища, у него был охранник.
Какой, он узнал буквально через пару шагов и сразу вспомнил о чем была та страшная история фон Граффов: их псарня, в которой однажды дюжина гончих разорвала на куски псаря. Фон Графф был искусным охотником и держал своих гончих голодными и готовыми к охотничьим подвигам. И по немыслимой случайности одна из этих гончих отвязалась этим вечером и готовилась сбежать. По еще одной немыслимой случайности именно эта гончая заболела на днях бешенством и ее воспаленный мозг с крайним рвением принял решение перекусить очень надоедливым мальчуганом, шаркающим своими маленькими ногами по ужасно шумной гальке.
Инстинкт самосохранения взыграл куда сильнее честности и прочих проявлений человечности в юном Арнольде и он ринулся бежать. Позади он слышал как гончая пытается перепрыгнуть забор, как что-то грохнулось в дорожную пыль. Тот же дружище – Герр Страх Быть Порванным В Клочья, подсказал Арнольду, что нельзя оборачиваться и нужно со всех ног бежать куда глаза глядят. Он вопил на всю округу, совершенно позабыв о письме, он бежал как Гелиос в Колеснице бежит вокруг планеты. Благо один из местных жителей догадался по крикам испуганного мальчика, что за ним гонится собака, и забежал домой за ружьем.
Через полминуты собака, любимая гончая фон Граффа – Вайоленс, была мертва. Выстрел в голову сразил собаку и она, неловко перевернувшись в воздухе, повалилась к ногам упавшего и выдохшегося мальчишки, который падал в обморок от ужаса и усталости, навалившихся на него за день.
Мокрые от слез глаза малыша Арнольда на мгновение замерли и округлились. Если Бог есть, то сегодня он был на его стороне, сомнений нет.
Тот звук у изгороди. Собака перепрыгнула через изгородь и порвала шкуру на боку, своим ударом она вышибла конверт из прутьев и он, по случайности, прилип к кровоточащему боку обезумевшей собаки. Пока люди сбегались, Арнольд, успел протянуть руку и вырвать конверт, пропитавшийся кровью бешеного пса.
Незаметно улизнув от толпы зевак, собравшихся идти к фон Граффу, Арни, побитый жизнью, весь в пыли, не думавший о содержимом своей руки, брел по улице, его мысли были о доме, он хотел домой, к маме и сестрам-забиякам. Сегодня он понял как их всех любит, даже Ангелу, самую задиристую, с ее рыжими веснушками.
– Эй, мальчик, с тобой все в порядке?
Арнольд поднял голову на голос. В его голове все встало на место. Алоис Эргарт. Сам, целый, прямо перед ним, готовый получить посылку.
Арни разбежался и плюхнул в руку ничего не успевшего понять Алоиса конверт, и смылся.
«Курьер, каких не видывал свет», – подумал про себя Арнольд, заходя в дом. Та весна была насквозь пропитана ложью.
***
«Дорогой Алоис, я вынуждена искать у Вас прощения за свое поведение. Ваше признание стало полной неожиданностью для меня. Я потеряла равновесие духа, ведь в моей жизни никогда не было ничего подобного. Прошу Вас, если вы еще не утратили вашей решимости, то не откажите мне в просьбе. Можем ли мы еще раз встретиться с Вами у Рыночной церкви завтра? Я буду ждать Вас вечером, за западной стеной в 3 часа после полудня. Стерегитесь моего Отца. Думаю, вы догадываетесь почему.
С уважением, Р. Крист»
Алоис еще долго не засыпал, прокручивая в голове текст письма снова и снова. И только когда на горизонте поднималась заря, ему удалось сомкнуть глаза.
***
В эту ночь Ребекка молилась у своей постели особенно долго. Красные колени сильно болели, ворс ковра казалось, был металлической стружкой.
Ей снова снилась она. Черная Дева Мария. Без голоса, без взгляда, без слуха. Черным монументом она высилась от небес до земли, мертвая и неподвижная. Черная вуаль, как ночь укрывала мраморный лик Марии. Безразличное, невоодушевленное лицо не отражало никаких мыслей. Ребекка никогда не могла понять чего хочет от нее Святая, ибо глаза Марии не видели ничего. Ребекка упала на колени, но нужные слова закончились. «Почему святая дева молчит? – думала Ребекка – пусть она даст мне откровение!»
Каждый раз, когда Черная Дева Мария приходила к ней во сне, слезы лились из глаз Ребекки.
***
Ночью ей снился кошмар, это она поняла по мокрым пятнам на подушке. Она никогда не могла вспомнить своих кошмаров, и это было ее благословением. Так она считала, ведь ангелы благоволят священникам и их дочкам (соответственно избавляют от кошмаров).
Во многом Ребекка полагалась на волю Божию, но некоторые вещи все же надо было делать самой. Например сегодня ее ожидала судьбоносная встреча с юношей, который поселился в ее нежном сердце. И (к большому сожалению) ангелы здесь были ей не помощники.
В маленьком зеркале в ванной нельзя, конечно, увидеть всего себя, но juste un peu… Наплевав на вульгарность своих мыслей, она встала и присмотрелась к своему лицу в отражении, прикидывая возможный план работ kosmetika…
Солнечный свет ровно ложился на ее лицо и она тщательно всматривалась в себя сверху вниз. Ровный бледный высокий лоб. С довольно симпатичным изгибом, светлые брови. Правильной формы нос, без горбинок, ровные крылья, след веснушек, длинная переносица. Может ли ему это нравиться? Пожалуй. Юная красавица отступила на шаг от зеркала и приложила холодные и мокрые ладони к пылающим скулам. В глазах стояла слезная пелена.
Сомнения уже почти покинули ее, но стыд сжимал горло чугунным хватом. Она шумно вдохнула носом и, плавно выдохнув, снова принялась рассматривать себя в убогом зеркальце, похожем на кривой осколок витража.